“Ты слышишь? Как будто ревут буруны. Мне кажется, близко от берега мы”. - “Сказать не могу я, где мы сейчас, Хочу колокольный услышать глас”. Роберт Саути "Ингкапский риф"
— На самом деле, история-то старая, лет десять уже прошло. Это при Тамаре Викторовне дело было. Работал у нас тогда Аркадий Викторович Шмуль, служил, что называется «конторской печенью». Колесил по необъятной в поисках договоров и подходящей работёнки. Мы его не любили, а ему было на нас плевать, главное, чтобы деньги на счет поступали регулярно. А так как контракты он находил серьёзные, с нефтяниками там или металлургами, то и зарплата у него была не хилая. Мужиком он был препротивным. Но о мёртвых либо хорошо, либо ничего… хотя, что это я забегаю вперёд. Междусобойные перешептывания прекратились и все затихли, ожидая продолжения. Уже никого почти не осталось от старого коллектива, а молодежь обожала все эти побасенки и истории, особенно на пятничных посиделках за пивом, благо бар сразу за углом. — Ну, так вот, был такой проект, собирались строить через Азовское море трубопровод. С экологами договорились, правительство добро дало, ну и нас как научный центр подключили, как раз стараниями Шмуля — кому он что занёс, или с кем выпил, понятия не имею, да только к концу мая нам уже командировку организовали. Поехали мы вместе с геологами и проектантами. — Так, а зачем там металловеды-то нужны были? — Тут как раз самое интересное: в советское время на этом же месте уже начинали строить этот самый нефтепровод, но что-то пошло не так. Документов никаких не осталось — то ли бюрократия задушила всё, то ли в партии планы поменялись, то ли СССР развалился, мы так и не выяснили, когда информацию собирали. Но часть труб была уже на тот момент проложена, и когда все это дело свернули, трубы там так и бросили. Так вот, мы должны были организовать подъем труб и там на месте изучить, что с ними стало за прошедшие тридцать-сорок лет, и есть ли они вообще там ещё, а то может их коррозия растворила. Для того и поехала я, и еще две наших девчонки, Катюха — оператор микроскопа, а Аньку как лаборанта взяли, ну что б она процесс весь организовала, типа, кто шлифы нам там нарежет, куда отправить образцы, на почту сходить, короче коммуникации всякие и логистику. Я-то сама далека от всей этой скукоты, да и с людьми не люблю общаться, мне дай трубу и отойди подальше, а уж я из неё по максимуму выжму. Ладно, продолжу. Прилетели мы в Ростов, а там нас Аркашка уже поджидает. Нашел где-то ПАЗик, мы в него погрузились, а я досыпать продолжила, самолет ночной был — то ещё удовольствие. Сквозь сон слышу, как Аня с Аркашкой не то чтобы ругаются, но что-то она ему выговаривала. А он ей: — Я вас до объекта довезу, передам заказчику и адьё. — В смысле «адьё»? Нам сказали, что вы курируете объект. — Я вас и из Ростова прокурировать могу, телефон есть — звоните, я в этой дыре торчать не буду. Помню, я тогда даже глаза разлепила на Анькину физиономию посмотреть, так она возмущена была. Через полтора часа мы были на месте. Это было похоже на заброшенную деревню, но в итоге оказалось, что там всё-таки кто-то жил. Нас поселили в старом пансионате, выполнявшим время от времени роль гостиницы, хотя для кого — было загадкой, вряд ли туда за последние 30 лет хоть кто-то приезжал. Мы побросали вещи, и Аркашка пошёл нас представить руководству. Типичные москвичи: холёные лоснящиеся щечки, наманикюренные пальчики. Парни ещё больше по ходу не одупляли, что происходит. Их физиономии отражали всю брезгливость и неприязнь. Да и можно было понять: мы стояли по среди полузаброшенного поселка, на фоне развалившихся хибар с чёрными проёмами окон, вдалеке ржавел каркас старого рыбсовхоза, а в нескольких метрах от берега на пяточке суши высилась серая, почти осыпавшаяся колокольня, бог знает, с каких времен там торчавшая, и непонятно, почему до сих пор не поглощённая морем. Всё говорило о запустенье и разложении. С трудом верилось, что в этом месте можно хоть что-то построить и организовать… — Погоди, ты слишком нагнетаешь обстановку. — Ой, Никита Владимирович, привет! Молодой мужчина протиснулся в застывшую вокруг рассказчицы компанию, отхлебывая приличный глоток пенистого Гиннеса. Он присел к даме поближе, слегка подмигнув. — Привет-привет, молодёжь развлекаешь? — Да, вспоминаю былое. — Тогда вставлю свои пять копеек. Поселок не был таким заброшенным, как ты говоришь, там вполне себе жили какие-то человечки. Хмурые все, правда, были — но по мне, так обычный захолустный видок. У них даже праздник там какой-то был, вспомни. — Да, точно, День Нептуна — жуть. — Это тебе жуть, а Аню с Катериной, они уговорили в нем участвовать. — Я, знаешь ли, как вспомню эти их красные платья — меня дрожь пробирает. — Ну да, колхозные какие-то. — Да я не про то, инфернально они выглядели, как сектантки. — Так, Екатерина Александровна, а что дальше-то было, — встрял в их диалог какой-то кудрявый парнишка на краю стола. — Хммм… Дай подумать, Никита Владимирович меня правильно поправил, мы занялись обустройством передвижной лаборатории, наладили потихоньку исследования, а пока суть да дело, скучно же, стали по посёлку гулять, с местными общаться. У них день Нептуна намечался, делать всё равно нечего было — пока ждали результатов от микробиологов. Решили поучаствовать. Панина с Шандыбиной вот даже ряжеными согласились быть. — Простите, а это Вы не про Анну Николаевну Панину? Ну, которая начальник службы метрологии в Москве? — смущённо уточнила соседка кудрявого парнишки. — Ну это она сейчас Анна Николаевна начальник метрологии. — А тогда она была просто Анька. Девка туповатая, но исполнительная. — Катя, ну давай не при всех же… — Никита Владимирович с укоризной посмотрел на неё. — Короче забудьте. — В общем, день Нептуна. Приодели их в пышные красные платья. — Да-да, тюлевые какие-то, с подъюбниками, как на самовар. — Не перебивай. Выстроили народ в длинный коридор вдоль берега, а в руки раздали какие-то ветки с белыми цветами. Типа арки вышло. Народ в основном весь наш был, из местных человек десять не больше. Я ближе всего к берегу стояла. Ноги в гальке вязли, вода накатывала, холодать под вечер стало… как-то я себя неуютно почувствовала, какой-то озноб по телу. А шествие всё не заканчивается: девки через арку взад-назад ходят, а местные какую-то жуткую мелодию на дудках играют, заунывную такую, как в собаке Баскервилей. Настроение у меня в конец упало — ну я возьми и развернись к морю. Тут у меня сердце и ёкнуло. Метрах в трёх от берега Аркашка стоит, весь сетями обмотанный, с железной короной на голове. — Так уж и с железной? Пластмасска наверное. — Нет-нет, железная, местами даже пятна ржавые видны были, я её хорошо запомнила, никогда больше такую не встречала, сколько по музеям не искала. У неё зубья такие волнистые на щупальца похожи, а между ними раковины двустворчатые, но не приклеенные, а приросшие, живые, тиной облепленные. Да и сам Аркадий Викторович смотрелся, как будто его волоком по донному илу протащили. Взгляд пустой, зловещий, куда-то в одну точку. Я даже глаза отвела от него в сторону моря и старой колокольни. И пожалела тут же. До этого, когда всё начиналось — тишь да гладь была, не то что волн, ряби не было, а тут море пенится, и в бурунах до самого горизонта, а в сумерках мне ещё головы какие-то в воде мерещатся стали. Ну как у Пушкина богатыри из волн выходят, а тут нечисть: головы бурые, склизкие, только вокруг Шмуля ни волн, ни ряби, ни голов этих — аномалия, одним словом. Я значит, смотрю на это всё как вкопанная, а краем уха слышу, что шествие за спиной уже прекратилось, и меня в общий хоровод тянут, а в центре уже наши девицы стоят и морского царя призывают… Никит, помнишь текст? — Нет конечно. — Ну хорошо, сейчас припомню сама, там что-то типа: от скал у нас кости, от морской воды кровь, мысли от туманов, в море родились в море умрём. Стали они подниматься из воды, а у меня голос сел, я не то что закричать, слова сказать не могу, стою, глазами хлопаю. Потом всё-таки закричала и народ повернулся. Всего мгновение — и головы исчезли, как будто их и не было. Я всю ночь глаз не сомкнула, трясло как в лихорадке. В итоге, наутро собрала вещи и пешком до трассы, села на попутку до Ростова и первым рейсом домой, из вокзала даже не вышла. От командировки отказалась естественно, и больше на море не езжу, теперь только в горы, никакой воды, боже упаси. — Так, а остальные?.. — Остальные не знаю, они не в нашем отделе были, а вот Шандыбина с Паниной вскоре после этого, по приезду домой, родили. У одной мальчик, у другой девочка. Панина так замуж и не вышла и чей это был ребенок мы так и не узнали, а вот с Шандыбиной муж развелся сразу после родов, как ребёнка увидел. Мы тогда ещё его козлом все нарекли, мол вот гад жена родила, а он её бросил… ну и тому подобное. А вот Никита Владимирович, думаю, прокомментирует, что там после моего отъезда-то случилось, и причем здесь Шмуль? — Шмуль ни при чем, мужик просто заболел неудачно. — Шутишь? Да он весь чешуей покрылся и слизь какая-то по всей коже, я как вспомню — аж тошнота берет. — Госпади, да кто его знает, какую инфекцию он там подцепил, не зря он так не хотел в этой дыре торчать, но ты же сбежала — ему пришлось тебя заменять. Мужик месяц отработал, а потом слёг. Ну и с концами… Собственно я сам тоже только пару дней пробыл после тебя и в Юганск улетел, за те два дня ничего особого не происходило, тишина. Оказалось трубы, когда стали их вытаскивать, около того островка с колокольней проходили, там же на дне рядом колокол огромный затонул: видимо свалился когда-то, а поднимать не стали. Ну так вот, трубы там все насквозь прогнившие были и в пятнах каких-то, микробиологи сказали, это какая-то водоросль едкая. Но что странно: трубы сгнили, а вот колокол-то целый, только водолазы его даже сдвинуть не смогли, фотографии сделали для порядка и всё. Да и вообще они как-то быстро свои работы под водой свернули. Ничего не сказали, просто собрали вещи и прям как ты по-быстрому свалили. С одним из них я уже в Ростове пересёкся, он в баре сидел и пил как не в себя. Ну я подсел. А он как меня узнал, сразу бежать, я его притормозить пытался, разговорить хоть немного, а он мне — всё, мол, конец его работе настал, не будет он этим больше заниматься. — Чего это с ним? — Вот и я подумал, чего это. Иду за ним значит, а он кричит: «Не подходи, я к этим амфибиям больше не полезу, сами там купайтесь!» — Каким амфибиям? — Да хрен знает, но так и сказал: «к амфибиям не полезу». — А вот странно, вы Екатерина Александровна сказали, что у Шандыбиной и Паниной по ребёнку родилось, я же вот застала их еще, когда устраивалась, да что-то не про каких детей никто и не заговаривал из них, даже фотками не делились, — снова подала голос девушка. — Вот то-то и оно, — Екатерина Александровна многозначительно посмотрела и, попрощавшись со всеми, не спеша направилась к выходу. — Кать, постой! Провожу. Никита Владимирович тоже выбрался из окружения подзависших от рассказа новичков. — Никит, я на такси, давай потом пересечёмся, на неделе. — Как ты резко. Я ж без умысла, так просто вспомнил всякое, ностальгия… Он поднял вверх руку, подзывая проезжавшее мимо такси. Под спустившемся слегка рукавом, в свете уличных фонарей чуть мерцала блестящая от слизи чешуя, проступающая сквозь облупившуюся кожу.День Нептуна
14 мая 2021 г. в 23:26