...и тебе помогут

      Примечание: Действие происходит после главы "Зловещая паротелега", фик был написан, когда дальнейший сюжет ещё не был известен.       Ингвар как раз аккуратно раскладывал купленные тетрадки, когда под окнами раздалось цоканье металлических копыт. Причем цоканье какое-то ущербное. Нахмурившись, Ингвар быстро подошел к окну.       Так и есть — у Меркулова опять какие-то приключения! Каким гоголем он уезжал на прогулку — автоматон блестит воронением, костюм, сшитый Дановной, прост и безупречен, прическа, хоть и под шлемом, волосок к волоску, гоглы сверкают! А сейчас… Шлема и гоглов нет вовсе, костюм помят, а автоматон… Ингвар скривился от смеси жалости и злорадства — авария, не иначе. Бедный пароконь, и за что ему достался такой хозяин?       Ингвар, конечно, знал, что несправедлив — Дмитрий отлично ухаживал за автоматоном и прекрасно умел с ним управляться, но… но сам бы Ингвар справился не хуже! Да что там, лучше, гораздо лучше! Короткая поездка нынешним утром вновь разбудила несбыточные мечтания. Он вздохнул. Что ж, если поездить на чудесном пароконе ему не светит, то покопаться во внутренностях — очень даже. Ведь к кому, спрашивается, обратится Меркулов для починки своего автоматона, а? Ага! Ингвар усмехнулся — да-да, неуважаемый Дмитрий Аркадьевич, вам придется попросить как следует, и тогда возможно — возможно! — такой мастер как Ингвар Штольц и уделит вам немного своего времени.       Он схватил первую подвернувшуюся под руку книгу, и уселся в кресло, как бы погруженный в чтение, чутко прислушиваясь. Наконец, послышались шаги… мимо! Ну конечно, очередное переодевание… Потом ванна… Рррр! Взглянуть на раны несчастного пароконя хотелось поскорее. Ингвар отбросил книгу, и направился в конюшню.       Так. Царапины на корпусе. Крупная вмятина на боку справа. Несколько помельче — на голове и груди. Что с ногами? Разбалансированы — слетели с главной оси. Котел? Вроде порядок — пробоин нет. Или есть? Эх, инструменты в комнате. Впрочем, минимальный набор есть и под седлом. Ингвар зашарил в кофре — странно, где же они? Пусто… хотя нет, на дне что-то болтается… впрочем, на инструменты не похоже. Ингвар вытащил непонятный предмет, оказавшийся пачкой карточек, перехваченной каучуковой резинкой. Глаза у него вытаращились, из горла вырвалось непроизвольное «ох!», а рука сама собой сделала движение, впрочем, незавершенное, швырнуть подальше это… это…       Юноша сглотнул, чувствуя, как щеки наливаются жаром, и вновь приблизил к себе ладонь. На картинке размером с половинку обычной почтовой карточки было фотографическое изображение дамы в весьма фривольном виде и позе — повернувшись спиной и задрав на спину пышные юбки, дама, наклонясь вперёд и опершись на крышку пианино одной рукой, являла зрителю свои женские прелести. При этом другой рукой она отводила в сторону ягодицу, видимо, для лучшего обзора, и ещё умудрялась при этом зазывно улыбаться, чуть обернув голову.       Карточки, несомненно, принадлежали Меркулову — кому ж ещё, раз лежали в его автоматоне! Гнусный, развратный типчик! И после разглядывания этакой гадости он смеет смотреть на Лидию! Ничего, он сообщит ей, что… Ах да. Он уже никогда и ничего ей не сообщит после сегодняшнего. Ингвар судорожно втянул воздух. Картинка в руке притягивала взгляд, ладонь ощущала приятную гладкость и увесистость пачки, и все мысли и о сегодняшнем фиаско, и о подлом Меркулове, и даже о несчастном автоматоне отступили перед дамой в пышных юбках. То есть без пышных юбок. И Ингвар решительным движением сорвал резинку.       О, что это были за фото — мужчины и женщины парами, втроём и вчетвером, полностью обнаженные, или обнажающие только самые пикантные места, совершающие сокровенный акт, или просто позирующие в самых что ни есть развратных позах. Особенно юношу поразило изображение, на котором молодая дама с выражением неземного блаженства на лице засунула себе прямо в рот весьма внушительных размеров орган господина в носках с подтяжками. Какие, должно быть, тот испытывал ощущения!       Ингвару было жарко, лицо горело огнем, он плавился среди всего этого буйства похоти и разврата, и в какой-то момент стало совершенно невозможным не прикоснуться к себе. И как раз тогда, как его рука сжалась на такни штанов, он, случайно вскинув глаза от этих невозможных карточек, упёрся взглядом… во внимательно глядящего на него Дмитрия Меркулова!       Один и Фрея!!!       Он попытался прикрыть пах, уже сознавая тщетность попытки, метнулся за автоматон…       Сердце стучало в горле, в ушах зашумело, ноги стали ватными…       Такого унижения он не переживёт…       Не сможет, никак…       Это… конец… просто конец...       — Ингвар? — ненавистный голос. — Я… гм… позволил себе инструменты у вас в комнате взять, так как вас не было.       — Рылись в моих вещах? Истинно светское поведение! — Язык, как обычно, сработал быстрее, чем Ингвар смог осознать неуместность, или даже опасность своих речей.       — Очевидно, как и вы в моих, — последовало незамедлительное парирование.       — Я… я…       — Ja-ja! — весело передразнил Меркулов. — Уже звали к обеду, давайте поторопимся. Ингвар нерешительно высунулся из-за пароконя. Хотелось бы прояснить всё разом.       — И что же, вы даже не прокомментируете… — он сглотнул, — увиденное?       Меркулов просиял:       — О! Вам бы хотелось услышать мои комментарии?       Ингвар замотал головой, чувствуя себя дураком. Как, впрочем, часто при Меркулове.       — Ну, раз нет… то верните, пожалуйста, карточки на место... после того, как почините и испытаете автоматон, — очень вежливо, так, что придушить захотелось, обронил Меркулов, и, повернувшись на каблуках, вышел вон.       Ингвар поплелся следом, переваривая услышанное. Кажется, ему предложили не припоминать увиденное, вдоволь насладится картинками и покататься на пароконе в обмен на ремонт?       — Непременно, — стараясь, чтобы ответ прозвучал непринужденно, ответил он, ликуя в душе.