a little impossible love

на талию, перевязанную поясом черного фартука, слишком свободным жестом ложится чужая рука. удивительно крупный кадр, так что канарян замечает даже через полуприкрытые веки и вздрагивает, недовольно хмурясь. дремлющий ефим секундно разлепляет глаза, чуть поворачивается, прижимаясь теперь не боком, а грудью к теплому эдику, легонько ведет по черной футболке мягкой щекой и удовлетворенно вздыхает, снова расслабляясь, обнимая мужчину поперек туловища и закидывая на него ногу. тот сдвигает брови ещё ближе друг к другу и закусывает щеки, чтобы не улыбаться спящему ласково и насквозь пришибленно нежностью. татуированная рука ложится на талию парня, поглаживая в неосознанном жесте защиты от иных касаний. ефим жмурится, лениво растягивает губы в блаженную улыбку— очень уж любит тактильность — и старается приластиться ещё ближе, получить на капельку больше близости. ему дай волю — растворится в человеческом тепле, останется жить под сердцем, иногда прогуливаясь по ребрам волнующим зудом. эдик оставляет экран телевизора без внимания, прижимая парня к себе ближе и пропуская волосы через пальцы свободной руки. тот тянется к руке, задирая голову и потираясь ею о ласковую ладонь; тихонько стонет сквозь сомкнутые губы и, когда пальцы принимаются за блуждание в волосах, совершенно размякает и, заботливо придерживаемый, потягивается совершенно по-кошачьи, изгибаясь в пояснице. рука в последний раз проходится по волосам, мягко приглаживая взъерошенные прядки, и ложится на щеку, поглаживая подушечками пальцев под подбородком. взгляд эдика падает на горящий экран, где знакомые лица вещают о пройденном конкурсе, и он снова хмурится, вспоминая неожиданно властную руку на почти родной талии. канарян избегает таких формулировок даже на подсознательном уровне и, вообще-то, не ревнует — лишь помнит, как между ними тогда пробежал холодок, и отгоняет мысли «а что, если бы фим тогда не оказался умнее?». распластавшийся на нем парень, будто чувствуя его переживания, глубоко и сладко вздыхает, уже почти просыпаясь. он всегда такой во сне, и такой его образ — беззащитного и ужасно мягкого — контрастирует с обычным амплуа веселого и активного парня с вечной улыбкой, заставляя эдика ещё старательнее избавляться от идиотского тумана в голове.