serendipity

Романов закидывает в рот жвачку, пытаясь избежать разъёбанных на следующий день щёк и языка, становится на ступеньку эскалатора, но стоять нормально не может: дёргает левой ногой, поправляет воротник пуховика и старается уцепиться за один из череды рекламных плакатов на стенах, пытаясь унять нетерпение. Сука, как же невыносимо долго. В голове даже возникает мысль развлечения ради усесться на перила и съехать на них – всё равно никого нет, кроме него, – но что-то внутри останавливает. "Что-то" внутри, конечно, зовётся Сашей и является старшим братом, который будет методично выжирать мозги ложечкой, если ему придётся среди ночи вытаскивать Ника из ментовки. Не, нахуй надо, ещё трип будет портить. Романов ступает на отвратительно оранжевый мрамор перрона, выходя на пустую станцию, и медленно прогуливается до ближайшей колонны, опирается о неё плечом. Часы над тоннелем показывают, что предыдущий поезд уехал шесть минут назад, значит, к счастью, ждать долго не придётся даже сейчас, когда Ник в половину первого ночи ловит последний состав. Наверное, слишком рано. Возможно, стоило остаться ещё на несколько часов, купить ещё одну таблетку и забыться в трипе на несколько часов, двигаясь на танцполе под техно, и тогда уже уехать на первом поезде метро, но вот он здесь, залипает в схему линии, висящую на стене напротив. В конце концов, он и на метро-то домой поехал только для того, чтобы оттянуть момент возвращения домой. От этих мыслей Романова отвлекает подъезжающий поезд и дающий по ушам скрип тормозов. Ник подходит к дверям, невыносимо долго ждёт, пока они откроются, а затем проходит в вагон и буквально валится на свободный ряд сидений с одной из сторон, откидывает голову назад, делает пузырь из жвачки, оглядывается. Вагон абсолютно пустой, только напротив него сидит какой-то мужик: серьёзно, как можно было из такого количества свободного места интуитивно выбрать именно то, где будет кто-то рядом, Романов? Наверное, странно будет сейчас, кинув на него оценивающий взгляд, внезапно пересесть, но не похуй ли? Вообще на самом деле похуй, что он там сидит, если Ник захочет закинуть ноги на сиденья напротив, он и так это сделает. Мужик смотрит на него без каких-либо эмоций, скорее взглядом окидывает, без оценки даже, как будто бы от скуки, но когда они пересекаются взглядами, то сидят так достаточно долго. Романову даже становится некомфортно – что в новинку – он отворачивается и не видит того, как чужой взгляд опускается на его шею и медленно ведёт вниз, до самого расстёгнутого воротника рубашки. Нику вообще становится некомфортно сидеть напротив него: человек ничего не делает, но как будто бы у него... Аура какая-то не такая? Не, это уже херня от гадалок из инсты. Может быть, это интуиция. В конце концов, кто вообще среди ночи будет ездить на метро в костюме и с гитарой? Романов поворачивает голову обратно и окидывает взглядом теперь уже чехол от гитары, который незнакомец держит рядом с собой лёвой рукой, чужое чёрное пальто и костюм под ним. Рубашка тоже чёрная – с похорон что ли? Ник беззвучно коротко смеётся про себя, растрепавшиеся волосы взъерошивает пальцами, расстёгивает куртку, потому что жарко становится, и чуть-чуть сползает на сиденье вниз. Может быть, это какая-то шавка Саши за ним следит? Внезапная мысль мгновенно пускает корни в голове, порождает десятки новых, и через несколько секунд мужик напротив видится Нику демоном, которого хочется избить до кровавых соплей. Отвлекает уведомление на телефоне – очередное сообщение от Кости. Бля, заебали. Романов суёт телефон обратно в карман, даже не смахнув уведомление, снова поднимает взгляд и встречается с глазами напротив. Ему кажется, что они смотрят друг на друга так, словно давно знают, хотя Ник готов поклясться, что мужика этого видит в первый раз в жизни. Может просто не помнит? Может быть, они встречались в каком-нибудь клубе и Ника не запомнил в очередном трипе? Нет, вряд ли такой пижон, как этот, бывает в местах, куда Романова по выходным жизнь затаскивает, у него даже запонки, выглядывающие из-под рукавов пальто и пиджака, золотые. Серебряная цепочка на шее, пальто от маккуина – такое по меньшей мере две сотни – и высокие ботинки от него же – ещё примерно на сотку. Про костюм Ника не думает – становится лень. Может быть, мужик какой-нибудь крутой артист из консерватории, который решил, пока нет людей, прокатиться на метро и почувствовать вкус простой жизни? В любом случае, от взгляда этого чувака Нику некомфортно. Такое ощущение, как будто он всё о нём знает: и то, что его почти числанули месяц назад, и то, что он любит есть на завтрак, и про зиплок с двумя таблетками во внутреннем кармане пуховика – тоже. В принципе, даже если и знает, похуй, только бы не делал ничего. К счастью, от откровенного разглядывания Ника незнакомца отвлекает телефонный звонок, когда они подъезжают к предпоследней станции на линии; он хмурится, словно его оторвали от чего-то ужасно важного, достаёт телефон из кармана пальто, пару секунд смотрит на экран, а затем смахивает по нему, отвечая на звонок. У него приятный хриплый голос, отвечает он кратко: "да", "всё готово", "скоро буду" – и Нику вдруг становится ужасно интересно, о чём он. Что, бля, готово в почти час ночи? Мужик, кажется, злится на кого-то на том конце провода, потому что отворачивается и хмурится; в этот момент Романов замечает на шее достаточно необычную татуировку, смахивающую на штрихкод, как на товарах в магазине. Личный номер? Из тюрьмы сбежал? Ника снова беззвучно смеётся про себя, растягивает во рту зубами потерявшую свой вкус жвачку и снова треплет несчастные волосы, когда голос диктора на весь вагон оповещает о том, что они почти на конечной станции. Незнакомец встаёт ещё до того, как поезд начинает тормозить, закидывает на плечо чехол для гитары и застёгивает пальто на одну пуговицу, отходя к дверям. У Романова возникает ощущение того, что чехол какой-то слишком тяжёлый даже для электрогитары, но он скидывает эту мысль на то, что он сейчас под кайфом, вот и кажется всякое. На торможении Ник решает встать, подходит к дверям, оказываясь в полуметре от чужой спины. Мужик пахнет парфюмом от живанши – и Романов не может решить, это ему кажется попсой или привлекающей классикой. Наверное, и то, и другое. Наверное, странно, что когда двери вагона открываются, он чувствует внутри какое-то странное сожаление из-за того, что эта короткая поездка закончилась. Ник никогда не имел проблем с самооценкой и без всяких там мыслей знакомился с людьми или заводил разговор, если ему хотелось, но сейчас было такое ощущение, что если бы он нарушил безмолвную атмосферу в вагоне поезда, в Петербурге точно случился бы апокалипсис. Романов погружается в эти странные мысли, пока следует за незнакомцем к эскалатору и становится от него в четырёх ступеньках – не специально, просто им в одну сторону. Уже на улице он останавливается почти сразу около дверей метро, достаёт из кармана пачку и вытаскивает зубами сигарету, сразу же поджигает. В первый раз за три дня в это время не моросит мелкий мерзкий дождь, поэтому не приходится прятаться под короткий козырёк ближайшего киоска и ждать убер, чтобы пять минут проехаться до соседнего квартала. Ник застёгивает курку, оставляет сигарету в зубах, двумя руками держа телефон и печатая сообщение, и вскидывает взгляд, когда периферийным зрением замечает рядом те самые ботинки от маккуина. — Огонька не найдётся? Незнакомец из метро стоит, наверное, слишком близко, держит в пальцах сигарету и смотрит на него вопросительно, но Ника может думать только о том, что эта фраза из чужих уст прозвучала, как какой-то тупой подкат. Как будто бы сейчас мужик криво улыбнётся, скажет ещё какую-нибудь хуйню и попросит Романова дать ему телефончик или предложит проехаться. Стоп, он же из метро вышел, какое проехаться. Пока Ник ищет по карманам зажигалку, в голове красной бегущей строкой светится "вот бы предложил". — Спасибо, — незнакомец поджигает сигарету и отдаёт зажигалку обратно Романову так, что их пальцы не касаются, медлит с пару секунд, прежде чем отойти, и Ник внезапно этим пользуется. — Пожалуйста. На концерт собрался? — на "ты" они не переходили, но Романову почему-то подсознательно кажется, что так правильно. На сколько мужик его старше? Лет на пять-семь максимум, он не выглядит старше тридцатки. — Можно сказать и так, — незнакомец отвечает таким тоном, словно хочет показать, что в беседе не заинтересован, но в ответ достаточно доброжелательно улыбается уголками губ, поправляя чехол на спине. Он, кажется, открывает рот, чтобы ещё что-то сказать, но его перебивает окрик со стороны дороги – на громкое "Паша!" поворачиваются они с Ником оба. В метрах двадцати от них на дороге сверкает аварийками чёрная пятая бмка седан, со стороны водителя открыта дверь и там же, положив руку на крышу машины, стоит какой-то парень. Лица Ник не видит из-за темноты и того, что незнакомец натянул капюшон и кепку прямо на лицо. Паша – сейчас он скорее выглядит как Павел – вздыхает тяжело, совершенно не скрывая этого, в последний раз ловит взгляд Романова, всё ещё улыбаясь уголками губ, и бросает наполовину скуренную сигарету в мусорку. — Спасибо за зажигалку. Удачи. Может быть ещё пересечёмся. Ответить что-то Ника не успевает, потому что Паша разворачивается ещё до того, как заканчивает последнюю фразу, и быстро уходит к машине. Кто это, интересно. Парень? В третий – в миллионный, на самом деле – раз за вечер Романов ржёт со своих мыслей, но теперь уже позволяет себе смешок вслух. Телефон в кармане снова вибрирует, Ник матерится, зажимает в зубах догорающую сигарету и смотрит на экран – опять Костя. — Ты заебал, ночью спать надо, нахуя названивать? Если я не отвечаю один раз, значит... — Где ты? — голос брата из трубки звучит непривычно серьёзно, на фоне шумят смесью немецко-польского какие-то люди, затем Костя, кажется, садится в машину и небрежно бросает кому-то что-то неразборчивое на том же польском. — У метро, дома скоро буду, чё хотел? — Ника уже от этого разговора устаёт, берёт сигарету двумя пальцами и выдыхает дым вертикально вверх. — Вызывай такси и езжай к Саше в офис. Я не знаю подробностей, но в него стреляли. Снайпер, кажется. Узнай всё, что сможешь, и дуй в больницу, потому что мне по телефону никто ничего... Романов убирает телефон от уха и смотрит на экран. На нём – дурацкая фотка Кости, таймер звонка отсчитывает уже больше тридцати секунд разговора. Кажется, не галлюцинация от таблеток. Когда он снова прислоняет трубу к щеке и говорит "что?", Костя почти срывается, снова повторяет весь порядок действий, но теперь в голосе отчётливо слышно раздражение, и напоследок спрашивает Ника, не пьяный ли он. Тот мотает головой, затем только вспоминает, что Костя его не видит, и говорит "нет". Брат бросает трубку, перед этим сказав ему отзвониться, как будет на месте; Ник стоит ещё несколько секунд, обрабатывая информацию в слабо сейчас соображающей голове. Охуеть? Охуеть. Сигарету догоревшую он просто выпускает из пальцев, смотрит на всё ещё стоящую невдалеке машину и вдруг снова встречается взглядом с Пашей. То ли лицо у Романова сейчас такое, то ли ещё что-то, но в этот раз не он не выдерживает этого взгляда – Паша отворачивается почти сразу, следом поднимается стекло в его двери и машина резко трогается с места. Спустя полтора года они в самом деле пересекаются – перед зданием суда, после последнего заседания по делу об убийстве его брата. Ник выходит из него, не чувствуя никакого удовлетворения от приговора – даже если ублюдок этот сгниёт в тюрьме, всё равно не будет чувствовать – и сразу же закуривает. В голове крутится только желание поехать в офис, подальше от взглядов семьи и любых разговоров, и напиться или закинуться, просто отключиться от жизни и стереть из памяти последние полтора года жизни, состоявшие только из расследования и разборок по поводу семейного бизнеса. Романов спускается по ступенькам к дороге, нажимает на кнопку на ключах, открывая машину, распахивает дверь с пассажирской стороны, чтобы бросить на сиденье пальто, и вдруг замирает. "Паша, блять!" брошенное кем-то у соседней машины, словно открывает какую-то страницу в памяти, и Ник видит перед глазами картинку: гитара, татуировка на шее и зажигалка. Он поворачивает голову и в самом деле видит его – Пашу – теперь в совсем другом пальто, в совсем других ботинках и без чехла. Парень рядом с ним – пацан скорее, усатый и с пшеничными волосами – что-то всё ещё пытается доказывать, но Паша его не особо слушает, пытаясь вынуть из пачки сигарету. Кажется, Романов видел этого парня на заседании – а может он себе придумывает. Ника даже про сигарету в зубах забывает, просто стоит и смотрит на чужую ссору, не особо стараясь вслушиваться в слова, а затем Паша резко всё обрывает, поворачивается к машине – той самой бмке – чтобы открыть дверь, и поднимает голову. Когда они встречаются взглядами, Ник вдруг всё понимает, словно детальки пазла складываются в голове. И линия метро, на которой как раз находится бывший офис Саши, и чехол от гитары, и взгляд Пашин, и те самые подсказки от интуиции – всё вдруг становится таким понятным, что Романова от внезапного осознания будто бы к земле прижимает: не может ни взгляда отвести, ни шага сделать. Паша, кажется, тоже понимает абсолютно всё, быстро отводит взгляд, как тогда, в последний раз, садится в машину, и она сразу же трогается. Ник даже не бросает взгляд на номера. Стоит просто, как самый большой дурак в мире, чувствует себя этим самым дураком, бросает дотлевающую сигарету себе под ноги, сразу же закуривает снова, садится в машину и, не дожидаясь Кости с Мишей, уезжает в офис.