Небо принадлежит коммунистам

У первого человека космоса нечеловечески красивая улыбка. Вернер фон Браун сжимает кулаки, комкая газету, но, спохватившись, тут же разглаживает. Жадно вглядывается в крупные правильные черты. Первый человек улыбается, не разжимая губ, но в уголках рта прячется мягкое лукавство. Будто он знает что-то такое… Разумеется, он знает. Эти глаза видели Землю со стороны. Может, поэтому они такие ясные? Первого человека зовут Юрий Гагарин. И он советский человек. Коммунист. Вернеру фон Брауну до дрожи под ребрами хочется, чтобы это оказалось сном. Чтобы советская ракета-носитель взорвалась на стартовом столе. Чтобы мир никогда не увидел эту улыбку. Эти глаза. Вернеру фон Брауну до боли хочется вживую посмотреть в эти глаза. Наверно, они голубые. Они должны быть голубыми. Как небо, которое отныне принадлежит коммунистам. А еще Вернер фон Браун хочет видеть другие глаза. Того, чья могучая воля и огромный талант отправили за горизонт неба первого человека. Он раскладывает газету на столе, проводит ладонью по мятой передовице. И, наконец, поднимает голову на того, кто стоит в тени. Из тени на Вернера фон Брауна смотрят черные, как сама Смерть, глаза. Это Смерть пришла за ним. Он уже видел ее в 45-м. Но тогда смог обмануть, продаться Америке со всеми потрохами, принести американцам в зубах свои чертежи. Смерть брезгливо кривится и говорит без тени акцента: −Предатели никогда не заканчивают хорошо, Браун. Неважно, кого именно они предают. Ты вот предал самого себя. Фон Браун сжимает кулаки, бросает короткий взгляд на фотографию и снова смотрит в глаза своей Смерти. −Убьешь? −Убью. – пожимает плечами та. Из-под воротника темной куртки выбиваются длинные белые пряди волос. У Белой Смерти такие же чеканные черты лица, как и у Небесного Человека. У всех коммунистов такие лица. Будто у живых памятников. Вернер фон Браун не понимает, как такое возможно. В окно дышит свежестью теплый весенний вечер. Душераздирающе пахнет мокрой землей. Этим воздухом хочется дышать, и нет никакой возможности надышаться всласть. Рука Белой Смерти лежит на поясе. −Скажи… − тихо говорит фон Браун. – Скажи мне только одно. Перед тем, как… Красивая беловолосая голова склоняется к плечу. −Что ты хочешь знать? −Как зовут человека, который меня обыграл? Голос фон Брауна подрагивает. Белая Смерть пожимает хрупкими женскими плечами. −Сергей Павлович Королев. Сын учителя из маленького городка. Уж лучше бы она отвесила ему пощечину. Фон Браун хватается за стол и все-таки опускает голову. −Сын учителя… − шепчет он, негромко смеясь. – О господи, сын учителя... Сын учителя оставил в дураках сына министра Веймарской республики. Какая горькая ирония. −Почему? – вырывается у него. – Почему у вас все так? А как же он? Тонкие изящные пальцы проходятся по щеке того, кто изображен на фотографии. Белая Смерть улыбается, и на мгновение становится слегка похожей на человека. −А Юра из бедной рабочей семьи. Фон Браун качает головой. −Из рабочей семьи и прямо в космос. Немыслимо. Он расправляет плечи и все равно чувствует себя ничтожеством. −А ты сама? Откуда ты, Белая Смерть? Карие глаза щурятся. Улыбка на тонких губах становится шире. −А я прямо из преисподней. Она вскидывает руку так быстро, что он не успевает даже ничего понять. Просто падает грудью на стол, и плеснувшая кровь заливает прекрасное лицо первого космонавта. Асса убирает пистолет в кобуру, одергивает куртку и смотрит в потемневшее окно. На небосводе зажигаются первые звезды. Волшебная бриллиантовая крошка, к которой они все стали немного ближе.

***

Небо голубое и такое пронзительно высокое, что от этого щемит сердце. Самолет в нем кажется таким крохотным. И таким упрямым. Совсем как тот, кто сидит за его штурвалом. Асса во весь рост вытягивается на земле и неотрывно смотрит, как серебристый росчерк изящно заходит на посадку. Впервые за столько лет ей почти спокойно. Над миром раскинулся благословенный май. Нагретая солнцем земля дышит влажностью и новой жизнью. Небо сияет, словно исполинский драгоценный камень. А золотая звезда Героя падает с самого небосклона прямо на китель Юрия Алексеевича. Юры. Рядом раздаются легкие шаги, и Юра, стягивая шлем, валится на траву рядом. Русые волосы липнут к мокрому лбу. Оглушительно шуршит летный комбинезон. А в глазах отражается высокий небосвод. −Опять в облаках витаете, Асса Иосифовна? – широко улыбается он, сверкая зубами. Асса смотрит с тонкой улыбкой и укладывает голову на скрещенные руки. Гимнастерка натягивается, обрисовывая грудь, и ослепительно сверкают ордена. Юра, фыркнув, треплет ее по плечу с погоном полковника государственной безопасности. Задерживает взгляд на надежно спрятанных ладонях и укоризненно качает головой. −Будет вам, Асса Иосифовна. От меня не надо прятаться. Асса мрачнеет, отводя глаза. Небо знает, как он умудрился это понять. Как догадался, что после всякого «дела» она боится прикасаться к нему, такому чистому и светлому, своими окровавленными руками? Широкая мозолистая ладонь гладит распущенные белые волосы так же легко и ласково, как головенки Лены и Галюси. Асса горько улыбается. Только небо знает, почему он так ее любит. Так же искренне, как жену и дочек. −Вместе? – тихо спрашивает Юра. Асса одним движением поднимается и садится, запрокинув голову. С запада идут горы белоснежных облаков. На взлетке стоят два самолета с красными звездами на плоскостях. Ветер дышит в лицо весной и жизнью. −Вместе. Голубые глаза лукаво щурятся. −Догоняй! И невысокая ладная фигура опрометью бросается туда, к крылатым машинам. Асса несется следом, забывая, что она не человек. Что может бежать быстрее. Звонко лязгает колпак кабины. Оживают приборы. Руки прирастают к штурвалу. Стальная птица рвется вверх, туда, где за синим полотном начинается бесконечная чернота. Самолеты взмывают в небо. Такое высокое и такое близкое.