Мне кажется, что я уже всё знаю. Я знаю, как всё закончится, с одной стороны, это напрочь лишает чувства страха, а с другой стороны невыносимо жутко чувствовать, что тебя больше ничего не удивляет, и что тебе, в общем-то, больше ничего не нужно.
Музыка очаровывала подобно гипнозу, чем больше слушаешь, тем сильнее жажда, и тем меньше голод. Голод, который не тревожит уже довольно давно, всё от того, что его удаётся успешно игнорировать, забив себе голову монотонным звучанием, который копировал самого себя раз за разом, и руки уставали крутить, но душа жаждала ещё, не давала спать, не давала продыху, и со стоном он отпускал рычаг, и каждый раз голова его от этого болела, а после живот сводило до сгорбленного состояния, и падая на пол, тело отдыхало, пожирая себя изнутри, ибо ничего другого хозяин своего желудка ему предложить не мог.
Ему была нужна еда, без разницы что или кто это будет, он бредил мыслями о чём-то, что дало бы ему энергии, и тут же отгонял от себя эти мысли. Музыка заменяла ему кислород, хотя скорее стала никотином, он обесценил тишину, она лишь давила на уши, резала слух, мучала собой детское, хрупкое сознание.
Тень не пыталась ничего предпринять, лишь зачёркивала полоски на стене, считая дни их заточения, и количество таких полосок стремилось к катастрофическому. Он не ел три дня, оттого искусал себе все руки, пальцы, сгрыз с губ кожу, и жался к этой коробке с музыкой, она была его последним шансом не потерять от голода голову.
Рука снова начала вращать рычаг, мальчик сглотнул образовавшуюся слюну, и начал всё по новой. Ему удалось найти воды, по вкусу больше похожую на железную трубу, но выбирать не приходилось, или так, или никак. Тень нарисовала ещё одну полоску, день четвёртый, сколько ещё он продержится? Вопрос времени. Он лишь должен заводить свою шкатулку, потеряв счёт времени и отключив свои потребности.
Пронести своё бесполезное существование на сегодняшний день так же, как и вчера, не получилось. В кладовку, где он был заперт, стали грубо и очень настойчиво врываться, прорубая «окно» к нему, ломая дверь в щепки, со стоном, полным упорства и любопытства. Со страха мальчик отбросил от себя шкатулку, забираясь под стол, наблюдая, как отложив своё орудие разрушений, в комнатку забежала девочка, свет из заколоченного окна позволил рассмотреть её.
Такого же как и он ростом, на вид не больше десяти, хотя это уже действительно предел, одета монотонно, в старое, потёртое и поношенное, хотя и его гардероб оставлял желать лучшего. Плащ на одной пуговице с красивым воротником и единственной клёпкой выглядел действительно впечатляюще. Правда такой ремешок с металлической пуговкой был только с одного бока, с другого торчали лишь одинокие нитки, видимо, оторвалось. Через эти ремешки вешался пояс, который завязывали на плаще, работая примерно так же, как и такие же штуки на плечах, под которые можно было надеть рюкзак и застегнуть, и он не упадёт. Удобно, но рюкзака у девочки не было, а клёпки были. Застёгнута была только одна большая пуговица в районе шеи, она покрепче, остальные держались на честном слове.
Коричневая рубашка, заправленная в чёрную юбку. Та была с фиксирующей пуговицей, которая должна была входить в отверстие, но на талии не сходилась, и девочка проделала дополнительную дырку самостоятельно, теперь всё сидело надёжно. Брюк себе по размеру она не нашла, да и в юбке было хорошо, она удобная, свободная, бегать удобно, а если промокнет — так сохнуть быстрее будет, её можно по-разному использовать. Полезная вещь.
Да, одета слажено и практично, только вот была одна прям лишняя деталь: пакет на голове с дырками для глаз. Зачем? Скорее всего от комплексов, никто в здравом уме не надел бы на себя такое. На вид симпатичная, маленькая такая, что такого может скрывать под собой пакет?
Всё бы ничего, но эту девочку пленник видел не в первый раз.
Предыстория такова: он убегал себе по лесу от егеря-таксидермиста, всё хорошо, его самый обычный день, и тут как гром средь ясного неба на одном из деревьев увидел её, девчонку с пакетом на голове. Она обернулась, посмотрела на него, а он сделал пару шагов назад, замешкался, и был схвачен. На том и расстались, как говориться. Он её забыл, а вот она его — нет. Слезла с ветки своей, и побежала за охотником. Да разве его догнать? И что бы она сделала? Самой бы не погибнуть, а уж потом кого-то другого спасать. Она брела за ним, но после потерялась, однако смогла найти кратчайшую дорогу: залезла в телевизор, и она уже была гораздо ближе к дому охотника, куда и притащили парнишку. Спросите как? Сказка.
Путь был не близкий, опасный, да и она не сверхчеловек, у неё есть потребности в отдыхе и пище, которые, в отличии от него, она успешно закрывала.
— Эй, — тихонько позвала она, наклонившись к нему, протягивая свою холодную, покрытую огрубевшей кожей, ладошку.
Она хотела помочь, но в глазах мальчишки, представляла лишь угрозу, и ассоциировалась с бедой. Он тянул руку в ответ, а после дёрнулся, резко поднимаясь, отталкивая её и убегая прочь. Спасительница явно не ожидала такого благодарственного жеста, осторожно поднялась и посмотрела вслед мальчику, а после на шкатулку, которую он отбросил. Взяла в руки, посмотрела, а после выбросила бесполезный коробок с шестерёнками, и побежала за ним.
Безумная обладательница пакета с помощью жестов убедила беглеца в том, что она не враг, и что ему не стоит переживать. Она вытянула перед собой руки, слегка наклонившись, намекая, что не собирается делать ничего дурного, пусть её фееричное появление его и напугало, но она действительно была безобидна, да и если б хотела, уже навредила бы ему, она казалось не из той, кто в случае чего будет медлить. Но никакого удара или намека не последовало. Тогда он принял её предложение о дружбе, посмотрев на рычаг, открывающий чердак, а после на неё, и она поняла без слов. Легко взобралась на его сложенные руки, ухватилась за плечи и подпрыгнула, а после почувствовала, как её схватили за ноги и потянули вниз, дабы придать ей вес. Этот жест был очень неожиданным, девчонку это смутило, она на мгновение даже забыла, зачем они всё это делали. Но, упав на землю после открытия лестницы, очнулась.
Нескоро она смогла ему представиться, лишь когда писк в ушах после выстрела затих, лишь когда они оба оказались в относительной безопасности, лишь тогда, когда они были достаточно близко. Убивать кого-либо она правда не хотела, но обстоятельства и сами существа вынуждали выбрать, либо ты, либо тебя, а пожить хотелось, пусть бремя было насыщено, а прожито всё равно мало.
— Я Моно, — начала она, через пакет рассматривая свои колени, которые обнимала, сидя на большой белой двери, служащей им плотом. Представляться он не хотел, но как-то странно получается, не будет же она в самом деле кликать его «мальчик» или как-то ещё, да и не скоро их пути разойдутся, чуйка подсказывала, что они оба могут быть друг другу полезны, хотя цели их жизней относительно разные, как и взгляды на то, что нужно делать и что является высшей мерой чего-либо.
— Я Шесть, — тихо представился он, не отрывая взгляд от бесконечной дали, что ждала их и пугала своей неизвестностью.
— Твоё имя — это просто цифра, — словно ему неизвестный факт сказала Моно, но после продолжила. — Я могу называть тебя Шестой?
Обладатель числового имени кивнул, ему было без разницы, как будет трактоваться его имя, это же ничего не меняет, что Шесть, что Шестой, один и тот же ребёнок.
— А кто дал тебе это имя? — поинтересовалась она, хотя на развёрнутый ответ особо не надеялась, так как вопросы о прошлом здесь весьма щепетильны, словно религия, которая как бы есть, но не все верят и одобряют.
— Я не знаю, и я не помню. Просто Шестой, без церемоний. А тебе? — для приличия спросил он.
— М... — задумалась девочка, сжав губы. — Понятия не имею, я просто отзываюсь на него и всё. Я многое не помню из прошлого, даже дату своего рождения, и откуда я, и почему…ну, не важно. Это грустные мысли, я не хочу о них думать.
— Зачем тебе пакет?
— Это…он мне нужен! Я не могу тебе сказать, это оттолкнёт тебя.
— С чего такие выводы?
— Не знаю, но мне лучше не расставаться с ним, так нужно.
Больше ни слова сказано не было, плыть они продолжали в гробовой тишине. По прибытию ребята въехали в песок, и сошли с плота, осмотрелись вокруг, и где-то недалеко Моно заметила телевизор, а рядом с ним — хаотичный остаток. Бесцельное, пустое существо, застывшее в одном положении, устремив свой стеклянный взгляд куда-то за спину на него смотрящего. Моно подошла поближе, и, сама того не понимая, притянула это в себя, растворив в своих объятьях. Шестой удивлённо на неё посмотрел, но спрашивать ничего не стал, за что девчонка была ему благодарна, ведь ни за что бы не смогла ответить, что она только что сделала так, чтобы это было убедительно.
Начинался дождь, найти бы какое укрытие, а то так и насквозь промокнуть можно. Свитер не грел мальчика, да и вообще его состояние было весьма плачевно, он бы снял его и выбросил, избавившись от запаха пыли и плесени, но не может, слишком холодно, а запах и потерпеть можно. Он не брезгливый. Малышня, бегая от чокнутого егеря, прыгнули в какое-то болото, даже не успели толком просушиться, теперь одежда благоухает всем тем, что там в этой жиже плавало.
Сказать честно, Моно бы предпочла промокнуть к черту под дождем, чем оказаться здесь. Здание выглядело весьма безобидно, пока не узнаешь, что это местная школа. Жуткое, страшное место, куда им не следовало соваться, но Шестой был так настойчив, за что и поплатился. Они уже лицами собрали достаточное количество ловушек, больше не хотят. Мальчик был готов вернуться назад и просто уйти отсюда, пока не оказалось слишком поздно. Его подругу закрыли в шкафчике, уронив его на неё, а его самого схватили под руки, утаскивая за собой.
Шестой начал дёргаться, но фарфоровые ручки крепко удерживали его, утаскивая в место, где активно и счастливо развивалось зловоние и антисанитария. В школьный туалет. Не все и даже немногие выживали в этом месте, вряд ли же здесь кто-то убирался, а для детей уж слишком много чести требует такого рода занятие. Несмотря на это сюда не стеснялись заходить и обладательницы длинных юбок ниже колен, с целыми или полуразбитыми головами, с трещинами или большими зазорами, все как одна мерзкие и страшные. Мальчишки были не лучше, во много раз. Никакой брезгливости, и непонятно, кто тут справлял нужду, но делали это строго мимо унитазов, все краны, что тут были, прорвало к чёртовой матери, а состав лужи где-то в углу можно было угадать по специфическому запаху.
Его подвесили на веревки верх ногами, отчего ему стало плохо, страшно тошнило, думать было тяжелее. Сейчас можно надеется только на помощь Моно, если она ещё жива и в порядке.
Девчонке скучно не было точно. Головы молотком разбивались просто на ура, она использовала все вспомогательные вещи, ускользнула от длинношеей учительницы и обошла ловушки, не встретив их лицом, хотя многие активировала. Она прошла школьную столовую, используя чужую голову как маску, чтобы не попасться, ведь её превосходили количеством. Шум в обеденной зоне стоял такой, что уши закладывало сильнее, чем от звука выстрела. А какой беспредел творили это кукляшки — страшнее любого кошмара в квадрате. А вот на уроках учительницы они вели себя настолько тихо, что Моно слышала собственное дыхание.
Она была зла на это место за то, что оно отняло у неё друга, и очень хотела его найти. Это само собой не легко, но Шестым она дорожила сильнее, чем боялась. Иногда паника не позволяла включить голову, что сильно её задерживало, заставляя искать отгадки в простых вещах.
В основном разочаровывало то, что чтобы решить основному проблему, нужно решить и массу второстепенных. Впервые она рискует собой ради мальчика, которого едва знает. Может это что-то ещё помимо обычной дружбы? Бывает ли так? Да, любовь с первого взгляда до томного вздоха, так может быть, потому что сказка. Нельзя влюбиться в того, кого знаешь всего несколько минут, но мозгу хватило этих пару минут, чтобы расставить точки над «i». Как слажено-то сказочка идёт, а куда — непонятно.
Мальчик нравился Моно, ни как друг, ни как человек, именно как мальчик. Это была не дружеская симпатия, она питала к нему более глубокие чувства, иначе бы так яро не пыталась его вернуть.
Ей хватило смелости зайти в мужской туалет, пусть внутри её что-то сдерживало, шепча в уши, что это для неё запретная зона. Своим оружием она раскромсала пустоголовых кукол, заметив Шестого и крепление, к которому он был привязан. Незамедлительного она освободила его, отправив в свободный полёт. Отбросив в сторону молоток, она побежала к месту падения и телу, что, шатаясь, пыталось встать. Она схватила его, закинув его руку себе на плечо, помогая подняться, пока он приходил в себя, она убедилась, что с ним все хорошо и кроме лёгкого сотрясения ему ничего не угрожает.
— Спасибо, — сказал он, шмыгнув носом, идя вместе с ней за руку, ещё приходя в себя после того, что его поставили с ног на голову, а потом скинули этой же головой вниз.
Но это было ещё не всё, им предстояло покинуть это здание и остаться хотя бы живыми. Проще всего сделать это через вентиляцию, они бы спокойно ушли, однако хозяйка этого Ада услышала их крысиную возню, и попыталась догнать, просунув голову в вентиляцию, деформируя металл в попытках догнать нахальных нарушителей, но им просто сказочно повезло успеть скрыться прежде, чем её голова показалась на поверхности. Моно прижимала Шестого к земле, так же притаившись, а после, когда опасность миновала, они поднялись. Вообще, чувство, что школа всегда была чем-то отвратительным, не покидало ни Шестого, ни Моно, кажется они были там, возможно даже учились, не конкретно в этой школе, а в подобном училище, и что-то мысль о муниципальном учреждении не грело душу.
— Ещё бы чуть-чуть, и я бы стала её обедом. Брр, — сказала девочка, оглядываясь вокруг и позади, чтобы не потреблять своего мальчика.
— Я голоден, — сказал он, обняв свой живот, скорчившись.
Моно посмотрела на него, вздохнув, думая, что же делать, она тоже не особо горит желанием идти дальше на пустой желудок. И тут как назло дождь идёт, он промокнет и заболеет, нужно чем-то укрыться. Взяв парня за руку, она повела его в одно из зданий, точнее, в полусгнившие руины, где они бы укрылись от дождя. Пройдясь и осмотревшись, она нашла никем не тронутый, жёлтый дождевик. Это поможет Шестому, она бы дала ему свой плащ, но маловат будет. Как же цвет этот ему к лицу, Моно в будущем пошутит, что судьба прямо пальцем тыкала ей в очевидное, но пакет на голове не только служил ей маской для скрытности, но и неким подобием шапочки из фольги, правда ограждал этот головной убор от истины, а не от чего-то конспирологического.
— Шестой, смотри! Он должен тебе пойти, — сказала девочка, демонстрируя мальчику свою находку.
Глаза загорелись от давних воспоминаний, губа предательски начала дрожать, выдавая волнение, которое он попытался как можно скорее скрыть от девчонки. Мальчик снял с себя свитер, выхватив из рук спутницы дождевик, как можно быстрее надевая его на себя, не брезгуя и не заботясь о том, сколько людей до Шестого надевали. Его. Моно слегка отошла от него, не понимая, откуда такая агрессия и желание хватать вещи, которые у него никто не отбирает, но своим поступком она была довольна, закрыв глаза на поведение мальчика, зато теперь Шестой не замёрзнет.
— Спасибо, — снова поблагодарил он, надевая на голову капюшон, скрывая свое лико от мира сего, подобно его подруге.
Моно улыбнулась под пакетом, чувство гордости и чего-то ещё распирало её изнутри, но она вспомнила, о чем Шестой говорил какое-то время назад.
— Идём, надо найти что-нибудь поесть, голодные мы не далеко уйдем, — она снова взяла его руку, но на этот раз обратила внимание на странные рубцы, которые покрывали добрую половину его рук. Он себя кусал, причем довольно сильно, где-то виднелись кровавые разводы:
укусы были сделаны недавно. Ей не было ведомо, сколько он сидел без еды, иначе бы она точно не сомневалась в его стойкости и способностях выживать там, где не выжил бы никто. Зайдя в школьный туалет, она еле сдержала рвотный позыв, а он ничего так, держался, болтаясь на верёвочке, как повешаная мышь в холодильнике.
— Н-не делай так больше, мы обязательно найдём что-нибудь поесть, — сказала она, обеспокоенно глядя на него, в ответ он лишь кивнул, потому как ничего не мог ей обещать, этот голод неуталим, и он уже начала пожирать его изнутри, высасывая душу и чувства, заполняя всё свободное пространство собой.
Моно потянула их в больницу, где надеялась найти пластыри и что-нибудь поесть. Удача улыбнулась им, они смогли найти целый автомат с едой, пусть где-то половина была уничтожена, зато не одно сплошное разочарование. Содержимое в основном состояло из разного вида газировки, разных снеков или даже шоколада, конечно полезность этого и состояния не первого качества, но в самом деле, им разницы никакой. Девчонка разбила стекло, открыв доступ к вкусностям, попросив Шестого подождать её здесь, она сходит за пластырями.
— А, стой! — сказал он, схватив её за руку. Моно обернулась, растеряно глядя на него. Прежде он никогда не останавливал её, куда бы она не шла, возможно, он просто не хочет оставаться один, или боится.
— Что такое?
— Не надо, ты тоже голодная, заживёт, не будет же вечно болеть. Останься, — сказал он, крепко держа руку девочки. Она снова улыбнулась, чувствуя, как по телу помчались мурашки, и как дышать стало тяжелее, словно она не останавливаясь пробежала марафон.
Опустившись к нему, Моно обняла его, прижимая как можно ближе к себе, не подозревая, насколько она сейчас близка к смерти. Чужие руки лишь слегка приобняли её в ответ, сдерживая навязчивое желание просто вцепится ей в шею и сожрать, а Тени эта идея нравилась, но Шестой сдержал себя.
— Я быстро, — произнесла она, отпуская его, после чего как ни в чем не бывало растворилась в темноте, смело и бездумно убегая на встречу неизвестному. Как глупо и одновременно с этим впечатляюще, он более опаслив, чем Моно, но это больше было похоже на оправдание трусости.
Детям комфортнее рядом со смертью.
Оставшись один, Шестой всё-таки решил поесть, не думая, пригодна ли пища для потребления. Он просто ел, наслаждаясь тем, что наконец заглушил этот вой и боль, и что Тень наконец оставит в покое, на какое время, пока ему снова не захочется есть.
Моно иногда раздумывала над тем, чтобы просто перестать заходить в непонятные здания и убегать от монстров, рискуя своей жизнью, они это обязательно обсудят, если она выживет, замерев с фонариком возле ожившего манекена. Пока свет был направлен на него, ей ничего не угрожало, но нечто было явно не одиноко, и чем дальше она заходила, тем сильнее в этом убеждалась. Пришлось действительно поторопится, чтобы попасть в хорошо освещенный коридор, прижать фонарик к груди, задыхаясь и глотая ртом воздух. Это стоило украденной пачки пластырей. За них она боролась с кистям чьих-то рук, пару раз заблудилась, пару раз чуть не погибла, но смогла выбраться из этого всего, держа как шахтёр перед собой фонарик, не зная и не желая знать, почему они вдруг останавливались, если на них светить. Останавливаются и хорошо, и ладненько, а причины как-нибудь потом.
Когда девочка вернулась к автомату, мальчика она не нашла, начала было уже волноваться, но он обнаружился недалеко у стеллажа с запасными частями тела. Кажется, её прихода Шестой не заметила, ломая искусственной руке пальцы. Ранее он разбил одному из фарфоровых хулиганов голову голыми руками, пока она отошла за молотком. Не так уж он и беспомощен, как могло показаться.
— Ты в порядке? — спросила она, подойдя ближе. Мальчик перестал выламывать пальцы, отложив руку от себя и посмотрев на девочку. Она присела рядом, открыв пачку пластырей, заклеивая ими его раны, использовав абсолютно все, что нашла.
— Вот так, — гордо сказала она, положив руки на талию, любуясь своей работой.
— Ты не поела, — напомнил Шестой, закатав рукава обратно. От боли это не спасёт, да и с медицинской точки зрения то было бесполезно, как плацебо, но попробуйте сказать ей это лично, после всего, что она прошла, чтобы получить это несчастную пачку пластырей.
— А, да, пойдем, составишь мне компанию, — позвала Моно, уходя к автомату, достав банку с апельсиновой газировкой.
Выход из больницы прошёл не без происшествий. Почему-то девочка была уверена, что так всё и будет. Они повстречали нового персонажа сказки, и лучше бы они этого не делали. Пришлось поиграть в прятки под кроватью, а потом и в "Кто быстрее убежит от падающих стеллажей и невероятно большой туши". Им удалось загнать тучного доктора в печь, однако, Моно не захотела осуществлять озвученный Шестым план, не хотела сжигать его заживо, потому что… у этого места своя атмосфера, своя жизнь, а они с Шестым нежелательные нарушители, которых хотели устранить для блага большинства, и не важно, кто эти «большинство». В глазах остальных они представляют угрозу, и причины для Моно вовсе не важны, они лишние, понятно почему их атакуют, никому не понравилось бы, если в его дом зайдут и будут хозяйничать там как хотят. Мальчик же был другого мнения на этот счёт, но как обычно молчал, решив, что с Моно лучше не спорить, это надолго и аргументов у него не так уж много. Он не сможет объяснить ей свою жажду чужих страданий, её причины и даже последствия. Зато сжигать игрушки и делать рентген было весело, и более менее безобидно.
Моно действительно задумалась над тем, что Шестой вообще не пай-мальчик, он довольно сильный, и скорее всего прислушивается к своим инстинктам, в то время как девочка предпочитала действовать максимально без жертв. Не всегда удавалось, отличным примеров служили дети, головы которых она перемолола в муку, но они нарвались сами, забрав её друга! Они пытались сделать ей больно, она вступилась за себя, другого выхода не было, иногда милосердие способно больше навредить, чем помочь. Путешественница по телевизорам здраво расценила возможности, взвесила все «за» и «против», а уже потом начала действовать, несмотря на то, что отдавалась эмоциям и панике, порой не зная, что делать и где искать, но в вопросах гуманности точка была поставлена. Она зашла на их территорию, но она не была их врагом, такой они сделали её сами. Моно защищала Шестого, и в этом не видела ничего такого, гендерная принадлежность — это просто метод тыка природы, ничего более, она такая же сильная, как и он, может даже сильнее, и физически, и духом, и сердце её способно было принять его такого, какой он был.
Шестому же наоборот не нравилось то, что его защищает девочка. Это неправильно и странно, по сути она действительно делала всё сама, помогала ему и заботилась о нём, вела за руку и называла другом, но взаимностью он ей не отвечал. Мальчик нравился ей, она влюбилась в него, стремясь уберечь и угодить, а он был так к ней равнодушен, что плохо становилось. В его глазах она просто друг поневоле, они скоро расстанутся, Тень шептала, что она им не нужна, что она лишь мизерная часть его биографии, и лучше бросить её сейчас, чем когда станет слишком поздно. Тень вовсе не виновата в том, что хочет как лучше лишь для своего хозяина, решение как таковое всегда принимает сам Шестой, она лишь подталкивает его или подсказывает, иногда даже очень настойчиво, но заставить или сделать самой — не в её власти. Она лишь его спутник, который просто знает, как надо, она ведь уже прочла эту сказку.
Дорога должна вести в Рим, а привела в Бледный город. Девочке стало как-то не по себе, но в то же время спокойнее, словно она задержалась на прогулке и позже вернулась домой. Небольшая тревога, а в остальном, она чувствовала себя в своём блюдечке с позолоченной каёмочкой.
Моно заметила, как много вокруг странных брошюр и плакатов с изображением высокой дамы, рекламные банеры и расписание эфиров, почти везде была она, стройная Леди, кумир здешних жителей, если хотите. Одета строго с иголочки, спина прямая, взгляд направлен на камеру, а по ощущениям в самую душу. Неуютно становилось как-то, боязно, а отчего - хотелось бы знать. А девочка знала, было бы странно, если бы нет. Моно выдыхала с дрожью, чувствуя неприятный жар от собственной отдышки, всё оттого, что в этой даме девочка узнала кого-то очень знакомого. Она узнала в ней себя. Но Шестой этого не видел, потому что сравнить ему было не с чем. Эти глаза узнать можно из тысяч, это её глаза, в них нет и намёка на человеческие, они заполнены помехами, оттого и жутко, потому что непонятно, куда они смотрят, и кажется, будто они видят всё.
Она с опаской подошла к одному из плакатов, протянув к ней свою ладонь, потрогав глянцевую бумагу, и застыла у стены как у тех телевизоров, в которые она неведомо как проваливалась, убегая словно во сне к чему-то, что тянуло её и звало, но каждый раз Шестой вытаскивал её, не давая открыть дверь, и всегда успевал не дать непоправимому случиться, но сколько раз ему ещё удастся сделать это? Неизвестно. Кто эта Леди? Местная знаменитость, высокопоставленное лицо, если хотите, а может и обычная пустышка для развлечения мешков с мясом.
— На что ты уставилась? Никогда не видела высокого взрослого? Пошли, — сказал Шестой, схватив её за руку, снова оторвав от чего-то завладевшим её вниманием, уводя за собой.
Моно мотнула головой, следуя за своим другом, снова скрываясь в одном из домов от дождя. Но на этот раз они останутся на месте и не будут искать себе приключения, по крайней мере на какое-то время. Осмотрев кладбище гнилых досок, они смогли найти пару полезный вещичек, которые бы им очень пригодились. Шестой нашёл красивую зажигалку, которой позже найдётся отличное применение, а Моно нашла старые карманные часы. Петелька для цепочки сломалась, да и не работали они уже, но зато у них была очень красивая гравировка! Нечто похожее на столицу города, её главную достопримечательность, а внутри крышки красовалась пара выцарапанных глаз, устремивших свой взор на открывшего часы. Стекло было идеально гладкое, не побито и даже не поцарапано, под ним хорошо было видно три разной толщины и узора стрелки, что сейчас показывал половину седьмого, так и застыв на этом часе. Несмотря на то, что корпус был прилично потрёпан, внутри время и обстоятельства их не коснулись, цифры и рисунки были хорошо видны, но проку от них уже никакого, они встали.
Шестой не понял, зачем Моно эта безделушка, она совсем не полезная, но та была очарована ими так же, как и он музыкой из шкатулки, их спор насчёт пригодности её находки длился недолго, так как им помешали безликие зрители, снова заставив их бежать сломя голову куда-нибудь в безопасное место.
Всё пройденное ранее — сущих пустяк и детское развлечение по сравнению с тем, что на них почти дом обрушился, и мальчик попал под обломки, но подруга не бросила его, вытаскивая из-под завала. Вытащить-то вытащила, но помогать подняться уже не стала, да и он сам был не особо настроен принимать это.
Между ними возникло некое напряжение, и масло в огонь подливала не столь желанная сейчас встреча. Леди с плакатов пугала, но то была лишь фотография, воочию встретить её ни Моно ни Шестой не ожидали. И всё это произошло после того, как девчонка опять полезла в телевизор, но на этот раз Шестой не успел. Чей-то силует с каждой секундой становился всё ближе, пока руки его не коснулись экрана. Мальчик замешкался, протягивая руки к своей подруге, зовя её, ведь кажется, что бы там ни было, идёт за ними, но похоже Моно занята чем-то более важным, своей головной болью и ужасным шумом, тогда он уходит без неё, убегая в соседнюю комнату. Оклемавшись, Моно следует его примеру, только прячась более надёжно, под кровать.
Леди видела, куда побежали дети, и знала, где каждый из них спрятался, но всё равно наблюдать за этим было забавно. Шестой спрятался очень неудачно, она бы заметила его будучи слепой, уж слишком выделялся его жёлтый дождевик. Какой глупый, противный мальчишка. А чуть дальше от него пряталась не менее глупая девчонка, закрывая уши и постанывая от боли, не слыша, как её друг зовёт на помощь, пока его куда-то утаскивает эта высокая женщина.
Только придя в себя, Моно наконец вылезла из укрытия, и, растерявшись, начала поиски своего друга, думая, как же она могла его пропустить, и почему рядом с этой женщиной она чувствовала себя очень плохо.
Она снова прошла тяжелый путь, рискуя собой, включая режим марафонца, не думая, как же ей страшно, выдержит ли её досточка, не заметят ли её, думая лишь о нём, Моно обязательно поможет ему, и попросит прощения за то, что не сделала этого раньше. Но высокая женщина так просто не оставила малышку в покое. Через несколько лет, и на протяжении всей своей жизни девочка будет жалеть о том, что не дала этой Леди шанса спасти её, остановить и уберечь от опасности, будет жалеть, что была столь наивна. Она больше не скрывала своего лика, но именно это послужило причиной того, что произошло с ними дальше. Так она себя успокаивала, но это были лишь её догадки, не имеющие отношения к реальности, ведь правду знает только он.
Музыка. Шкатулка. Огромный лабиринт. Он был где-то заперт, был совсем один. Она избавила его от зависимости, а он в ответ отпустил её руку.
***
Клац-клац
Часики открывались и закрывались, маленькие пальцы нажимали на кнопку открытия, а после медленно толкали крышку обратно, часики
клац-клац, часики снова идут, стрелки отсчитывают круги, пока корпус то открывается, то закрывается, пока слёзы капают на пол, пока всё вокруг затихает, пока играет музыка в голове, часики идут, часики вновь ожили, в руках детских обогретые, время идёт, и тянет её за собой, обида не простуда, заболеешь — не пройдёт. Горечь перекрывала дыхание, немой крик душил каналы изнутри, сердце рвалось на куски, руки дрожат, перебирая свою бесполезную вещицу, а часики-то идут, какое им дело до чужого горя.
Клац-клац, тик-так.
Всхлип нарушил мерное клацанье, а за ним последовал вой. Часики упали из детских рук, время показывало пол седьмого, руки легли на горящие щёки, крик вырвался наружу. Брошенная, оставленная, преданная. После всего, что было между ними, после того, что она сделала. Он отпустил её, он избавился от неё, он захотел того сам. Шестой знал, что это произойдёт, но не знал когда, и его испорченная душенка подсказала ему идеальный момент. О содеянном он не сожалеет, его поступок как отверстие — сделано целенаправленно.
Моно не была похожа на даму из телевизора, она была ею. Шестой понял это, когда его подруга сняла с головы пакет.
Она приносит лишь несчастья. Рядом с ней всегда случается что-то непонятное, из-за неё он попал в затруднительное положение, и она сделала его таким. Моно пыталась ему помочь, она любила, любила как в сказке, теряя голову, сама того не видя, хотела быть с ним рядом, но от него веяло холодом, он грел об неё руки, а она уходила ни с чем. Они оба были в смятении, не понимая, почему он/она сделали больно, почему она превратила его в монстра, а он бросил ее? И откуда она вообще владеет этими способностями? Сказка, но после содеянного им обоим стало всё понятно, и вопросы сами себя исчерпали.
В конце концов, дети часто делают странные вещи, которым просто нет нормального объяснения, словно чёртик на плече толкает их к этому, а потом и перед родителями не оправдаться, и себе не ответить на вопрос «зачем»? Просто захотелось. Нежелание видеть цели своего компаньона привели к разногласию, а оттуда — к разрушению доверия и судеб. Никто не прав, никто не виноват, необходимо понимать, что дети мыслят иначе, и их эмоции сильнее здравого смысла, они не видят последствия так ясно, как их видят взрослые. Каждый выбирает по себе.
***
Дым табака наполнит лёгкие, скучающий вздох растворится в небольшом кабинете, тоска как жвачка липнет на душу, и вечера скучны, и всё надоедает, мысли словно плёнка крутятся в голове, так быстро и стремительно, что не о всех успеваешь подумать. Часики всё ещё тикают в кармане, время уносит с собой всё плохое и хорошее, стирая словно ластик страницы, давая волю фантазёру снова прожить этот лист, но дни сменяли друг друга, однако ничего не менялось, лист оставался пустым, как стрелки часов одно к другому возвращалось.
Поднявшись со стула, Леди смяла какой-то листок, выбросив его в корзину, отложив недокуренную сигарету в пепельницу, неспешно ступая в сторону выхода.
