Прилетит ворон и заберёт тебя

Такасуги читал потускневшие надписи на стене, сделанные знакомым почерком. Мало что можно было разобрать, но это было и неважно: все эти слова были выжжены в его памяти. Он прижался лбом к стене и так стоял, пока не услышал ненавистный голос. — Да, именно здесь Шоё и провёл последние дни. А теперь проведёшь и ты. — Вижу, камера пустовала всё это время. — Ждала тебя. Как и я. Такасуги обернулся. Оборо стоял перед решёткой — спокойный, хладнокровный. Глаза его горели тусклым огнём, и Такасуги ощутил некоторую скованность, хотя руки и ноги его были свободны. У него имелись свежие раны после недавнего сражения, но под пристальным взглядом Оборо заныла другая — старая — рана. — Ждал меня? Зачем? — всё-таки выдавил он сквозь силу. Оборо отодвинул решётку и зашёл внутрь. Зачем-то запер камеру изнутри. — Сейчас узнаешь. Такасуги не строил иллюзий, что сможет справиться с ним в таком состоянии. Этого и не требовалось. Оглушить и сбежать — подобное было вполне по силам. Оборо ходил вокруг него, примеривался. Он был безоружен, но у него была хорошо развитая мускулатура, к тому же он умел пользоваться ядовитыми иглами и дротиками. Оборо остановился, одно мгновение — и оказался рядом, позади, перехватил Такасуги поперек тела, прижал к себе так, что кости затрещали. Это напоминало какое-то отчаянное объятие. Ухо обдало горячим прерывистым дыханием. Что? Что он задумал? Оборо осмелел после этой неловкой ласки, облизал Такасуги ухо, прижался так сильно, что Такасуги ощутил твердость его намерений и предпринял безнадежную попытку вырваться. — Отпусти. Оборо повалил на пол, навалился сверху. Такасуги бился под ним, как бабочка, но после того, как Оборо связал ему руки, замер. Вдруг его возбуждает сопротивление? Оборо, похоже, было все равно, собирался Такасуги сопротивляться или нет. Он продолжал тереться о него, скользил руками по его телу, забирался под тюремную юкату. Поцелуи становились все смелее, жарче, жестче. Он словно выпустил на волю что-то тёмное, что было в нём скрыто до поры до времени. — Остановись, — повторял Такасуги, когда Оборо целовал его шею и лицо. — Я не хочу. — Я знаю. На дне зрачков Оборо плескалось тёмное пламя желания, и Такасуги наконец понял, что он попал. Он думал, Оборо проткнул его аккуратно, чтобы допросить, но он, похоже, преследовал совсем другие цели. Такасуги забился в железной хватке, пробовал лягнуть ублюдка в пах — бесполезно. Оставалось только прерывисто шептать: — Остановись, хватит. Это подействовало. Оборо остановился и прислушался к чему-то за пределами камеры. — Отпусти! — Тише ты, — сказал Оборо вполголоса. — Он сейчас придёт. — А, вот ты где, Оборо. Такасуги почувствовал тягостное давление, исходившее извне. Оборо встал, отряхнулся и кому-то поклонился. И только тогда Такасуги увидел бесформенное существо в тени. — О, да ты занят нашим драгоценным гостем, — сказало существо, жестом предложив Оборо подняться. Голос его показался смутно знакомым, хотя Такасуги никогда не встречался с этим созданием пустоты. — Уцуро-сама… — Почему ты остановился? Ты же хочешь проткнуть его и другим копьём, правда, Оборо? Оборо выглядел сконфуженным. — С вашего разрешения, Уцуро-сама. — Зачем тебе моё разрешение? Продолжай. Не возражаешь, если я понаблюдаю со стороны? Существо по имени Уцуро безо всяких усилий отворило дверь в темницу и вошло. Теперь Такасуги сумел разглядеть его: высокий, светловолосый, лицо скрыто за уродливой птичьей маской, в плаще из вороньих перьев. Почему-то больно кольнуло в груди. Должно быть, рана открылась из-за того, что Оборо слишком усердно занимался им. — Кто ты? — прошептал Такасуги. — Ты знаешь, кто я. Такасуги знал. То был глава Нараку, Ворон-монстр, Шоё-сэнсэй рассказывал о нём однажды. Это было незадолго до сожжения школы. Шоё сидел на энгава, устремив невидящий взгляд в небо, и говорил как бы для себя: — Однажды за мной прилетит Ворон и заберёт навсегда. Такасуги в то время был юн и самоуверен. — Я защищу вас, сэнсэй, — заявил он тогда со всем пылом юности, что не ведает будущего. — Я не отдам вас Ворону. Шоё потрепал его по голове. — Не надо. Тогда он заберёт не только меня, но и тебя. *** Такасуги понимал, что появление Уцуро лишь ухудшило его и без того безнадежное положение. Желания Оборо были грязны, но просты. Получив своё, он бы ушёл и оставил Такасуги в покое, а этому всё будет мало. Чудовищный Ворон заговорил. — Я впервые вижу ученика Шоё так близко и очень взволнован. Давай проверим, чему Шоё научил тебя. Принеси-ка сюда меч, Оборо. И развяжи его. Ты… ученик Шоё. Мы сейчас сразимся, и, если ты проиграешь, мы сделаем с тобой всё, что захотим. А выиграешь — я тебя отпущу. Что скажешь? Это предложение могло бы показаться заманчивым, если бы не было бесперспективным для одной из сторон. Разумеется, Такасуги не сможет победить существо, взявшее верх над Шоё. Этот поединок обречен до начала. — Я ведь здесь для вашего развлечения, как я могу сказать нет? Ворон одобрительно кивнул: — Хорошо, что ты это понимаешь. Оборо вернулся с мечом и развязал Такасуги руки. Такасуги взял меч — тяжеловатый, но сойдет. — А, ты ранен, — сочувственно проговорил Уцуро. — Тогда упростим задачу. Попробуй хотя бы отрубить мне что-нибудь. Бессмысленный поединок начался. Существо в вороньей маске не защищалось. Оно играючи уходило от атак, а потом словно бы в шутку замешкалось, Такасуги ударил и отрубил ему фалангу пальца. Которая тут же отросла. Что? Такасуги замахнулся для следующего удара, Уцуро перехватил его руку и отбросил бесполезный против чудовищной силы меч в сторону. — Ну, это несерьезно. Я открылся, ты должен был отрубить по меньшей мере кисть, а ты что сделал? Не хочешь показать мне всё, на что ты способен, силы бережёшь для побега? В таком случае и медлить незачем. Он вывернул Такасуги руку так, что тот закричал, швырнул его на пол, сдернул юкату. Такасуги извернулся в тщетной попытке высвободиться. — Лежи смирно или останешься без руки, — строго сказал ему Уцуро. — Я её тебе просто вырву из плеча. Такасуги сразу обмяк и притих. Уцуро сначала ничего не делал, только разглядывал его, потом провел ладонью по окровавленным бинтам на животе, груди, зацепил ногтем сосок. Развел ему ноги, погладил по внутренней стороне левого бедра. — Придется тебе потерпеть, Оборо. Я буду первым. Правда, я уже забыл, как это делается. Надо раздеться, да? Уцуро высвободил член — огромный, наполовину вставший. — Немного подготовки не помешает. Иначе я не смогу в него войти. Подготовка была болезненной и долгой. Такасуги пытался думать о чем-то постороннем, о надписях на стене, о том, что Гинтоки удалось уйти от преследования. Получалось плохо, а боль и отвращение от унизительных прикосновений никуда не девались. Наконец Уцуро предпринял несколько безуспешных попыток заняться с ним сексом, но никак не мог протолкнуть в него член дальше фаланги пальца. — Похоже, удача на твоей стороне, Оборо, — разочарованно проговорил Уцуро. — Приступай. Сделай с ним то, что собирался сделать ещё тогда. Если он будет тебе мешать, я подержу. *** Всё время, пока Оборо вбивался в него, Такасуги смотрел на Уцуро. Уцуро расположился так, чтобы у него был хороший обзор, но само действо его мало волновало. Он безошибочно улавливал то, что происходило у Такасуги в душе, и словесные удары его были выверены и точны. — Ты думаешь, твои друзья, ученики Шоё, придут и спасут тебя? Нет. Конечно же, Такасуги это знал. — Не беспокойся, ты обязательно закончишь как твой драгоценный сэнсэй, — продолжил Уцуро. — Через пару лет мы тебя показательно казним. Не знаю как. Может быть, попросим Гинтоки. Он же не откажет лучшему другу. О, кажется Оборо всё, сейчас моя очередь. Оборо сдавленно вскрикнул и рухнул рядом с Такасуги. Пока он приходил в себя, Уцуро на мгновение отвернулся, а Такасуги нашарил в ворохе одежды Оборо пояс и дротик. Всего один дротик. Всего один шанс. Уцуро склонился над ним, и Такасуги ударил его дротиком по лицу, маска ворона распалась на две неравные части и упала. Второго удара не последовало. У Ворона было лицо Шоё. И по лицу Шоё текла кровь. — Однажды за тобой прилетит Ворон и заберёт навсегда, — сказал Ворон голосом Шоё. Такасуги всё ещё держал в руке окровавленный дротик. Рука его бессильно повисла. Не-Шоё погладил его по щеке, по шее, по руке, мягко забрал дротик. — Нет, не так. Надо было по шее, тогда бы ты сумел отрубить мне голову. Разве Шоё не учил тебя убивать? С Токугава Сада-Садой ты же справился. Такасуги не слушал, не слышал, он застыл, не в силах сделать ничего. Не-Шоё снял уродливый плащ с перьями, укрыл его и уложил. — О, он, кажется, успокоился, Оборо. Что это с ним? — Возможно, шок. — От этого умирают? — Нет. — Он стал вдруг таким скучным… Мне совершенно расхотелось с ним развлекаться. Голоса доносились как из другого конца жизни. А потом Такасуги перестал воспринимать и звуки, и запахи, и всё. *** Уцуро сидел подле Такасуги и держал его за руку. Убедившись, что пульс пленника в норме, он немного успокоился и передумал давать ему свою кровь. — Потеря сознания, — объяснил Оборо. — Люди слабы. Раны и страдания их изматывают. А он пережил потрясение, когда увидел вас… — И это твоя вина. Оборо ещё долго извинялся за дротик. Он просто забыл его выложить, непростительная оплошность. Уцуро его не слушал. — Думаешь, он не понял про нас с Шоё? Надо ему разъяснить. А когда до него дойдёт, он снова станет прежним? Будет пытаться меня убить, и всё такое? — Я не знаю. Думаю, да. Уцуро повеселел. — А, ну тогда у нас всё впереди. Так мало тех, кто может по-настоящему… Он не договорил, а Оборо не стал спрашивать, что он имел в виду. Уцуро ещё немного посидел рядом с Такасуги и ушел, велев Оборо хорошо о нём заботиться. Плащ он не забрал. Оборо укрыл Такасуги поверх плаща одеялом: становилось всё холоднее. Такасуги дрожал и что-то бормотал в бреду. Плохо. Придётся на время оставить его в покое, а пока нужно обработать его раны. Телесные, с душевными пусть разбирается сэнсэй.