Любовь. Одержимость

1. Одиночество «А что, если бы Комми был здесь?» — этим вопросом Стар задавался так часто, что уже сам себе напоминал одержимого. Стар думал о брате в Башне Титанов, думал о нем в пиццерии, думал о нем даже наедине с Робином. «А что, если бы Комми был здесь?» Стар не помнил, когда в его голове впервые возник этот вопрос. После того, как Комми отказался играть вместе, предпочтя провести время в библиотеке? Это предположение звучало выкриком «Ты мне не брат!», брошенным детским голосом, смотрело заплаканными фиолетовыми глазами. Или это случилось, когда Стар, который откликался тогда на имя Кори, детское, домашнее и почти забытое, лежал в госпитале из-за ран, нанесенных ему в учебном спарринге — любимым братом? Это воспоминание пузырилось вкусом крови на языке, болело под ребрами и придавливало к земле. Или Стар задал себе этот вопрос через несколько дней после того, как вынужден был изгнать мрачного обезумевшего Блэкфайра, в которого превратился Комми, из Тамарана? Это воспоминание было самым тяжелым и пустым, вовсе лишенным эмоций, будто выжженным до основания. — Твой брат просто психопат! — сказал Робин, когда Стар вслух подумал о том, что был слишком жесток. — Такие не меняются, как ни старайся. У меня до сих пор мурашки по коже от того, что Блэкфайр бродит где-то по Вселенной и в любой момент может снова навредить тебе. Стар тогда кивнул и позволил Робину себя обнять под понимающими взглядами Рейвен и Киборга. Робин хотел большего, Стар это чувствовал, но… по другую сторону от Стара в тот момент сидел Комми. Любимый брат с фиолетовыми глазами, черноволосый, добрый, еще не превративший в Блэкфайра. Придуманный от кончиков пальцев до кончиков волос. Этот Комми, воображаемый, но оттого не менее реальный, преследовал Стара постоянно. Он не обзывался, не пытался избить, обмануть или подставить. Он просто был рядом, смешил, подбадривал, улыбался, как в детстве, и Стар грелся в его присутствии даже сильнее, чем в солнечных лучах жарким земным летом. Стар часто думал о том, какими были бы их с Комми отношения, если бы не та проклятая болезнь, темная оптима, которая отняла у Комми почти все силы и лишила права на престол. Озлобила, заставила желать только власти и превратила в конечном итоге в Блэкфайра. Заставила отдать брата рабом в Цитадель, не моргнув глазом, пускай ради спасения Тамарана, но все же... От воспоминаний об этом привычно передергивало. — Это прошлое, Старфайр, — говорил Робин, когда Стар замолкал слишком надолго. — Нужно жить дальше. Писк приборной панели корабля предупредил, что уже через четыре часа Стар прибудет на Землю. На Тамаране, слава Богам, все было хорошо — он не ошибся, отдав корону Галфору, никто не смог бы править лучше. Интересно, где сейчас Комми? А что, если бы он был здесь? Стар обхватил себя руками. В последнее время — со дня изгнания брата с Тамарана, — он все время мерз. Не помогала даже одежда, донельзя открытая, которая должна была пропустить как можно больше ультрафиолета, дать Стару напитаться им, согреться изнутри. Сейчас на нем были надеты лиловые короткие шорты и маленькая жилетка в цвет, привычные высокие сапоги и нарукавники. Даже по меркам тамаранцев он был раздет, но все равно мерз. Три часа до Земли. Приземлившись, он первым делом найдет Робина, который перед отлетом сказал: «Выбери, живешь ты прошлым или будущим». Стар найдет его и скажет о том, что — будущим. А потом возьмет за руку, переплетет пальцы и наконец оставит Комми в прошлом. Потому что это — к лучшему. Потому что такие — не меняются. Потому что Стару давно нужно перестать искать Блэкфайра краем глаза и надеяться, что где-то внутри него еще жив Комми. Корабль тряхнуло. Стар вздрогнул, вывел показания приборов на экран и зарычал, чувствуя, как на кончиках пальцев заклубилась энергия. Бомбардировщики Цитадели, один уже успел сделать пробный выстрел по кораблю Стара. Откуда они здесь? Стар запустил прицельно-навигационную систему и оскалился. Его челнок мал и внешне безобиден, но может дать отпор целому отряду боевых кораблей — для тех, кто на него напал, это станет полной неожиданностью. Но что Цитадели нужно? Прощупывают границы Тамарана? Решили вернуть сбежавшего раба, который унес в своем теле результаты многолетних экспериментов? Соскучились по секс-игрушке? К горлу подступила тошнота. Стар положил ладонь на рычаг, дожидаясь, пока системы наведения возьмут на мушку все окружающие бомбардировщики. Перевел орудия в режим максимальной огневой мощи. Одного выстрела будет достаточно. Стар поднял рычаг — и ничего не произошло. Выругавшись, он подергал рычаг еще несколько раз, отправил запрос борт-компьютеру, но внезапно приборная панель погасла. Стар потянулся к связи, чтобы отправить сообщение на Землю, и нащупал кнопку перезагрузки системы. В этот момент бомбардировщик Цитадели вдруг оказался почти вплотную к носу корабля Стара. В глубине бластерных установок на его боках загорелись белые огни. Стар в последний раз дернул бесполезный рычаг — и все вокруг поглотил свет. 2. Встреча Первым, что Стар почувствовал, придя в себя, были возбуждение и волны вибрации, которые расходились по телу от какого-то предмета, прижатого к члену. Стар дернулся и вскрикнул от боли в вывернутых плечах. Его руки были заломаны назад, и от сжатых кулаков до плеч покрыты плотным слоем металла, который, судя по всему, заканчивался вмонтированными в пол столбами, будто Стар врос неподъемно тяжелыми руками в пол. Каждое движение отдавалось болью в плечах, а единственная относительно безболезненная позиция выгибала тело вперед, заставляя касаться членом… чего-то. Латексного вибрирующего столба, высотой до пупка Стара. Толстого, обхватом с бедра взрослого человека. Напротив Стар увидел так же скованного и такого же возбужденного парня. Он вскинул голову, и с губ сорвалось: — Комми? Комми, реальный, не выдуманный, стоял напротив. Обнаженный ниже пояса. Возбужденный. Он моргнул, приходя в себя, сфокусировал мутный взгляд на Старе и рявкнул: — Меня зовут Блэкфайр! Глупое сердце Стара радостно забилось от близости брата, оттого, что тот в порядке, но уже спустя мгновение его захлестнула паника. Они скованы, к голове Комми и, судя по ощущениям, к его собственной, подсоединены какие-то провода. Вибрация мешала думать, и Стар повел бедрами, отталкивая столб. На удивление легко он пришел в движение, прислонился к паху Комми и замер в этом положении. Комми тут же ногой пнул его обратно. Стар застонал от острого удовольствия, которое вызвала усиленная вибрация (о том, что внутри все теплело и горело от взгляда на полуобнаженное тело брата, Стар пытался не думать). — Ч-что происходит? Где мы? — Стар вернул столб в исходное положение и попытался отодвинуться, насколько это возможно. — А ты разве не видишь? — ощетинился Комми. — В лаборатории Цитадели, по твоей милости. Он толкнул столб к Стару, заставляя его застонать снова и подняться на цыпочки. Придя в себя, Стар пнул столб обратно. Из-за возбуждения думать становилось все сложнее, поджилки тряслись от страха, на глаза наворачивались слезы от воспоминаний о том, что с ним делали в Цитадели. О насилии, об опытах, о беспросветном отвращении к самому себе, когда тело против воли реагировало на руки и члены мучителей. Оттого, что это повторялось сейчас и было знакомым настолько, что Стар боялся вот-вот скатиться в истерику. В глазах Комми мелькнуло что-то, похожее на понимание, губы тронула улыбка. — Боишься? Скар рыкнул, рванул вперед, игнорируя боль в руках и прошибающее тело возбуждение: — Это ты, это все ты! Это ты все подстроил? — Я? — голос Комми звучал хрипло, глаза блестели, а его член, на который Стар пытался не смотреть, прижатый к вибрирующему столбу член, истекал смазкой. — Я прикован рядом с тобой, братик. Ну-ка, помоги нам выбраться. Стар замер. — Что? Как? — Кончи, — улыбнулся Комми. — Ни за что! Никогда больше Цитадель этого от него не получит. Их ученые могут разрезать его на ленты в лаборатории, разобрать на атомы, но этого, самого унизительного из всего, что с ним делали, больше не случился. Лучше смерть. Стар посмотрел в насмешливые глаза Комми, и его затрясло. Мгновенно вспомнилось, по чьей вине он оказался в Цитадели, по чьей вине мучился шесть долгих лет. Стар зарычал, подался вперед, не обращая внимания на боль, изо всех сил толкнул ногой столб к Комми, прижал к промежности, не давая вырваться. Комми застонал, замотал головой. Что-то наверху зашумело. Комми попытался толкнуть столб обратно, но Стар не дал ему такой возможности. С мрачным удовольствием он наблюдал за тем, как по телу брата проходят волны дрожи, как с губ срывается стон, как фиолетовые глаза зажмуриваются и, наконец, как на живот Комми стреляет струйка спермы. Стара охватила эйфория настолько сильная, что захотелось хохотать, и петь, и летать. А Комми захрипел, закричал, задергался, будто его ударило током. — Комми! Комми, что с тобой? — даже видя страдания брата, Стар не мог перестать улыбаться. — Я… не… Ко… Комми… Комми затих, едва держась на ногах. Его ресницы были влажными от слез, дыхание — прерывистым. Проклятый столб продолжал вибрировать, и член Комми наверняка снова начал наливаться кровью — в этот момент Стар готов был проклясть физиологию тамаранцев, которым не нужно было время для восстановления. Он убрал ногу, и, повинуясь слабому движению Комми, столб выпрямился, оказался снова посередине между их телами. — Это все Цитадель, — прохрипел Комми. — Эти датчики на наших головах, они... Считывают наши эмоции и добавляют новые. Мне сделали больно за то, что я кончил, а ты — заслужил награду за то, что заставил меня это сделать, всплеск удовольствия. Они хотят подсадить нас на этот кайф, чтобы мы причиняли боль друг другу снова и снова, замешивали ее на сексе и возбуждении, умножали многократно. — Комми кивнул вправо, где Стар увидел что-то, напоминающее сосуд со светящейся жидкостью внутри. — Эти сосуды поглотят нашу энергию, энергию удовольствия, энергию боли. Напитаются ею, усиленной во много раз. Чем больше боль одного, тем сильнее удовольствие второго, тем больше энергии они получат. Эксперименты, наука, сила… Все на благо Цитадели. — Ты… Ты… Ты работаешь с Цитаделью! — неверяще закричал Стар. — После всего! Комми пожал плечами, опустив глаза. — Они обманули меня. Им нужен был тамаранец, ведь только мы умеем аккумулировать и умножать энергию. Только мы потенциально способны ею делиться. Я летел к тебе, хотел предупредить, что они попытаются напасть, потому что кто еще из тамаранцев бродит вне родной планеты?.. Не успел, — Комми помолчал и посмотрел на Стара. — У меня есть их артефакт, который позволит нам сбежать. Отнимет энергию у того сосуда и отдаст мне. Я вытащу нас. — Взгляд Комми стал отчаянным, открытым до боли, почти прежним, почти братским. — Поверишь мне, братик? Достаточно сделать это всего трижды. Мне будет больно, тебе — хорошо. Ты мне отомстишь. В конце концов, я так виноват перед тобой. Стар сглотнул. В глазах Комми стояли слезы, его до сих пор трусило от боли, и разом Стар вспомнил и детство, когда они были не разлей вода, и юность, когда Комми вдруг озлобился, а Стар… пытался не думать о том, что на самом деле чувствует к брату. Стар вспомнил шесть лет рабства, в которое он попал по вине Комми, и вспомнил то, что именно старший брат когда-то учил его первым боевым приемам и ерошил волосы за каждый успех. — Мы не должны плясать под их дудку, — сглотнул Стар. Комми зарычал, мгновенно ощетиниваясь, становясь яростным Блэкфайром с горящим взглядом и сжатыми губами. — О, снова благородный Старфайр! — выплюнул он. — Не согнется ни на дюйм, не сделает навстречу врагу ни шагу! Ну и знаешь что? Подыхай здесь опять! Хочешь ублажать Цитадель снова — пожалуйста! — Это ты продал меня Цитадели! — Я спасал Тамаран! Они бы стерли его, уничтожили, если бы я не пошел на их условия! — Это ты привел их в наш дом! Ты открыл для них защиту! — Я хотел того, что принадлежало мне по праву! – выплюнул Комми. — Я ошибся! Доволен ты теперь? Ошибся! И должен был платить. Ты правда думаешь, что твоя задница ценнее целой планеты? Важнее жизней миллионов тамаранцев? Важнее жизни нашего рода? Стар осекся. Нестерпимо захотелось сжать виски руками, забиться в угол и хорошенько подумать — в одиночестве. Но такого он не мог себе позволить. По правде говоря, он едва мог мыслить связно из-за близости Комми и вибрации, от которой поджимались на ногах пальцы и хотелось только подаваться бедрами вперед, растекаться бессмысленной лужей наслаждения. Вслед за этими мыслями пришло уже знакомое отвращение к себе. Стар сглотнул и поднял взгляд на Комми. — Давай меня. Комми моргнул. — Что? — Заставь меня кончить. Трижды. Ты сказал, этого хватит. Движение Комми напоминало бросок кобры. Он подпрыгнул, выгибаясь в спине, сгибая колени, и прицельно впечатал столб в тело Стара. Член оказался зажат между стоблом и животом, от вибрации затрясло. Дальнейшее Стар помнил смутно. Его колотило, как в лихорадке, удовольствие вспыхнуло внутри молниеносно, как фейерверк, а вслед за этим все тело накрыла боль. Несколько секунд он не мог дышать, потом — закричал, а потом, кажется, потерял сознание. Проклятая вибрация никуда не делась, Кори возбуждался, сам того не желая, стонал, вставал на цыпочки. Мотал головой, плакал, пытаясь отсрочить финал, который снова обернется болью. — Кончи. Кончи, братик. Дай мне сделать тебе больно. Стар застонал, мелко закивал, затрясся и излился во второй раз, проваливаясь в пространство сплошной ядовитой белизны, которая заслонила собой мир. Где-то вдалеке звучал смех брата. Кажется, Стар смог кончить еще раз, а потом все-таки потерял сознание. Или умер? 3. Отчаяние — Где я? Комми? Стар с трудом разлепил глаза. Во рту было сухо, тело болело. Он попробовал пошевелиться, но не смог. Запоздало пришло понимание, что он связан, руки его упрятаны в кандалы от ладоней до локтей, а ноги — скованы в коленях и в лодыжках. Судя по всему, он был полностью обнажен. Стар попытался подняться на колени, но не смог удержать равновесие и упал, уткнувшись лицом в пол. Рядом раздался бархатистый смех. — А ты так хорош в этой позе, братик, — тихий голос Комми… нет, Блэкфайра… заставил встать дыбом волоски на коже. — Теперь я понимаю ученых Цитадели, перед тобой не устоят даже лабораторные крысы. Стара затрясло. Он выпрямился и неловко, стоя на коленях, развернулся, оказываясь нос к носу с Блэкфайром. Тот был полностью одет, упакован в серебристые непробиваемые доспехи с ног до головы, плечи покрывал длинный плащ. Фиолетовые глаза смотрели внимательно, цепко, но в глубине их читалось что-то скучающее, будто Блэкфайр рассматривал на рынке не самый нужный товар, который, тем не менее, придется купить. — Комми… Бесполезно. В том, кто находился сейчас рядом, в жестких чертах лица, в наклоне головы, во взгляде, в дыхании, Стар не мог рассмотреть Комми, будто кто-то чужой надел его личину. Подбородок Стара сжала жесткая ладонь. Большой палец прошелся по губам, — А ты все так же наивен, братик, — издевательски протянул Блэкфайр, гладя щеку Стара тыльной стороной ладони. Следом кожу обожгла пощечина, голова Стара откинулась назад, и он упал бы, не подхвати его сильные руки. — Меня. Зовут. Блэкфайр. Повтори. — Блэкфайр, — онемевшими от боли губами повторил Стар. — Умница, — большой палец Блэкфайра снова погладил его рот, проник внутрь, коснулся кромки зубов и языка, прежде чем Стару удалось стряхнуть наваждение. Он попытался отстраниться, но Блэкфайр схватил его плечи и, опустившись на колени, прижался всем телом. Сердце гулко застучало, перехватило дыхание. Блэкфайр опустил руку вниз, повозился несколько мгновений, и бедра Стара коснулся возбужденный член, слегка влажный от выступившей смазки. Стар рванулся назад. Блэкфайр неожиданно ослабил хватку, и Стар упал. Завозился, проклиная тяжелые, тянущие к земле кандалы, и оковы на ногах, из-за которых он сам себе напоминал гусеницу. Блэкфайр наблюдал за ним, склонив голову. Возбужденный. Опасный. — Ты обещал вытащить нас отсюда, — выдохнул Стар, кое-как садясь и вытягивая вперед ноги. — Ты обещал, что твой артефакт… Блэкфайр расхохотался. Вскочил на ноги и подлетел к Стару, снова взял его за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. — Братик, ты такой наивный. — Что? Стар открыл рот, но не смог сказать ни слова. Блэкфайр схватил его за волосы, а затем встал, и в губы Стару ткнулся возбужденный член. Стар зажмурился, попытался отстраниться, но Блэкфайр свободной рукой отвесил ему пощечину, а затем зажал нос. — Давай, отсоси мне, не ломайся, — напряженно проговорил он, удерживая Стара на месте. — Вспомни старые навыки, м? Ты же был хорошей шлюшкой, послушной? Умелой? Стар задохнулся, в тот же момент в рот ткнулся член, а Блэкфайр схватил его за нижнюю челюсть, второй рукой удерживая за волосы. — Вот так, — проговорил он, начиная двигаться вперед-назад во рту Стара. — Вот так, мой хороший, ты же все помнишь. Помнишь, как нужно. Стар замычал, хватка на его голове усилилась. На глаза навернулись злые слезы, в первую очередь — на себя. Тело будто само подстраивалось под происходящее, Стар так и не смог забыть, хоть и пытался, о том, как дышать, когда рот таранит член, как расслабить горло, чтобы пропустить глубже, как двигать языком, чтобы тому, кто его трахает, стало хорошо, а происходящее закончилось как можно скорее. Стар не хотел помнить об этом, даже знать не хотел бы, но тело будто жило своей жизнью. Покорно следовало чужим прикосновениям, давая собой пользоваться, зная, что сопротивление не принесет результата, можно только перетерпеть, только поддаться и надеяться, что все побыстрее закончится. Боги, как же Стар ненавидел это! Блэкфайр застонал, когда головка его члена протиснулась в покорно расслабленное горло Стара. — Вот так, — пробормотал он, и жесткая хватка в волосах сменилась поглаживанием, по-мужски грубым и неловким. — Ты бы не одевался как уличная девка, если бы не хотел такого, да? Ты же буквально создан для того, чтобы тебя брали силой. Посмотри, тебе же нравится! — на этих словах Блэкфайр толкнулся внутрь особенно сильно, заставляя Стара застонать. Блэкфайр тут же погладил его по волосам. Теперь он сжимал его голову обеими руками, равномерно насаживая на свой член. — Видишь ли, — произнес он будничным тоном, — я все еще возбужден после того столба, это ведь ты умудрился кончить трижды — я так и не поблагодарил тебя, энергии хватит на ядерный реактор, но все-таки недостаточно для того, что нужно Цитадели. — Стар дернулся. — Тихо, тихо. Тебе же все нравится, да? Смотри, как хорошо мы проводим время, а когда я закончу с тобой, подтянутся твои старые знакомые, и… ах… мы как следует повеселимся. Натянув голову Стара на себя, Блэкфайр кончил где-то у него в горле, и замер, не выпуская его из рук. Стар заизвивался, забился, если бы его горло по-прежнему не было занято членом, захрипел бы или закашлял, пытаясь сглотнуть. — Тише, — Блэкфайр погладил его по щекам, и Стар, который смог наконец вздохнуть, задышал чуть свободнее, бессильно привалившись к бедру Блэкфайра. — Молчащим ты мне нравишься больше, так что я не буду тебя отпускать. Обмякший член почти не мешал дышать, и Стар втягивал носом воздух, пытаясь восстановить дыхание. Хватка Блэкфара была аккуратной, почти ласковой. Стар замер, изо всех сил стараясь быть хорошим, чтобы ему больше не причиняли боли, не мучили, Боги, только не нужно больше боли, пожалуйста… Он не до конца понимал, где находится, кто рядом с ним, воспоминания смешивались, наслаивались друг на друга, заменяли реальность, так что Стар уже не понимал, что происходит на самом деле, а что является выдумкой. Чудится ему Блэкфайр, как множество раз до этого, или нет. Он не знал, сколько прошло времени перед тем, как член у него во рту снова начал твердеть. Стар обвел его языком, пощекотал головку. — Умница. А теперь давай, отсоси мне сам. — Хватка на голове ослабла, давая Стару возможность двигаться. — Ну же, давай. Что он делает? Мысль мелькнула и исчезла, испуганная одобрительным знакомым жестом: поглаживанием по щеке и волосам. Стар поднял глаза и остолбенел. Реальность навалилась тяжелым взглядом Блэкфайра, придавила его руками на щеках. Из глаз потекли слезы, Стар попытался вырваться. Нет, нет, никогда больше! Нет!.. — Ну что же ты, братик, — Блэкфайр удержал его на месте. — Мы же так славно играли. Давай, отсоси мне, если не хочешь, чтобы я трахнул тебя насухую. Стар опустил глаза. — Смотри на меня, — уронил Блэкфайр, и Стар подчинился, утопая в фиолетовом пламени. Он приоткрыл рот, выпуская член, а затем накрыл губами головку. Погладил уздечку языком, вызывая полный удовольствия стон Блэкфайра, который больше его не держал. Стар сам насаживался ртом все глубже и глубже, старательно втягивал щеки, покусывал, лизал, сосал. Доставлял удовольствие, был послушным, был усердным, был хорошим, пожалуйста… «Делай то, для чего ты предназначен, тупая ты шлюха!» — это воспоминание пахло кровью, разорванным нутром, наказанием и звучало брошенной в конце фразой: «В следующий раз будешь покладистее». Стар старательно отсасывал у Блэкфайра до того момента, как услышал: — Стоп. Выпустив член изо рта, Стар посмотрел вверх. Тело потряхивало, к паху приливала кровь. Стар запретил себе думать о том, что происходит. Главное сейчас — выжить. Блэкфайр погладил его по щеке, и Стар прикрыл глаза, пытаясь спрятаться от происходящего. Комми. Это — Комми. Его брат, его любимый, его… Нельзя об этом думать. Иначе Стар расклеится прямо тут, просто сойдет с ума. Пальцы Блэкфайра продолжали гладить его лицо, будто изучая. Веки, лоб, скулы, подбородок, шею, ямку ключиц. — Развернись. Стар распахнул глаза. Взгляд Блэкфайра был темным, пристальным. — Что? — Развернись ко мне спиной, — терпеливо повторил Блэкфайр. — И уткнись лицом в пол. Нет! Ни за что! Двигаться в кандалах было неудобно. Стар аккуратно, стараясь не упасть, развернулся. Медленно нагнулся, чувствуя, как холод касается чувствительной кожи. Уткнулся лицом в пол и зажмурился. Его трясло так сильно, что он боялся не устоять, завалить на бок. Стар сцепил зубы и пожалел, что не может обхватить руками голову. («Может, хоть так до тебя дойдет, тупая сука!» — сапог с тяжелой подошвой прижимает голову к полу, Стар хрипит от боли, корчится, чувствуя, как пара рук вцепляется в его бедра, раскрывает еще сильнее, это больно, очень больно, но Стар не кричит). Ладони Блэкфайра легли на ягодицы, и Стар рвано выдохнул, замотал головой, но остался неподвижным. К вдоху прижалась головка члена и толкнулась внутрь. По телу пробежала дрожь от боли, Блэкфайр усилил хватку и продолжил двигаться вперед. Стар издал тихое невнятное мяуканье, которые нельзя было принять ни за стон, ни за крик (нельзя стонать и кричать, за это бьют, нужно быть тихим, послушным, мягким, нужно...) Крупный член таранил его нутро, если бы Стар никогда такого не испытывал, ему бы казалось сейчас, что он вот-вот разорвется или потеряет сознание от боли, но… какая-то его часть, та самая, которую он хотел бы навсегда оставить в Цитадели, знала, что эта боль вполне терпимая, он способен вытерпеть ее, даже потеря сознания ему не грозит. Оказавшись внутри целиком, Блэкфайр сразу взял быстрый ритм, а Стар будто отключился от происходящего. Такое уже бывало раньше, когда он начинал наблюдать за тем, что с ним происходит, за тем, что с ним делают, будто со стороны. Вот и сейчас он видел себя, скованного, скрюченного в уязвимой, покорной позе, раскрытого, и Блэкфайра: целиком одетого, держащего его бедра, трахающего так, будто под ним была кукла, а не живой человек. Почувствовав, как внутрь толкается еще что-то, Стар вскрикнул. — О, ты наконец-то проснулся! — голос Блэкфайра звучал радостно, и Стар не сдержал крика, когда одновременно с членом в его тело скользнуло еще что-то: твердое, металлическое, холодное — да так и осталось внутри, давя на простату неподвижной тяжестью, зацепившись за вход чем-то, напоминающим крюк. Блэкфайр продолжал двигаться, широко, размашисто, свободно. Растяжение стало нестерпимым, теперь каждое движение Блэкфайра отдавалось внутри такой болью, что снова отстраниться от происходящего не получалось, Стар невольно стонал в ответ на каждый толчок, а из глаз его текли слезы. — А вот и ты, братик, — пробормотал Блэкфайр. — А вот и ты. Он вздернул Стара за волосы вверх и накрыл рукой член. Замер, аккуратно поглаживая. Теперь тишину нарушало только их быстрое дыхание. Стар понемногу привыкал к растяжению, боль притухала, и он с отчаяньем думал о том, что никогда не сможет умереть от такого, не сможет даже потерять сознание, обреченный осознавать каждую минуту творящегося над ним насилия. Когда Блэкфайр задвигал рукой по его стволу, погладил большим пальцем головку, возбуждая, Стар открыл глаза. Запрокинул голову, уставился в темный потолок, ощущая каждую клеточку своего тела: и боль, и удовольствие, и бессилие, и униженность. Как будто все происходящее было для него в новинку. Как будто он не был тупой шлюхой, радостной оттого, что внутрь засовывают член, лучшей в своем деле, «умелым ротиком» и «разработанной попкой». Стар бессильно чувствовал, как наливается кровью член, твердеет, как неприятные ощущения сходят на нет: он всегда на удивление легко приспосабливался к предметам внутри себя. («Парень, да ты создан для этого!» — ласковое прикосновение к пропитанным потом волосам, внутри все влажное, мягкое, скользкое, кажется — от крови вперемешку с семенем и смазкой.) В руках Блэкфайра он обмяк и вдруг почувствовал, что тот надевает что-то на его член. Эрекционное кольцо. Серебристый гладкий кусок металла, от одного вида которого у Стара бессильно подкосились колени. — Нет! — Да, братик, — Блэкфайр толкнул его обратно. — Ты же буквально создан для этого. Не капризничай. Он резко вышел, а затем толкнулся внутрь на всю длину. Продолговатый кусок металла, засунутый в Стара, по-прежнему оставался внутри, делая все происходящее еще более реальным, еще более болезненным. — Но я же был хорошим! — заверещал Стар. — Я был послушным, я делал все, что ты хотел, я… — Я знаю, — Блэкфайр положил руку ему на затылок и потянул за волосы. — Но это так весело! Стар застонал. Внутри вяло затрепыхалась спрятанная где-то за семью замками ярость. Ее хватило на то, чтобы Стар завозился, зарычал, попытался вырваться — и осознал всю тщетность своих попыток. Схватив его еще сильнее, Блэкфайр беспорядочно задвигался, вскрикнул и кончил где-то внутри. Стар не пошевелился, только всхлипнул. — Хороший мальчик, — похлопал его по боку Блэкфайр. — Но ведь мы только начали? Член внутри стал твердым очень быстро. Настолько, что Стар заподозрил Блэкфайра в том, что тот принял специальный настой, за которым в аптеку ходили пожилые тамаранцы, которые не желали отказываться от радостей жизни. Но это было неважно. Блэкфайр снова двигался внутри, довольно стонал, отвешивал один за другим шлепки по ягодицам Стара. Дергал его за волосы и утыкал лицом в пол сильнее. Называл «шлюхой» и «братиком». Стар потерял счет времени. Блэкфайр не пытался сдерживаться, раз за разом наполняя его своей спермой, будто желая накачать до краев, дождаться, пока солоноватая белая жидкость хлынет у Стара изо рта и носа. Кончая, Блэкфайр ненадолго утыкался ему в макушку, глубоко вдыхал, а через некоторое время снова начинал двигаться, еще быстрее и яростнее. — Пожалуйста… Пожалуйста, пожалуйста… — зашептал в какой-то момент Стар, просто не смог сдержаться. Хоть и знал, что нельзя просить, от этого становится только хуже, всегда лишь хуже. — Пожалуйста — что? — коснулся его уха шепот Блэкфайра. — Пожалуйста, дай мне кончить, — прошептал Стар. — Пожалуйста, пожалуйста. Мне больно, пожалуйста. Сил сдерживаться не было: от любого прикосновения член горел так, что на фоне этого меркло все остальное. Внутри, несмотря на происходящее, клубилось возбуждение, темное, поломанное. Сквозь застилающую все вокруг пелену Стар, несмотря ни на что, все четче различал Комми. Его запах, его звуки, его близость. Его руку, которая сейчас прошлась по члену Стара, сжала, срывая с губ униженное поскуливание. — Пожалуйста, сильнее… Пожалуйста, Комми… — забормотал Стар. Он подался назад, чувствуя, как отвращение к себе накрывает его с головой. Он хочет этого, он хочет большего. Наслаждается происходящим, несмотря на боль, несмотря на предательство, несмотря ни на что. Хочет, чтобы все поскорее закончилось, но не хочет останавливаться. — Нет, — ласково сказал Блэкфайр и снова взял быстрый и жесткий ритм, тараня тело Стара так, будто имеет на это право. Стар застонал. Обмяк окончательно, сломался, даже острая боль притупилась, будто отошла на второй план. Стар начал подмахивать в ответ на толчки Блэкфайра, подтверждая его права на себя. Не сдерживаясь, стонал и кричал от его прикосновений. Брал в рот пальцы, посасывал их, просил вернуть, когда они исчезали, не скрываясь, дрожал, когда скользкие от слюны руки накрывали член. Просил снова и снова дать ему разрядку, снова и снова слышал в ответ «нет» и прогибался в пояснице сильнее, давая возможность Блэкфайру делать с его телом все, что угодно, соглашаясь с его правом решать за двоих. Кончив в него в последний раз, Блэкфайр опрокинул их на бок, так что закованными в кандалы руками и спиной Стар оказался прижат к его груди. — Хороший мальчик. Хорошая игрушка. Блэкфайр прошелся рукой по соскам Стара, вызвав этим тихое поскуливание, а затем притянул к себе. Его член и продолговатое металлическое нечто оставались внутри Стара, эрекционное кольцо сдавливало член. Боль, долгая, беспрестанная, сделала Стара покорным, ищущим прикосновений, уязвимым, почти лишила разума, обнажила донельзя. — Я твой, — пробормотал Стар. — Обними меня крепче, пожалуйста, я твой. Кажется, после этого он уснул, странно успокоенный и безмятежный. 4. Надежда. — Ты ведь этого не сделаешь? — в фиалковых глазах Блэкфайра — страх и надежда. Он, с закованными в железо руками, со связанными ногами, забился в угол и умоляюще смотрел на Стара. Сейчас он был намного больше похож на Комми, на такого, каким запомнил его Стар: растерянного, всегда готового к обороне, ершистого любимого брата. Но сейчас это уже не имело значения. Перед глазами Стара стояла красная пелена ярости, в голове билось только одно слово: «растерзать». Стар пришел в себя несколько минут назад. Полностью избавленный от оков и того, что было внутри. Он лежал один и сначала подумал, что ему все приснилось. А потом попытался встать и почувствовал укол пониже спины. А потом — увидел чертов столб, почти до краев наполненный светящейся жидкостью сосуд в углу и… Комми. Блэкфайра. Скованного по рукам и ногам, потерявшего сознание. И сейчас Стару было плевать на то, что происходящее — всего лишь шутки ученых Цитадели. Внезапно в Комми сошлось, как сходятся оси координат в нулевой точке, все то, что ненавидел Стар, все то, чего боялся и то, от чего бежал. Он увидел в Комми лицо каждого из тех, кто его мучил, даже лица тех, кого не видел, но чувствовал. Руки сами собой сжались в кулаки. А еще Стар был возбужден. Болезненно. Одуряюще. Он не знал, что было тому причиной: ярость, все, что происходило с ним накануне (все, что Комми, родной брат, делал с ним до этого), или то, что Стару что-то вкололи, пока он был без сознания. Это было неважно. — Развернись, — процедил он. — Старфайр. Бра… — Развернись! — голос поднялся до крика, и Стар с удовольствием увидел страх в глазах Комми. — Развернись и уткнись лицом в пол, — мстительно произнес он. Комми послушался. Он двигался медленно, неловко: кажется, его мышцы затекли от неудобной позы. Внутри Стара клубились ярость, удовольствие, похоть. Он подошел ближе, встал на колени и сплюнул на ладонь, чтобы увлажнить член. — Возьми… Возьми смазку. — Комми стрельнул глазами в угол, где Стар рассмотрел тюбик с прозрачным гелем. Стар схватил Комми за шею и с удовольствием вдавил в пол лицом, добиваясь болезненного звука. — А что ж ты не брал? — Я… пользовался. Комми затих. Стар встал, подошел к тюбику и покрутил его в руках. Там действительно не хватало половины, а ощущения в теле не давали оснований не верить Комми: если бы он врал, было бы намного больнее. — Пожалуйста, не делай больно, — проблеял Комми. Его била дрожь. — Пожалуйста, не делай слишком больно. — А ты не делал? Комми застонал и зажмурился. Стар щелкнул крышкой тюбика. Возбуждение уже становилось невыносимым, но он больше и не собирался сдерживаться. Едва смазав себя и схватив Комми за бедра, он толкнулся внутрь. Застонал, запрокинув голову, радостно, торжествующе, как земные волки воют на полную луну. Наконец-то он чувствовал себя хозяином положения, наконец-то брал он, а не его, наконец-то под ним корчились от боли, а не наоборот. — Стар… Старфайр… — голос Комми сорвался, и он застонал, откликаясь на особенно резкий глубокий толчок. Стар скользнул рукой вниз: член Комми был мягким от боли, не заинтересованным. От боли. Стар замер. Закрыл лицо руками, замотал головой. Что он делает? Что творит? Неужели он теперь стал таким же, как другие, как те, кто мучил его? Как ученые Цитадели, как Комми — как Блэкфайр?! Комми тяжело дышал, но не пытался отодвинуться. — Я буду нежным, — пробормотал Стар. Наклонился, накрывая Комми своим телом, поцеловал шею, напряженные лопатки, жалея, что не может снять с него оковы. — Я буду нежным, я буду очень-очень нежным. Это был обман, торговля с самим собой, в которой Стар заранее проигрывал: у него не было сил отказаться от Комми, которого он желал так давно и так страстно, даже несмотря на то, что тот сделал с ним, и не было шансов не стать насильником, учитывая, что он делал сейчас и что собирался делать. У Стара не было шансов сдержать данное самому себе обещание никогда больше не играть по правилам Цитадели, никогда больше не позволять своему телу реагировать на их опыты и получать удовольствие. Но Комми был в его руках. Уже — был. — Я буду нежным, — в который раз пробормотал Стар в затылок Комми. — Очень-очень нежным. Так хотелось сделать вид, что это не изнасилование, не месть, а нечто другое. Зажмуриться и представить, что предыдущих нескольких часов не было, что руки Комми не скованы, и что они не в лаборатории под прицелом камер, а где-то в безопасном месте, наедине друг с другом. Стар медленно толкался внутрь Комми, а затем за плечи поднял его вверх, чтобы поцеловать в шею, в ухо, в щеку и, наконец, когда Комми дернул головой, в губы. Стар тихо застонал, вцепляясь в Комми крепче. — Тебе не больно? Пожалуйста, скажи… что не больно? — от дыхания Стара волосы возле уха Комми дергались. Комми покачал головой и длинно выдохнул. Стар перехватил его покрепче, продолжая касаться губами кожи шеи, двигаясь так медленно и осторожно, чтобы наверняка было приятно. Кончил он с длинным стоном, цепляясь за Комми изо всех сил, как за единственный источник жизни. Несколько секунд, пока Стар, сошедший с ума от возбуждения, дышал запахом волос Комми, ничего не происходило, а затем раздались три негромких щелчка, и Комми, дернувшись, стряхнул кандалы с рук. 5. Любовь. — Выйди из меня, — ледяным тоном проговорил Комми. Стар отодвинулся. Сердце в груди колотилось. Он сел на пятки и закрыл лицо руками. Что бы дальше ни произошло, вряд ли это будет хуже. Он изнасиловал Комми. Весь арсенал пыток и развлечений Цитадели вряд ли сравнится с этим. Не сравнится он и с тем, что Комми сделал со Старом до этого. Стар услышал тихие шаги, шорох одежды и звон металлических заклепок, затем — тихий мерный писк, будто сработал какой-то датчик. — Вставай, — сказал Комми, а когда Стар не двинулся с места, рявкнул: — Вставай, этот бриг не перенастроишь в одиночку. Стар потрясенно уставился на Комми, уже полностью одетого. — Давай! Скорее, ты же не хочешь, чтобы пилоты бомбардировщиков, которые стерегут этот бриг, поняли, что к чему? — Что? — Твоя одежда где-то на полу, поищи, — Комми махнул рукой, а затем набрал на цифоровой панели в стене код. Дверная створка отъехала в бок, и Комми ушел в кабину пилота. Стар пошел следом за ним и опустился в кресло, как был, обнаженным. Комми бросил на него косой взгляд, но не стал ничего говорить. — Давай, быстрее. Настрой автопилот до Земли — до Тамарана не сможем добраться, нас поймают, — а я пока попробую обмануть их системы и отправить бомбардировщикам ложное сообщение, что наш бриг по приказу Цитадели передислоцируется. Старфайр! — крикнул Комми. — Скорей! Не спи! Стар вздрогнул и принялся выстукивать код на темном экране. Система управления у кораблей Цитадели была стандартная, так что действовал Стар автоматически. — Готово! — через несколько секунд выкрикнул Комми и откинулся на спинку кресла. — Как там твой код? Ага. Класс, запускаю. — Он включил зажигание, и уже через несколько секунд бриг стартовал, унося их все дальше от остающимися неподвижными бомбардировщиков. — Ко… Блэкфайр. Что? Что происходит? Комми закусил губу и вздохнул, опустив голову. — Эта их система… Я соврал тебе. Трех раз было недостаточно, далеко не достаточно. После трех раз мне хватило сил только на то, чтобы активировать артефакт и отключить системы, которыми они контролировали наши эмоции, которыми могли сделать тебе больно… Я убрал датчики, но затем… у меня не хватало сил, чтобы отключить роботов, пока я возился с артефактом, тебя успели заковать, и… — Комми повернулся к Стару. — Кто-то из нас должен был мучиться, понимаешь?! Энергия страданий, чувства вины, страха, боли… — Он затрясся. — Мешается с сексуальной энергией, и… тот сосуд в углу, на который я показывал. Это был единственный способ наполнить их. Стар молчал. В голове гудел ворох мыслей, внутри была пустота и усталость. Не было сил злиться, разбираться в произошедшем, размышлять над этим. Хотелось просто оказаться на Земле, дома, и почувствовать себя в безопасности хотя бы немного. — Вот, — Комми вложил в его руку кристалл, напоминающий маленькое теплое солнышко. — Это артефакт, он впитал энергию, твою и… мою тоже. Так ты быстрее восстановишься и… он заменит ультрафиолет для тебя на некоторое время, так что… — Комми через голову стянул плащ и накинул его на Стара, тщательно укрывая его тело, пряча с головы до ног. — Попробуй поспать. — Я не… — Я знаю, — Комми пристально всматривался вперед, где вот-вот должна была стать различима Солнечная система. — Но этот способ был единственным. Стар боялся того, что увидит, когда проснется. 6. Одержимость. Дальнейшее напоминало Стару сон или одну из множества придуманных им самим фантазий. Разбудил его Комми уже почти на Земле, когда Стару нужно было подать сигнал о том, что на бриге Цитадели — свой. Смотрел при этом Комми на него так осторожно, будто боялся коснуться даже взглядом. Отвернулся, когда Стар надевал свои вещи, молчал, когда они спустились из корабля, и Стар представил Комми команде — во второй уже раз. Под внимательным взглядом Робина щеки Стара покраснели. «Прости», — произнес он одними губами. «Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь», — дернул головой Робин и пошел прочь. Остальные неловко переглянулись но, кажется, решили поверить рассказу Стара о похищении и бегстве. Нужно было придумать, что делать с Цитаделью. Комми согласился остаться в Башне на одну ночь, а вечером в двери Стара робко поскреблись. На пороге стоял Комми. — Я просто, — он оглянулся, будто не мог понять, что здесь делает, — хотел сказать тебе, что у меня правда не было другого выхода. И мне жаль. Если бы я знал, что ты можешь так же измучить меня, я бы, — Комми опустил голову, — постарался все переиграть. Но я знал, что ты не сможешь. Кто угодно, только не ты. Стар кивнул. Он рассматривал Комми во все глаза, пытаясь насмотреться, напитаться им. О том, что произошло, он будет думать позже, как позже будет анализировать то, обманул его в очередной раз Блэкфайр или нет. Сейчас хотелось просто поверить. Притвориться, что Комми на самом деле жаль, а чувства Стара — действительно беспокоят его. Что они просто братья, которые попали в неприятную, ужасную ситуацию и смогли выбраться оттуда с честью. — И, знаешь, — Комми шагнул вперед и почти коснулся губами губ Стара, — раз уж у меня сегодня день признаний… Я так люблю тебя, так хочу, уже давно, кажется, всегда, что… почти ненавижу. Я ненавижу тебя, Старфайр. Больше всего на свете ненавижу, — Комми коснулся рукой воздуха у щеки Стара. — Ты разрушаешь меня. Воображаемый Комми за спиной настоящего ободряюще улыбнулся Стару и растаял. Хотелось надеяться, что навсегда. — Я тоже люблю тебя. Блэкфайр. Комми зажмурился и покачал головой. — Назови меня… Назови меня не так. — Комми, — и прежде, чем Стар успел закончить, их губы встретились. Кажется, он обнял Комми и потащил его внутрь комнаты. Кажется, Комми толкнул его на кровать и лег сверху. Кажется, раздеться они решили одновременно. Стар плыл на волнах ликования, чувствуя ласковые руки на своем теле и отвечая на поцелуи, нежные и аккуратные. Наслаждался тем, что они оба находятся здесь по своей воле и понимают, что делают. — Мне так жаль, так жаль, — бормотал Комми, прокладывая дорожку поцелуев вниз по телу Стара. — Я не мог отказать им тогда, не мог, Тамаран был бы… уничтожен, мы бы умерли, мы оба, я… так хотел тебя ненавидеть. Прости, прости… Стар за волосы притянул Комми к себе и впился в его губы, кусая, утверждая права, будто кровью подписывая новые соглашения. Комми тихо стонал, позволяя себя целовать, положив руки на ладони Стара, не давая сделать объятие хоть немного слабее. Прервав поцелуй, Комми вытянулся рядом, рассматривая Стара, будто какую-то диковинку. Гладил его тело, лицо, а затем перевернулся валетом и коснулся губами члена Стара, пробормотав свое «прости» еще раз. Стар выгнулся, задрожал и придвинулся ближе, чтобы отдать ласку. Он поцеловал бедро Комми, так удачно оказавшееся рядом, с удовольствием взял в рот его член, пососал, пробуя на вкус. Застонал от удовольствия и радости, взял в рот глубже, притянул Комми к себе, чувствуя, как тот повторяет его движение. Они словно превратились в одно существо, многорукое и многоногое, и их чувства сплавились в одно. Стар стонал в унисон с Комми, а Комми — дрожал одновременно со Старом, они оба не выпускали друг друга из рук, будто боялись, что все происходящее окажется лишь сном и исчезнет. Это было большим, чем просто соприкосновение тел, интимнее всего, что происходило со Старом, хотя ему казалось, что он давно утратил само понятие интимности. Это было счастьем, это было единением. Это было любовью. Комми гладил его тело, ласкал член языком, и Стар пытался не отставать, копируя его движения, подмечая дрожь и рваные вздохи. Он не думал, что Комми может быть таким ласковым, таким внимательным и таким открытым, будто разом вручал Стару всего себя без остатка. Доверчиво тянулся навстречу, мурлыкал в ответ на прикосновения и позволял Стару гладить себя между ягодиц, проникать пальцем внутрь, делать все, что угодно, без слов говоря: «Я тебе доверяю». В тот раз Стар отдавался Комми с тихим торжеством и блаженством, в существование которого не смог бы поверить, если бы не пережил его. Комми брал его, нежно, трепетно, непрерывно глядя в глаза и не выпуская из рук, шепча свои «люблю», «ненавижу» и «прости». Когда они успокоились, Комми обнял Стара, притягивая себе на грудь. Под мерный стук его сердца Стар попросил: — Назови меня. Комми поцеловал его в лоб. — Кори. Любимый. — Не предавай меня больше, — засыпая, попросил Стар, будто загадал желание падающей звезде. *** «Ты разрушаешь меня». Блэкфайр смотрел в темный потолок спальни брата. Старфайр спал у него на груди, доверчиво прижавшись всем телом. Свернуть ему шею прямо сейчас было бы так просто… но совсем не интересно. Рука сжалась на бедре Старфайра, грозя оставить синяки. Блэкфайр разжал пальцы, чтобы не разбудить брата. Рано. Блэкфайр не соврал: он действительно работал с Цитаделью и действительно хотел научиться добывать энергию с помощью тамаранцев, вот только… Цитадель его не предавала. Это он предал Цитадель, пообещав им выкачать до дна Старфайра с его неисчерпаемым, кажется, запасом энергии, образовавшемся после многолетних опытов. Блэкфайр мрачно усмехнулся. Цитадель теперь висит у него на хвосте, разочарованная провалом эксперимента. Пускай побегают. Зато у него появился доступ в Башню Титанов, а это намного важнее, чем благосклонность Цитадели. И Старфайр готов есть у него из рук. Интересно, много ли еще выдержит брат, прежде чем сломается и возненавидит его? Проверить это должно быть интересно, но, пожалуй, чуть позже. Пока все идет по плану. С этой мыслью Блэкфайр уснул, прижав к себе льнущий навстречу трофей.