7 часами ранее…
— И всё же, кузен, каким бы придурком не был этот Вэй Усянь, а тебя он обставил на целых три позиции! — в голос хохотал Цзинь Цзысюнь, после оглашения результатов состязания лучников. — Да и его надменный братец тебя перестрелял. Быть может, ты всё-таки зря отказался жениться на их сестре? Не ты, так хоть твои дети, быть может, смогли бы нормально стрелять из лу-… — Цзинь Цзысюнь, если тебе дороги твои зубы, то лучше заткнись! — Спорю на сотню золотых, что такая неженка, как ты, мой драгоценный вспыльчивый кузен, не сможет повторить и половины того, что их заставляют делать на тренировках. — А ты, я погляжу, давно у нас стал всезнайкой? Не мели чушь, особенно о том, чего не знаешь. — Да они сюда из Пристани Лотоса прилетели на мечах. Вот и всё, что я знаю. Сам подумай, как усердно нужно тренироваться, чтобы после такого полёта ещё и верхние позиции на соревновании забрать? Или… — он насмешливо прищурился — …причина в том, что эти двое на самом деле куда талантливее первого молодого господина Цзинь? — Что?! Да так каждый заклинатель может! — Ой, что-то слабо мне в это верится, кузен, слабо верится… — Да я хоть сейчас могу встать на меч и долететь до самого Благоуханного Дворца — Ну так встань и долети, а после и поговорим. Чего за зря сотрясать воздух громкими словами? — Спорим? — Спорим. Только кошелёк твой пока у меня побудет, а то вдруг соблазн проехаться на повозке будет слишком велик. — По рукам. Готовь сотню золотых, кузен.Сейчас…
Цзысюань уже несколько часов шёл в весьма сомнительном направлении. Он успешно пересёк границу Цишаня на мече, пролетел ещё немного, а после силы как-то очень быстро закончились. Он шёл вдоль реки, ибо иных ориентиров пока не было, однако это точно должна быть Ханьцзян, поэтому, рано или поздно, он выйдет к границе своего ордена, а там уж точно не заблудится. Лес. Один лес кругом. Он хоть когда-нибудь закончится?! Цзинь Цзысюань с каждой минутой мрачнел всё больше… Да как вообще можно было попасться на такое откровенное враньё Цзинь Цзысюня?! А ведь этот…это… это олицетворение нахальства и невежества, сейчас наверняка сидит в повозке и хохочет над глупой гордыней своего кузена… Ну вот какая муха укусила Цзысюаня, что тот бездумно пошёл доказывать Цзинь Цзысюню непонятно что?! Когда солнце начало клониться неспешно к горизонту, юноша вдруг услышал впереди звуки цитры. Ускорив шаг, он всё отчётливее слышал ноты, которые почему-то казались знакомыми. Внезапно, в умелую игру влился девичий голос, что на мгновение заставил Цзинь Цзысюаня замереть и вслушаться. — …Там, где плотина сжимает наш пруд, Лотосы там расцветают меж трав. Есть здесь прекрасная дева одна, Стан её пышен и вид величав…* Голос девушки, её игра на цитре, они… завораживали. Хоть и песню она пела самую простую. Цзысюань сделал ещё один шаг и, лишь стоило ветке хрустнуть под его ногой, как девушка тут же прекратила играть и, вздрогнув, повернулась к юноше. — Простите, я напугал Вас. — тут же пришёл в себя Цзысюань, будто бы сорвав с себя какой-то морок. — Ваша игра на цитре… достойна похвалы. Но почему Вы играете у реки и вечером? Где-то по близости есть город? — Да, город есть. Вдоль реки пешком — около получаса. Благодарю господина за похвалу, однако не смогу ответить на его первый вопрос. Вы ведь явно не из этих мест. Ваши одежды… Вы заклинатель, верно? — Верно. Говоришь, отсюда полчаса пешком до Ланьлина? — Ланьлина? — удивлённо спросила девушка, и, спустя секунду, звонко рассмеялась. — Чем же тебя так рассмешил мой вопрос? — недовольно спросил Цзысюань, чувствуя себя невеждой и дураком. — Сколько до Ланьлина — я совершенно не знаю. А вот Юньмэн, как Вы и сказали, в получасе пешей прогулки. — говорила она сквозь смех, наблюдая за тем, как вытягивается лицо Цзысюаня. В голове же юноши огромными чертами осталась лишь одна фраза: «КАКОГО ДЕМОНА?!» Как, когда он сбился? Почему он так долго шёл в неверном направлении?! — Господин…- девушка всё ещё смеялась- До Ланьлина Вы сегодня уже явно не дойдёте. Вы ведь из ордена Ланьлин Цзинь, да? Быть может, остановитесь на ночь в Юньмэне. О, это было бы просто замечательно! Особенно, если бы Цзинь Цзысюнь не забрал все его деньги! — У меня нет с собой денег. — Ну… тогда, быть может, Вам следует пойти в Пристань Лотоса. Думаю-… — Исключено. Пристань Лотоса… Да после расторжения помолвки его мадам Юй голыми руками задушит, если этого не сделают раньше братья Цзян Яньли. Конечно, ему не откажут в помощи, однако быть нежеланным гостем Цзинь Цзысюаню собственная гордость не позволит. Уж лучше в лесу и голодный, чем в Пристани Лотоса под взглядами семейки Цзян, когда кусок в горло лезть не будет. — М? Какой Вы странный, господин. Боюсь, мне остаётся предложить Вам лишь свою компанию на берегу реки. Я схожу за едой, Вы разведёте костёр, а когда я приду, поедите и ляжете спать, пока я присмотрю за огнём. Что скажете? — Раз ты не боишься провести ночь в лесу бок о бок с незнакомым мужчиной, то почему просто не пригласишь в свой дом? Клянусь небесами, у меня нет дурных намерений, просто, судя по небу, скоро пойдёт дождь. — Вы точно не из наших мест, господин. Дождь если и будет, то не раньше полудня, а то и завтрашнего вечера. И… я верю Вам. Верю, что у Вас нет дурных и непристойных намерений. — Тогда- — Однако и в свой дом я пригласить Вас не могу. Сегодня, я и сама хотела ночевать под открытым небом, в виду… обстоятельств. — Хорошо, — протянул Цзысюань. Поведение девушки было, конечно, странным, однако и он сам вёл себя не лучше… — тогда, думаю, мне следует набрать веток для костра. — Договорились. Я вернусь через три часа. Прошу, дождитесь меня и не потеряйтесь снова. — по её лицу пробежала озорная улыбка. Взяв цитру в руки, миниатюрная девушка направилась в сторону Юньмэна. — Постой! Как твоё имя? — запоздало спохватился Цзысюань. — Мэн Яо, господин. — крикнула девушка, прежде чем скрыться за деревьями. *** Ждать Мэн Яо оказалось куда труднее, чем Цзысюань себе это представлял. Он довольно быстро набрал кучу сухих веток и поджёг их талисманом (которые Цзинь Цзысюнь, на счастье, у него не потребовал вместе с кошельком). У реки успело окончательно стемнеть и луна уже проплыла почти до середины неба, когда юноша, наконец, услышал частые девичьи шаги. Цзысюань, обрадовавшись поднял взгляд, однако в тот же миг радость его улетучилась, и чувство, что пришло ей на смену, заставило Цзысюаня презрительно фыркнуть. Вырядилась. Мэн Яо уходила в простеньком сине-розовом льняном платье, а вернулась, постоянно оглядываясь по сторонам, в расшитом причудливой вышивкой оранжево-жёлтом шёлке, да ещё и с вуалью, закрывающей нижнюю часть лица. В ушах появились длинные серьги, на руках — кольца и пара браслетов. Ну, и наверняка, куда же без подведённых глаз и очерченных бровей. Цзысюань часто видел похожих девушек и, как правило, крутились они возле его отца, точно карпы во время кормёжки. В миг пропало желание поговорить с девушкой, у которой на уме лишь выгодно выскочить замуж хоть за первого встречного. Мерзко. Мерзко и противно. — Простите, господин, я немного задержалась. — сказала девушка, ставя на землю корзинку с едой. — Неудивительно. — фыркнул Цзысюань и уже хотел было повернуться к костру, как понял, что что-то не так. Бросив ещё один взгляд на девушку, он понял, что именно. Глаза Мэн Яо были припухшими и красными, а на левой скуле наливался цветом и темнел свежий синяк. — Тебя кто-то обидел? — Нет, господин, всё в порядке. — сказала девушка дрогнувшим голосом, и Цзысюань не поверил. Когда она шла, то постоянно оглядывалась… — Тогда откуда у тебя синяк на скуле? — Пустяки, я сама упала. Сама? Это ж как нужно было умудриться упасть, чтобы не порвать такое платье. И тут юноша обратил внимание на руки. Один рукав был немного порван и именно из-под него выглядывал ещё один синяк, будто бы Мэн Яо кто-то сильно хватал за руку. — А это? — он аккуратно, но быстро схватил девушку за запястье и полностью открыл темнеющий след чужой руки. — Это ты тоже упала? — Я… — её голос, будто бы сломался и, Цзысюань, наконец посмотрев на глаза девушки, увидел, что из них вот-вот потекут слёзы. Абсолютно не ожидая такой реакции, Цзинь Цзысюань не думая отпустил руку девушки. Плачет? Почему? И почему до этого врала? — Я больше так не могу, не хочу! Каждый день! Мне надоело! — бросилась в слёзы девушка и Цзинь Цзысюань вообще перестал понимать что происходит и как ему на это реагировать. — Не хочу! — Э…Эм… Послушай… Давай ты сейчас успокоишься и нормально всё ра-… — Молодой господин, Вы ведь наверняка изучали множество наук и искусств, так скажите, каково бы Вам было, если бы все до единого вокруг хвалили бы лишь Ваше лицо и Ваш статус? — пара золотистых глаз впилась в Цзысюаня с мольбой и непониманием в самой своей глубине. Каково бы ему было? Большинство девушек и так смотрели на него с подобного угла. Цзинь Цзысюань не знал, которого из предков следовало благодарить за мягкую, столь нравящуюся девушкам внешность, однако отчётливо понимал, что в отличии от отца и многочисленных дядь, для него это было скорее проклятьем. Фраза «Молодой господин Цзинь так хорош собой» стала для Цзысюаня едва ли не бичом — окружающие за его статусом и внешностью не хотели видеть больше ничего. Никто не замечал, что за сверкающим, идеальным фасадом есть ещё и душа… — Мне… мне было бы мерзко. Обидно, противно и до ужаса одиноко, я полагаю. Несколько минут они просто молча смотрели друг другу в глаза, видя там отражение собственных обид, собственных стремлений. Отражение самого себя в другом. — Я родилась в публичном доме. — вдруг тихо произнесла Мэн Яо. — Моя мать потратила много сил, чтобы вырастить меня, чтобы обучить азам различных наук, чтобы я, повзрослев, могла найти полезную, честную и главное, достойную работу. Игре на цитре меня обучила тоже она. С тринадцати лет я, закрывая лицо вуалью, играю перед гостями Абрикосового Дома, чтобы заработать себе на еду и маленькую подсобную комнатку, в которой я сплю после выступления, пока моя мама обслуживает клиента. По-началу всем просто нравилась моя игра на цитре. Меня жалели, давали еду и чаевые. Однако со временем, когда я подросла и фигурой стала более женственна, богатые визитёры Абрикосового дома стали едва ли не на коленях умолять Мадам, продать им мою первую ночь. Мадам отказывала каждому, понимая, что так она заработает на нас с мамой гораздо больше денег. Однако некоторые… некоторые мужчины не понимают слово нет. И сегодня я еле спаслась от такого. Сначала он просил Мадам. Потом, когда она отвлеклась, подошёл ко мне, но получив отказ, попытался взять меня силой и потащил в комнаты. Мадам, заметив шум, поспешила меня оттащить от него, окружила, наверное, десятком женщин, но он не унимался. Когда я убегала из Абрикосового дома, он безумным взглядом смотрел мне вслед. Я… я так боялась, что он следут за мной… что ждёт, пока я уйду глубже в лес, чтобы… чтобы… — из глаз её снова потекли слёзы. Цзысюань не знал, что сказать, однако тело его будто само наклонилось к Мэн Яо и обняло девушку, начиная медленно, успокаивающе поглаживать по волосам. Ещё вчера, спроси его кто угодно, об отношении к тем, кто родился или живёт в публичном доме, Цзинь Цзысюань без раздумий ответил бы, что всех их стоит презирать, а к некоторым исключениям испытывать ещё и жалость. Однако теперь… теперь, к одной конкретной девушке, что родилась и выросла в публичном доме, помимо жалости он испытал уважение. Мэн Яо всеми силами противилась, казалось бы, решившим всё за неё обстоятельствам. Она могла бы пойти по стопам матери, жить в роскоши Абрикосового Дома и не волноваться больше ни о чём, кроме поддержания внешности. Она могла, но избрала другой, вероятно, почти непосильный, для девушки её статуса, путь. И это было достойно уважения. Он никогда не успокаивал людей. Однако теперь, нужные слова находились сами. Он не знал всего и едва ли мог понять, каково было Мэн Яо, однако, он отчётливо видел, насколько их души были похожи. Они разговаривали почти всю ночь. О всякой ерунде и о том, как им жилось до этой ночи. О мечтах и стремлениях. О заклинательстве и игре на цитре. О дне, когда родился Цзысюань и следующей за ней ночи, в которую появилась Мэн Яо. Невероятная редкость — лицом к лицу встретить кого-то с кем родился в один день. Редкость и, как подумал Цзинь Цзысюань, засыпая на несколько часов на коленях девушки, судьба. Однако… Уже этим вечером он будет дома, в кругу семьи и слуг, а вот Мэн Яо останется здесь и вечером вновь будет играть на цитре для гостей Абрикосового Дома. А что, если в следующий раз ей не повезёт и Мадам не заметит ни шума, ни пропажи А-Яо?.. — Мэн Яо, — обратился к девушке Цзысюань, едва проснувшись, и уже твёрдо решив, что не позволит стремлениям и усилиям девушки кануть в лету — ты бы хотела стать моим учителем? — Учителем? — Я хочу научиться играть на цитре. — Разве в Ланьлине нет более достойных учителей? — Ни один из них не играет так, как играешь ты. К тому же, и разговаривать с тобой не в пример приятнее, чем с занудными стариками и заискивающими барышнями. Ты будешь моим учителем и за эти уроки цитры я буду тебе платить. И тогда твоей матери больше не нужно будет работать в Абрикосовом Доме. — Разве девушке, вроде меня, позволят… — Никто не не посмеет сказать что-то против. Это — моё желание и мои время и деньги, так почему же это должно кого-то волновать? Тёплый ветер позднего лета шелестел начинающими желтеть кронами деревьев. Спустя мгновение тишины девушка сказала: — Я… я верю Вам, молодой господин Цзинь. Я согласна стать Вашим учителем. *** Холодные капли дождя быстро скатывались по белоснежной девичьей коже. Цзинь Цзысюань летел на мече так быстро, как только мог, неся на руках лишившуюся чувств девушку. Стоило начаться внезапному ливню, как юноша без раздумий накрыл Мэн Яо своим верхним халатом, пытаясь не дать ей промокнуть окончательно. У горизонта уже полностью виднелись стены и башни Ланьлина. «Не нужно вам туда идти, а особенно тебе, А-Яо.» — вспомнил Цзысюань слова женщины, остановившей их с Мэн Яо недалеко от Абрикосового дома. Как сказала девушка, это была подруга её матери. — «А-Ши… Она не сможет с вами встретится. Но, уверяю, она бы очень хотела, чтобы ты покинула это место и избавилась от всего с ним связанного» «Что с мамой?» «Она… её убили. Тот человек, что вечером к тебе приставал, её убил. Задушил… «в порыве страсти»… Мне очень жа-» «Я должна её увидеть!» «Стой, дурная! Ты, что, не понимаешь? Мадам тебя теперь точно не отпустит. Придумает красивую песенку про долги и продаст подороже. Беги отсюда, пока есть шанс, бросай всё.» «Но мама…» «Твоей маме уже ничто не поможет! Её ещё ночью закопали где-то в саду! Подумай о себе, о том, чего желала тебе А-Ши. Неужто она растила тебя лишь для того, чтобы ты стала очередной девушкой в борделе? Вот. Всё, что я смогла вынести незаметно. Считай это её последним подарком. А теперь прекращай реветь и уходи.» — с этими словами женщина сунула Мэн Яо в руки шкатулку и, окинув Цзинь Цзысюаня странным взглядом, быстро развернулась и ушла. После этого разговора Мэн Яо будто впала в оцепенение. Цзинь Цзысюань отчаянно пытался заговорить с девушкой, однако та будто бы его не слышала, продолжая то стоять на месте, то по инерции идя туда, куда её потянет юноша. Упершись абсолютно пустым взглядом в никуда, Мэн Яо мёртвой хваткой вцепилась в маленькую деревянную шкатулку, пока из золотых глаз тонкими дорожками текли слёзы. Единственное, что смог в тот момент придумать Цзысюань — просто обнять, сказать, что ему жаль, что он рядом, что он обязательно ей поможет и не даст никому в обиду. Утешать, однако, Мэн Яо пришлось недолго — спустя меньше получаса после шокирующей новости, девушка потеряла сознание. *** Мадам Цзинь, по возвращении в Ланьлин этим утром, была готова рвать и метать. Единственный сын исчез! Да ещё и при каких обстоятельствах! — Цзинь Цзысюнь, если с Цзысюанем хоть что-то случилось, если с него хоть волос упал из-за вашего идиотского пари, то я тебе обещаю… я клянусь тебе, что ты умолять меня о смерти будешь! — неистовствовала женщина, борясь с сильнейшим желанием швырнуть в безмозглого мальчишку первое, что попадётся под руку. — Супруга, успокойся. Цзысюань ведь уже взрослый человек. Тем более при нём меч. Ну нет у него с собой денег, так он остановился у кого-нибудь на ночь, а быть может и компанию на вечер на- В ту же секунду фарфоровая чашка полетела в сторону главы Цзинь и, разбившись о стену аккурат над головой успевшего пригнуться Гуаншаня, разлетелась по мраморному полу мелкими осколками. — Это была моя любимая чашка. — тяжело дыша от гнева прорычала мадам Цзинь — Н-ничего, дорогая. Я тебе сервиз таких же закажу, от разбитой вовек не отличишь! — Госпожа! — в зал вбежала одна из служанок мадам Цзинь — Молодой господин вернулся! — Хвала небу! — облегчённо выдохнула женщина, тут же сменив гнев на милость — Супруга, я же говорил тебе. — А ещё — продолжила служанка, получив небольшую передышку — он принёс на руках какую-то девицу и приказал найти ей комнату. Мадам Цзинь скосила не предвещающий ничего хорошего взгляд на мужа. — Ну что, накаркал? *** Цзинь Гуаншань готов был поклясться, что за последние полгода на его голове заметно прибавилось седых волос. И из-за чего?! Из-за какой-то девчонки-беспризорницы, которую единственный сын притащил в качестве учителя игры на цитре! Тфу! К слову, играла Мэн Яо очень даже хорошо. С чувством, с мастерством, да только лицом походила на кого-то знакомого, но вот на кого именно, глава Цзинь никак вспомнить не мог. Цзинь Гуаншань, сидя в рабочем кабинете, ждал верного человека, отправленного в Юньмэн несколько месяцев назад, чтобы выяснить о девчонке всё. Не спроста, не спроста ведь она кажется очень знакомой! Мэн Яо запросто может быть одной из его многочисленных любовниц, а то и того хуже… Пекло! Да он же собственными глазами видел, КАКИМ взглядом на девушку смотрит Цзысюань. Этот дуралей по уши влюбился в какую-то бродяжку из Юньмэна, будто она его своей цитрой заколдовала! И слова дурного ему о Мэн Яо не скажи! А если девчонка и вправду, хуже, чем бывшая любовница?.. Цзинь Гуаншань старательно гнал последнюю мысль прочь и искренне надеялся, что сын пошёл в мать, а не в Цзиньскую, любвеобильную породу. — Господин. — в дверном проёме появилась фигура отправленного в Юньмэн слуги. — Наконец-то! Тебя только за смертью посылать! — Господин, при всём уважении, но проверить всех ваших любовниц и их детей — задача не из лёгких. К слову- — Слышать об этом не желаю! Говори, что ты узнал о Мэн Яо. — Господин, может выпьете сначала? Вам очень не понравится то, что я сейчас скажу… *** Цзысюань и Мэн Яо сидели друг напротив друга, выводя на цитрах лёгкую, не записанную нигде мелодию. Вот ловкие девичьи пальчики быстро перебирают струны, а вот уже тонкую трель подхватывает более низкий, тягучий мотив, становясь всё быстрее, быстрее, пока из цитры напротив звучат уже более спокойные переливы. Глаза видят только глаза напротив, будто бы отлитые из чистого золота. Игра на цитре стала синоним страсти для обоих, самым верным способом выразить свои чувства. Глаза видят только глаза напротив, а губы сами тянутся за сладким и желанным поцелуем. — Увидят… — почти беспомощно прошептала Мэн Яо в полной тишине, разрывая поцелуй. — Не увидят — нежно улыбнулся Цзысюань и погладил улыбнувшуюся в ответ девушку по щеке…