Ночное солнце

Роберт И. О. Спидвагон, человек, последние лет пятьдесят не видевший дневного света, бодро протер поверхность зеркала. Под слоем пыли тускло сверкнуло серебристое отражение лунного луча. Роберт со вздохом провел тряпкой еще раз. Вообще, у Спидвагона было достаточно денег, чтобы это несчастное зеркало буквально вылизали дочиста, отреставрировали, покрыли тонким слоем платины и белого золота, и все равно осталось бы еще на пару тысяч штук таких же. Но Роберт никому не разрешал никому даже дышать на свое сокровище, и лишь несколько человек на всем белом свете знали, почему. Когда в зеркале отразились два красных огонька, Спидвагон не вздрогнул. Лишь с легкой досадой вспомнил, что когда-то давно он бы точно испугался этих огней. По старой привычке, от которой он так и не избавился, Спидвагон медленно подошел рассмотреть отражение. Золотистые волосы, которые он так и не удосужился расчесать, доходили ему уже до бедра. Из-за освещения казалось, что мягкие густые локоны будто бы слабо сияют сами по себе. Шрам на лице никуда не исчез, хоть Роберту часто предлагали его убрать. Спидвагон слишком ценил воспоминания, связанные с ним, особенно сейчас. Вертикальный зрачок и насыщенный красный цвет радужки выдавал в нем вампира, но это была единственная деталь, которая могла показаться в нем странной. Клыки он подпиливал, благо надобности в них не было никакой. Спидвагон прикоснулся к зеркалу, но тут же отпрянул. На протяжении почти полувека он старательно взращивал в себе человечность с нуля, прятал глаза под цветными линзами, иногда смеялся, чаще бесился, и постоянно себя проверял. Какая-то его часть, отчаянно сопротивляющаяся воздействию проклятой каменной маски, снова подавала сигналы тревоги, и Спидвагон пришел в очередной раз, чтобы кое-как дать отпор навязчивым идеям о полном отрицании человеческой сущности. Роберт огляделся и заметил у двери коробку. Сбегать туда-обратно ему было проще простого — силы ног было достаточно, чтобы за один шаг преодолеть расстояние от зеркала до двери, пусть их и разделяло метров пять. Но вместо этого Спидвагон спокойным шагом дошел до коробки, взял ее, осмотрел, и таким же образом вернулся обратно. Немного неловко он уселся на пол перед зеркалом и вздохнул. Все эти попытки двигаться исключительно "как человек" не смогли скрыть удивительную точность и даже грацию каждого действия. В коробке обнаружилась старая, выцветшая от времени, потертая шляпа в черно-белую клетку. — Ну здравствуйте, мистер Цеппели. Или... Уилл? Знаете, очень сложно понять, как обращаться к человеку, почти сто лет как умершему. Спидвагон прикрыл глаза. — Я держусь. Не знаю только, зачем. Все эти люди вокруг... Кто они такие, чтобы обращаться ко мне, как к равному? Я ведь могу размазать их по стене одним щелчком. Как смеют эти ничтожества указывать мне, что я должен делать?! Спидвагона затрясло. Он глубоко вдохнул, разгоняя такой бесполезный теперь кислород по альвеолам, заставляя себя успокоиться таким простым действием. — Уилл... Я рассказывал вам, как я стал таким? Простите, что повторяюсь. Конечно же, рассказывал. Спидвагон помолчал и медленно, сбивчиво, в очередной раз пересказал, что произошло пятьдесят лет назад.

***

Кромешная тьма, которая казалось такой безопасной после холодной поверхности маски, успокаивала Роберта. Словно бы все произошедшее было дурным сном, а сам он не лежал в луже крови — чужой крови — после неожиданной атаки Стрейтса. — Скажите мне, Роберт... Неужели тогда вас не заворожила мысль о бессмертии? Неужели вы не хотели хотели хотя бы на одну минуту побыть на месте Дио? Неужели вам совсем не свойственна зависть, мистер Спидвагон? В груди Роберта что-то болезненно сжалось. Хотелось кричать, плакать, на худой конец, разбить кулаки в кровь, хотелось хоть как-то выразить это чувство утраты чего-то очень важного... И эти ощущения, мысли, эмоции взорвались в нем, словно бы кто-то чиркнул спичкой в комнате, полной газа. Он отшвырнул склонившийся над ним силуэт в сторону. И сквозь пелену, полную отчаяния, услышал крик — свой собственный крик — и почувствовал странную влагу на губах, будто бы исчезающий след прощального поцелуя. — А ведь я писал вам. Год за годом, месяц за месяцем, каждый божий день, верите ли? Знаете, сколько строк я так вам и не отправил? Знаете, каким трудом мне дались те сухие банальные "дорогой друг"? Вы ничего не знали. Или же... Просто играли со мной, прикидываясь непонимающим? — Ты! Роберт с отвращением выплюнул это слово, глядя на поднимающегося Стрейтса. Тот лишь склонил голову набок, молча наблюдая. — Мразь! — Роберт в два прыжка оказался рядом с теперь уже вампиром. Он нанес несколько ударов, по привычке подлых, прежде чем Стрейтс мягким движением перехватил его руки. Спидвагон яростно дернулся, но сделать ничего не смог. В клещах рук, холодных и цепких, как наручники, он сходил с ума. Ярость требовала выхода. Ярость требовала крови. Спидвагон в какой-то совсем безумной попытке атаковать впился зубами Стрейтсу в горло. Солёная, теплая кровь полилась ему в рот. Роберт резко откинулся назад, не разжимая челюстей, и буквально выдрал Стрейтсу кусок горла. На мгновение ярость сменилась ликованием хищника, который наконец начал пожирать еще живую жертву. А потом Спидвагон осознал, что же произошло. — Я любил вас, Роберт. Красные глаза Стрейтса с вертикальным зрачком странным образом были похожи на кровоточащую рваную рану в его шее. — Я так надеялся, что каменная маска освободит меня от этой любви. Спидвагон попятился. Стрейтс отпустил его, но сделал шаг вперед, на свет факелов. Роберт с ужасом и отвращением выплюнул кусок плоти на пол. Его мутило. — Но, видимо, ей это неподвластно, — Стрейтс, теперь уже молодой, с сожалением посмотрел на проклятую маску, — мне придется вечно жить в оковах. Я полагал, что старость будет худшим исходом, но я ошибался. Мне не нужна вечность без вас. К тому же, я должен как-то вам отплатить за все те бессонные ночи, когда вы не покидали мой разум, не находите? Сухая, похожая на ощупь на змеиную кожу, рука взяла Спидвагона за подбородок, и он неверяще уставился в глаза Стрейтса. Роберт понял, что сейчас он услышит... — Я люблю тебя. ...не это.

***

Спидвагон невесело улыбнулся. Эти воспоминания до сих пор его тревожили, особенно днем, кода он часами лежал в своей комнате и делал вид, что спит. Возможно, именно тогда он решил, что одержит победу над своим проклятием. Потому что победить Стрейтса он так и не смог. — Да, Уилл. Я проиграл ему по всем фронтам. Он сделал меня чудовищем, сам стал монстром, но сохранил эту... это... эти бредовые идеи обо мне. Я бы не смог. Мне остается только сражаться с самим собой. Чьи-то пальцы осторожно поправили совсем уже выбившуюся золотистую прядь. — Не верь ему, Уилл,— сказал Стрейтс, наклоняясь, чтобы поцеловать Роберта, — он победил меня в первые же минуты встречи. Зеркало бесстрастно отразило двух молодых мужчин с одинаково алыми глазами. Стрейтс опустился на колени, не то перед Спидвагоном, не то перед шляпой Цеппели. Роберт словно бы с опаской провел ладонью по щеке Стрейтса. Тот поймал ее и легко приложил к губам. Спидвагон вздрогнул и потянулся ближе к завораживающе голодному взгляду, забывая, как дышать. Стрейтс приобнял его за плечи, притягивая ближе к себе. В чужих руках Спидвагон судорожно вздохнул, пытаясь успокоиться, но не смог и горячо поцеловал Стрейтса, прикусывая чужие губы. — Пятьдесят лет... Почти полвека, — сказал он, — ты умеешь ждать. Стрейтс провел рукой по груди Роберта вниз, к животу. — Больше. Нам было около двадцати, когда я встретил тебя. "Я всего лишь пытаюсь отыграться за эту твою победу, веришь ли, мое ночное солнце?"