Kiss it better

– И это Р12, Р12, две десятых до Q3. Себастьян Р14. Шарль убирает руку с кнопки радио, чтобы ничего не ответить своему инженеру. Очередной невыход в третий сегмент двумя машинами. И это был его лучший круг за весь уикенд, он был им доволен! Но отсутствие скорости на прямой, ещё немного там и тут, и вот результат: быть довольным собой недостаточно. Он возвращается в боксы после круга охлаждения и так стремительно выбирается из болида, пытаясь поскорее скрыться от везде сующих свой нос операторов в моторхоуме, что тренер буквально хватает его за руку: «Взвешивание», и ему приходится выйти на питлейн. По пути его догоняет Себастьян, сочувственно хлопает по плечу, это также успевают снять телевизионщики. Их взаимоотношения в прошлом году были не самыми дружелюбными, Шарль был безмерно доволен, когда перетащил одеяло ведущего пилота команды на себя, но он всё так же безмерно уважал немца и ловил каждую крупицу его внимания. А в этом сезоне они и вовсе вернулись к неловкому подобию хороших товарищей по команде и, как оказалось, беде. Всё-таки, есть какая-то польза от красного трактора. У весов он замечает и других непрошедших в третий сегмент «собратьев по несчастью». Карлос помахал ему рукой, будущий напарник, как никак. Скорее всего, он совершил ошибку на круге, ведь Макларен стабильно держался в десятке весь уикенд, но виду не подавал. Ну пусть привыкает стартовать в середине средней группы. Чуть поодаль Шарль замечает две долговязые фигуры: это Джордж обсуждал что-то с Алексом, который выглядел очень расстроенным. Пилот в темном комбинезоне с тоской смотрел на результаты второго сегмента, и Шарль тоже решил уделить экрану внимание. Натренированный глаз зацепился за родную фамилию Гасли: Пьер финальной попыткой выстрелил на софте на шестое место. Выше на втором месте был Макс на медиуме, Даня был десятым, также, как и напарник, на софте. Алекса выпускали на желтых шинах, но потом переобули в красные, и в итоге он только одиннадцатый. Позиция второго пилота в РедБулле незавидная, Шарль помнит каким несчастным и раздавленным был Пьер, когда выступал за эту команду, как те относились к нему с холодом и без симпатии, не прислушиваясь к пожеланиям француза и только обижаясь. Казалось, Гасли физически приходилось удерживать Леклера от похода на моторхоум быков за парочкой разъяснений, мол, это ничего не изменит. И вот на месте Пьера Алекс, а ситуация всё та же. Зато у француза дела шли хорошо, он выглядел счастливым в АльфаТаури, и это приносило хорошие результаты. Размышления о других пилотах так затянули Шарля, что он на автомате добрался до своей комнаты. Он сам не понимает, как это произошло, но он моргает – и вот уже сидит на мягком белом диванчике и смотрит на журнальный столик в полном одиночестве. Кажется, уже закончилась квалификация, но ему сейчас всё равно, ведь результат для него всего один – двенадцатое место. Ведь ты боролся за поулы и подиумы в том году, ты знаешь, как побеждать, что сейчас не так? Проблема в машине. Да. А может, в тебе? Нет. Ведь нет же? Ты выдал лучший круг уикенда. Этого недостаточно. Вдох-выдох. Проблема в машине. А может, в тебе? Ты мог лучше. Лучше. Лучше. Дальше происходит несколько событий одновременно: журнальный столик перед Шарлем вспыхивает оранжевым пламенем, словно широкая спичка. Запах горелого дерева и бумаги вырывают пилота из замкнутого круга самоненависти. В его глазах паника, словно он не маг огня, и видит пламя впервые в жизни. О нет, на столике заметки по трассе, онетнетнет. И Шарль тянется за ними, они не могут пропасть, они важны. Но может стоило укротить для начала огонь? Ох. Он хватает блокнот с горящего столика и только тогда ощущает языки пламени на своих незащищенных руках. Сколько времени ты держишь руки в огне? Чёрт. Шарль скидывает блокнот на пол и в приступе дикой боли прижимает свои обгоревшие руки к телу, даже смотреть не хочется. Но стол продолжает гореть, и монегаск сквозь слезы выполняет ритуал усмирения пламени. Огонь сходит на нет, среди следов только обгорелое дерево и подпаленный кусок бумаги на полу. Шарль рад, что в комнатах пилотов – магов огня нет пожарной сигнализации, он раньше задавался таким вопросом, но теперь понял. Чтобы неуравновешенные гонщики не досаждали. Чёрт, как больно. Шарля скручивает от боли, он сворачивается на диване, стараясь прижать руки к себе и утихомирить боль. Что нужно делать в подобных случаях? Всё моментально вылетает из головы. Парень поднимает голову и ищет взглядом бутылку с водой, через силу поднимается, пытается схватить предмет локтями и открыть крышку зубами, дабы лишний раз не тревожить руки, он всё так же не может на них смотреть. Всё-таки приходится взять бутылку в руку, Шарль закусывает губу и поливает ожоги водой. По ощущениям ему вообще не понятно, стало лучше или хуже. Его мутит. Как же больно. Надо что-то делать. Надо выбраться отсюда и попросить помощи. У командного врача? Нет, спасибо, она начнет расспрашивать что случилось, Шарль попробует соврать, она расскажет Бинотто, и тот пошлет его к командному психологу. Или психотерапевту. Или к кому там посылают эмоционально нестабильных гонщиков, не умеющих совладать с собой. Кто поможет ему? Пьер. Монегаск глубоко вдохнул и выдохнул и опять же при помощи локтей вышел из своей комнаты и из моторхоума. Квалификация и правда уже закончилась, и Шарль старается не попадаться никому на глаза, хотя он всё ещё в гоночном комбинезоне, но вылетел ещё во втором сегменте. До моторхоума АльфаТаури вроде как не далеко идти. Парень держит руки у груди, что может и привлекает внимание других, но он движется так стремительно, как только можно. Хоть бы Пьер был сейчас там. Впервые это произошло летом, когда Шарль с семьей гостил у родителей Гасли. Кажется, им было тогда лет 11-12, и даже когда они не были на картодроме, маленькие Шарль и Пьер стремились узнать кто же из них был быстрее. Просёлочные дороги были конечно не велотреком, но они почти каждый день носились по ним на велосипедах. Как-то раз, заходя в один из поворотов, они не заметили выехавший из-за угла молоковоз, подрезавший их. Пьер затормозил, Шарль влетел в него, и они кубарем полетели в овраг. Велосипеды выгнулись, а сами детишки все в ссадинах, у француза ещё и коленка разбита в кровь. – Вот беда! – вскликнул Леклер. – Ты как? – Могло быть и хуже… – прошипел Гасли, пытаясь ощупать ногу. – Тут недалеко ручей, пойдем промоем раны. Они оставили велосипеды, и Пьер повёл своего друга вдоль оврага, аккуратно опираясь на раненную ногу. Вскоре, Шарль осторожно подхватил француза под руку, улыбнулся и помог идти дальше, пока они не услышали журчание воды неподалёку. Шарль увидел необычайно чистую речку с каменистыми берегами. Как они раньше здесь не бывали, здесь так красиво. Ребята присели рядом с водой и для начала опустили руки в холодную речку, и Шарлю на мгновение показалось, что вода тянется к рукам Пьера в ответ. Может, он головой стукнулся? Но вскоре, когда его друг опустил разбитую коленку в воду, и рана начала светиться неоновым голубым, монегаск понял. – Пьер! Ты – маг воды! – воскликнул Шарль. Сам Пьер выглядел крайне удивленным: его мама была магом воды, и её мама тоже, но больше в его семье не было магов вовсе. Но что удивляло больше всего, так это то, что его природный дар целительства проявился одновременно с силой управления водой. Если не раньше: Пьер попытался махнуть рукой в попытке подчинить себе поток воды, но тот лишь немного подпрыгнул. – Моя бабушка – целитель, она говорила, что в последнее время природных магов воды, умеющих такое… – француз указал на вторую руку, которая продолжала обмывать рану на ноге и залечивать её. – очень мало. Этому больше обучают. – Это круто! – восхитился Шарль. Он как завороженный следил за сиянием в воде, что забыл о своих ранах. Когда оно прекратилось, Пьер оглядел ногу: конечно, остался след, но боли уже не было. – Шарль, твои царапины!.. Иди сюда, может, я попробую что-нибудь сделать. – Леклер подошел поближе и опустил руки в воду рядом с Пьером. Тот стал промывать его раны, и какое-то время ничего не происходило, но, видимо, Гасли очень-очень сильно пожелал, и руки маленького монегаска окутало то же самое сияние. С чужими ранами получилось не так здорово, как с собственными, следы остались более заметные, Пьер бесконечно извинялся, на что Шарль лишь тепло улыбался. – Мама поцелует – и всё пройдёт. – так тогда сказал он. Гасли улыбнулся ему в ответ. Дар Шарля проявился пару лет спустя, и он был даже немного рад, что никого не было рядом: он просто махнул как-то раз рукой, а с неё сорвался язык пламени. Он не хотел бы причинить кому-то боль. Не то, чтобы Шарль так часто прибегал за помощью к своему лучшему другу. Иногда это были довольно глупые ожоги, и Пьер качал головой, почти цитировал ему технику безопасности, а затем залечивал его раны. За годы француз развил свой дар, и теперь даже не оставалось и намека на то, что он что-то залечивал. Про его способность знали немногие в паддоке: Шарль, тренер Пьера, Даня, Макс и Марко. Гасли не желал делать из этого секрет, просто не хотел лишнего внимания. Пилот Феррари наконец доходит до команды Пьера и пытается понять, где может быть его комната. Он тут никого не знает, но красной точкой по чёрно-белому моторхоуму блуждать не хочет, и вдруг его спасает Даниил. Маг земли из России издалека ловит смущенный взгляд монегаска, не говорит ни слова, указывает на нужную дверь и просто и без вопросов идет дальше по своим делам. Значит Пьер сейчас там. Шарль чувствует, как горят щеки от всего этого, но верит, что Даня не будет делать никаких выводов из данной ситуации. Он незамеченным подходит к двери и пару раз стучит по ней локтем. Слышит какой-то скрип и через пару секунд дверь открывает Пьер. Шарль не знает насколько жалким и помятым выглядит сейчас сам, но он не может не отметить то, как изумительно выглядит Пьер. Мягкие каштановые волосы торчат во все стороны, серо-голубые глаза блестят от удивления, гоночный комбинезон спущен до пояса, а огнеупорная рубашка облегает его руки и грудь во всех нужных местах. Шарль не может отвести от него взгляд и, кажется, забывает зачем он здесь. Ах да, жгучая боль. – Шарль? Что случилось? Проходи. – Пьер удивлен и не замечает, как Шарль продолжает на него смотреть. Он обращает внимание, на то, как его друг держит руки. – Шарль, покажи, пожалуйста, ладони. В этот момент в голове у монегаска щелкает, что, может, его здесь не должно быть, что Пьеру нужно идти туда же, куда и Дане, что он должен идти давать интервью, а может праздновать успешную квалификацию, да в принципе делать всё что угодно, только не сюсюкаться с магом огня и вправлять ему мозги. – Шарль, я вижу, что с тобой что-то не так. И то, что ты пришел ко мне это подтверждает. И, если ты думаешь, что я сейчас брошу тебя здесь и пойду по своим делам, то мне придется стукнуть тебя по твоей лохматой голове, я знаю, что в ней может происходить. Леклера никогда не пугала эта некая телепатическая связь между ними, она скорее успокаивала. И сейчас Шарль поводит плечами и вытягивает руки перед собой. Он так не хочет видеть в ясных глазах Пьера осуждение, попытки докопаться до сути его ран, что, несомненно, правильно и нужно, Шарль просто не может признаться в этот даже сам себе, не то, что своему другу. Но у Гасли на лице искренняя боль, словно он может почувствовать то, что чувствует мужчина напротив его. Боль как физическую, так и душевную. – Садись, я сейчас. – Пьер указывает на серую софу в углу комнаты, ставит рядом с ней два стула и уходит в другой конец комнаты. Шарль послушно выполняет просьбу, смотрит на широкую спину друга, лишь бы не на руки. Спина, кстати, так же хороша, отмечает монегаск, не успевает отвести взгляд, когда Пьер поворачивается к нему, смотрит в ответ, и Шарль закусывает губу от смущения. Замечает, что Гасли возвращается к нему с широкой миской с водой, ставит её на стул рядом с Шарлем, а сам садится на другой напротив. – Как квалификация? – бормочет Шарль, наблюдая за тем, как Пьер устраивается поудобнее. – Восьмой, между двух Рено. – отвечает француз. – Даня десятый. – Он помог мне найти тебя тут, не знаю, конечно, что он там подумал… – Шарль, руки. – Пьер указывает на миску перед собой, и Леклер вздыхает и опускает ладони в прохладную воду, края рукавов тут же намокают. Сразу становится чуть лучше, хотя Гасли ещё не начал. Пьер опускает свои руки в воду вслед за Шарлем, и она начинает светиться вся целиком. Затем он аккуратно касается ладоней монегаска, его обожженных пальцев, и свет локализуется на ожогах. Прикосновения Пьера не причиняют боль, она словно вымывается водой из рук Шарля. Какое-то время они молчат, вокруг них лишь приглушенный шум паддока, готовящегося к завтрашней гонке. Шарль смотрит на свечение перед ним с некоторым благоговением, для него это каждый раз нечто поразительное, затем поднимает глаза, замечает, как сосредоточен и одновременно расслаблен перед ним Пьер, как свет очерчивает его лицо, как он отражается в его удивительных глазах, делая их ещё более магическими. Кажется, француз чувствует на себе его взгляд, потому что Пьер поднимает голову и смотрит в ответ. – Что? – коротко улыбается он. – Ты мне ничего не скажешь? – шепчет Шарль, не отводя взгляд. – Я подожду, пока ты сам решишь мне рассказать. – отвечает Гасли, вновь переводя своё внимание на воду. – Не хочу вытаскивать из тебя слова клещами. В носу у Шарля предательски защипало, и он старательно заморгал, хотя Пьер, кажется, всё уловил. Они оба продолжают смотреть на свои руки, на то, как обгорелая кожа постепенно становится чистой и гладкой. Ещё несколько минут тишины, и свечение прекращается, Пьер берет руки Шарля и вытаскивает из воды, лёгким движением вытягивая влагу с мокрых рукавов. Оглядывает ладони со всех сторон, чтобы убедиться, что всё хорошо. Шарлю так тепло. – Я мог лучше. – неожиданно говорит он. – Это ты сам так решил? – Пьер одной рукой ставит миску на пол, второй так же удерживает обе ладони Шарля. – Я знаю, что я могу, я знаю, что могу лучше. – монегаск переводит взгляд на предмет на полу. – Ты был доволен, когда заканчивал круг? Когда проходил каждый из секторов, когда пересекал финишную черту? Это был твой лучший круг за уикенд? – Шарль поднимает глаза на Пьера и коротко кивает. – Тогда ты сделал всё, что мог. Нет предела совершенству, это наша работа – становиться всё лучше и лучше, пытаться похитить у трассы ещё несколько долей сотых с круга. И, если тебе это не удаётся, это вовсе не значит, что проблема в тебе. – француз грустно улыбается, и у Леклера вновь чешутся руки встретиться с руководителем РедБулла где-нибудь в тёмной подворотне. – Шарль, ты талантливый пилот, и все знают о твоей природной скорости, и ты тоже, просто сейчас команда не может дать тебе нужный инструмент, чтобы ты её показал. Почему-то из уст Пьера всё всегда звучит более… осмысленно что ли. Шарль ему верит. – Я рад, что у тебя всё хорошо в этом сезоне. Что ты можешь доказать всем вокруг какие они дураки, что сомневались в тебе. А они и правда дураки. – Пьер скромно улыбается и одними губами говорит «спасибо». – И я это не специально. – Леклер кивком указывает на свои руки. – Я задумался… и стол просто вспыхнул и… – Не закрывайся в себе. – перебивает его Пьер, слегка сжимая его ладони. Шарлю приятно. – Ты всегда можешь поговорить со мной, у меня всегда найдется на тебя время. И я уверен, Себ тоже готов помочь тебе, если что. Меня вот не покидает ощущение, что он в какой-то момент нас усыновил. – хмыкает француз. – Я самый любимый ребёнок. – весьма серьёзно говорит Шарль, но не выдерживает и тихо смеётся. Пьер присоединяется к нему. Он всё так же держит руки монегаска, Шарль опускает взгляд вниз, затем смотрит на Пьера. Кажется, на щеках француза проступил легкий румянец. Какой же он чудесный. – Всё хорошо? – Гасли смущенно улыбается. – Ничего не болит? – Поцелуй – и всё пройдёт. – отвечает Шарль и, только когда видит округлившиеся глаза Пьера, понимает, что сказал. Теперь уже сам Шарль вспыхнул с ног до головы, слившись с цветом своего комбинезона. Уже можно идти искать мага земли, чтобы земля взяла и проглотила его? Он уверен, Себ с радостью скроет его с глаз людских. Он хочет убежать, но Пьер всё так же держит его руки, а на лице удивление, но никак не недоумение. А затем Пьер перехватывает ладони Шарля, подносит к своему лицу и касается покусанными губами его пальцев.