очки

Дима всё прекрасно понимает. Чего-то хорошего, как из ромкомов, что любит его сестра, у него не будет. Не будет не только с Игорем (в голове он же может называть его так просто, по имени?), но и в принципе с любым человеком. Потому что Дима знает о себе всю правду: он знает какой он, как он выглядит и как на него смотрят другие. И он прекрасно знает, какие люди нравятся тем, к кому у самого Димы появляется хоть какая-та капля симпатии. Он «не такой». Но даже с принятием всех этих фактов, с заселением всех этих мыслей в его голову, как в просторную квартиру (сам Дима может позволить себе пока что только однушку, поэтому ещё и завидует всем этим мыслям), Диме хочется. Чувствовать. Диме хочется почувствовать себя «особенным». Тем, о ком думают, засыпая или крутясь утром перед зеркалом. Тем, кому улыбаются немного неловко, поправляя волосы. Тем, с кем хотят провести время наедине, чтобы сказать что-то важное. Потому что этот кто-то влюблён. И влюблён в него. И если говорить начистоту, то Дима, в последнее время, хочет быть этим «особенным» для Игоря. То есть, для Грома. Как произошло, что именно Игорь? Пока что, Дима может только промямлить в тишине своей спальни, в особенный час. Хотя, на самом деле это может быть и одиннадцать вечера, и три часа ночи, всё зависит от открытости самого Димы. Так вот. В этот особенный час, Дима может лишь сказать, что Игорь живой. И честный. Вокруг него будто всё начинает двигаться, люди из сонных мух превращаются в, хоть и раздраженных, но людей. Живых. С Игорем мрачный достоевский Петербург наполняется красками, помимо жёлтых стен старых домов появляются и «Шаверма» с красной неоновой вывеской, и разбитые зелёные двери бара, и синее-синее небо без облаков. Когда Дима с Игорем, он видит только такое небо. После минутная стрелка продолжит свой ход, и Дима, как раскаявшийся на допросе, будет говорить и говорить о том, что Игорь красив, что он единственный человек на его памяти, кому идёт такая кепка, что Игорь умён и бывает остроумен, но чаще всего это не смешные шутки, и что Игорь высок, выше Димы на целую голову, поэтому, при поцелуе Диме придётся вставать на носки и поддерживать равновесие, а ещё… Обычно, в этот момент до Дубина доходит осознание им сказанного, он затыкается и тяжело стонет. Благодарит, что никто этого не слышал и ложится спать. Сон, конечно, не идёт, но по крайней мере глупый язык замолкает. Сам Игорь почти не спит, строит теории, пытается найти ответы на все вопросы, и держит себя всеми возможными силами от написания догадок «стажёру». Но не получается. Он хватает телефон начинает строчить, но видит, что уже второй час ночи, и собеседник давно спит. Руки сразу опускаются, но закрывать диалоговое окно Гром не спешит. Листая его, Игорь читает рабочие фразы и ему кажется, что что-то не так. Почему-то Дубину хочется написать. Что-то вне дела. Спросить, как он, что делает, какие фильмы любит. Хочется узнать о напарнике что-то большее. Игорь даже не заметил, как привык к слову «напарник». Всё из-за этого стажёра. Грому стало важно, чтобы Дубин был рядом, стало важно, что он думает о деле, и не только. Например, о нём самом. О самом Игоре. Не как о майоре или напарнике, а вот о нём. Думает ли парень так же по ночам, как и он, написать что-то глупое или незначительное, или ждёт их встречи в участке, или, на худой конец, может Дима тоже внёс телефон в контакты и сохранил, не как по уставу, а по имени. Просто именно это Гром и сделал. Все остальные его контакты по фамилии, ну кроме мамы, но мама — это мама. Гром не настолько ебнулся на своей этой службе. Просто в один момент Дима стал важен. Очень. Перед выходом из дома, смотря в зеркало прихожей, Игорь почему-то думает о Диме. Опоздает тот сегодня или они, может, встретятся прямо перед участком. И тогда Игорь ему улыбнется. Как может, потому что Игорь не знает, как улыбаться просто так человеку. Важному человеку. Если это слово применимо для такого, как Гром, то он свою улыбку для Димы назвал бы неловкой. Дубин никого не знает в участке, а его уж там тем более. Прокопенко улыбается углом губ и обращается к нему как «молодой человек». Скорее всего, он до сих пор не запомнил, как зовут Диму или просто считает, что он у них не задержится. В участке, где все вокруг в форме, кроме Димы, будут держаться подальше от Грома, кроме Димы, и будут закатывать глаза на все слова майора, кроме, конечно, Димы. Игорь благодарен такой негласной, но непривычной поддержке. Всё раньше шло своим ходом: преступление, Игорь идёт в бой с кулаками, получает выговор от Прокопенко и жалобы от капитанов, Гром никого не слушает, идёт напролом, кровь приносит свои плоды, и вот он вместе с пойманным убийцей и заебавшимися коллегами, которые устали от этого дерьма. Но теперь в толпе мелькает блик от очков, а на выездах не так тихо. Дима ходит рядом, жмурится от редкого солнца и разговаривает, слушает его, ворчит, препирается с ним, но главное, до сих пор с ним. Игорь боится (странное ощущение для майора), что в один из дней, после планёрки, парень устанет. Разочаруется в выборе профессии. Поймёт, что не его это призвание, или в выборе участка для начала работы, посчитает, что здесь одни клоуны, да идиоты (по сути, так оно и есть, но они могут работать, честно), или в нём. В Игоре. И уйдёт. Тихо и без шума. А Игорь даже сделать ничего не сможет. И слова не скажет. Только будет смотреть вслед уходящему. Дверь за Димой захлопнется, и Игорь кепку на глаза надвинет. Потом, наверное, будет ещё больше жалоб на его неподобающее поведение, Гром будет ещё более грубым и… замкнутым. Игорь не хочет всего этого, но понимает, что его будущее будет таким — неизбежным, если Дима исчезнет из его жизни. Это странно. С этим надо что-то делать. Но бесстрашный Игорь Гром пока только пялит на милого (всё очень странно) парня в очках и таскает его с собой везде. Как ещё выразить свою привязанность Игорь не знает. Точнее, как её показать, оставаясь самим собой. Но может, то, что мы испытываем, когда бываем влюблены и есть нормальное состояние.* Поэтому, как только в квартире раздается звонок, Игорь спешит открыть дверь, спотыкаясь обо всё что на пути. Проклиная боль в мизинце из-за удара о, так не вовремя попавшийся стул, майор отворяет дверь нараспашку. Дима Дубин смотрит на Игоря, который вышел встречать гостя в одних спортивках, и пытается дышать. У хозяина квартиры тоже сбито дыхание, тот нёсся к прихожей, чтобы встретиться с голубыми глазами. Но этому не суждено случится, тепло квартиры обнимает Дубина, и его очки запотевают, становятся мутным зеркалом. — О, Дим. Заходи, — да, Игорь, делай вид, что забыл о его приходе. Сам Дима пытается шевелиться. Двигать своими ногами, как обычный человек. Но, только вот, парень надеется, что из-за переизбытка чувств, мыслей, всего, его ноги не запнутся о себя же и он не полетит встречать дощатый пол. Да конечно, если это произойдет, можно представить как возможный вариант, что Игорь кинется спасать его и поймает. Как даму в беде. Только Дима не дама, а самый настоящий полицейский. Насчёт беды… Дима, наверное, в беде. — Я тебе тут занёс. Как ты и просил, — Дубин снимает свою куртку и одновременно пытается достать папки с новыми делами. Восстановление на службе оказалось более трудным и длительным, чем себе представлял Гром. Честно говоря, все рассчитывали, что процесс будет быстрым. А так Грому делать нечего, он никак тут не поможет, лишь помешает. Поэтому сидит дома и пьёт чай. Да, он даже купил чай. Игорь в один шаг подходит к Диме и снимает куртку с левого плеча. Куртка тонкая, невесомая. И между ними двумя. Правильнее было забрать дела, в которых так «сильно» нуждался скучающий майор. И Игорь из прошлого бы так и сделал. А ещё Игорь бы никогда пару часов не думал над предлогом, чтобы увидеться с кем-то. Тот Игорь прямолинейный и громкий в отличие от этого немого. Гром смотрит на мягкие черты лица и боится сделать лишнее движение. Всё по-прежнему очень странно. — Я, кхм, пойду повешу, — «отойди ты уже», — чай будешь? — Чай? У тебя? Такими темпами и дверь в туалет появится. — Я безработный. У меня нет денег на такую роскошь. — Пока безработный, — Дима садится на диван и надеется, что он прав. В это время, Игорь несёт кружку и стакан с чёрным чаем. «Принцесса Нури». Хотя бы не «Красная цена». Не так сильно бедствует. — В следующий раз я куплю тебе кружку. Будет следующий раз. Оба надеются, что он будет. — На, держи — Дима протягивает «нужную» папку, и Игорь лишь кивает. Садится рядом и вчитывается в буквы. Парень рядом пытается пить горячий чай. Горький, невкусный. Сахар у Грома вряд ли есть, поэтому чай не спасти. Но Дима пьёт, делает небольшие глотки, тянет время. Поглядывает на Игоря и боится забыть оторваться. А у Грома строчки перемешаны. Вроде где-то было написано «банки» и «принцессы», но голова не впускает их, твердит, что занято, мест нет. Всё отдано солнечному парню в очках. А ещё мыслями, что чай в кружке заканчивается слишком быстро. Он сейчас уйдёт. Думай, думай, думай. — Ладно, я пойду. Спасибо за чай, — рядом становится пусто, а Игорь пошевелится не может. Застыл с папкой в руках. Либо сейчас, либо никогда. — Дим! Подожди, — внутри всё останавливается. Сердце замирает в ожидании, не бьётся, — я, это… Спасибо, что зашёл. Думай. — И занёс всё это. Думай! — И я рад, что ты… То есть, мы… Д у м а й! Кто-то не умеет разговаривать. От слова совсем. Игорь замолкает и трёт свои глаза. Всё из странного превратилось в глупое. Почему говорить так тяжело? Слова липнут к языку, обманывают, говорят, что вот сейчас, да-да сейчас, уйдут, ворвутся в стены квартиры и дойдут до получателя. Игорь ведётся на это, поэтому выглядит как идиот. Он тяжело вздыхает. — Я пытаюсь сказать тебе «это», но не знаю, как. — Что «это»? — Дима наконец подаёт голос, и он непривычно тихий. Дима стоит, пытается не надеяться. Очень сильно. Он знает не понаслышке, чем может это всё закончится для него. Он не так понял, не так увидел, всё себе придумал, и в результате он в дураках. Каждый раз, он зарекается не вестись, быть более спокойным или хотя бы попытаться быть спокойным. Но Дима прыгает в омут с головой, как впервые. Знает, что пожалеет, знает, что потом последует разочарование и ночные мысли, где разыгрываются тысяча и один сценарий того, как надо было поступить на самом деле. И сейчас это повторяется. — Я тоже. — Что? — Ты мне тоже. — Что тоже-то? — О нет, — никогда такого не было, и вот опять, — Забудь, ничего. — Да что тоже-то, а? — Где моя куртка? — Да, Дим, блять, — игнорировать Грома не получается. Дубина поймали с поличным. Его держат за запястье, ожог на руке. Молчание режет, кто-то должен говорить. — Я… Я вроде понял, — Игорь смотрит на чуть испуганного Диму, и, кажется, вот сейчас всё правильно, — Я понял, про «тоже». У меня это «тоже»… тоже… Чувства. И всё взрывается. Так непривычно. Взаимность. Дима пытается стоять, ищет за что зацепиться, и хватается за вторую руку. Тёплая. Он улыбается этому, улыбается Игорю и не может поверить. — Ты же про это «тоже» говорил? — пока Дима пробует на вкус что-то похожее на счастье, Игорь, напротив, весь на иголках. — Да. Ты мне нравишься. Небезразличен точнее. Даже очень, — теперь черёд улыбаться Игорю. Неловко, — Только мне надо прилечь. — Зачем? — У меня ноги подкашиваются. — Ты прям кисейная барышня, — но Игорь сам такой. Надо поверить во всё это. На диван они не влезут. Гром тянет его за собой, к шкафу в стену, к соседствующей боксерской груше. За ними прячется не сломанная дверь и пустующая спальня. Они просто лежат на кровати Грома и считают трещины в высоком потолке. Их плечи касаются, и Дима чувствует его горячую голую кожу под своей рубашкой. Дыхание сбито и Дима решает вновь рискнуть. Он нервно сглатывает и поворачивает голову в сторону Игоря. Тот продолжает смотреть в потолок, собирает мысли в кучу. Дима тянет ладонь и неловко переплетает их пальцы. Дубин отворачивается, потому что чувствует, как начинает краснеть. Ладони потеют, пульс скачет, в голове только «пожалуйста, не отстраняйся, не отпускай». Игорь смотрит всё это время вверх, не решаясь шевельнуться. Всё это странно. Опять. Но только вот его пальцы крепко сжали ладонь Димы в ответ. На лице появляется глупая улыбка, а внутри всё встаёт на свои места. Так удивительно осознавать, что ответом на все вопросы Игоря (кроме насчёт Чумного доктора, конечно) был Дима. Жар разливался по телу от прикосновения, которое становилось только крепче. Будто Гром дарил своё тепло. Большой палец Игоря нежно гладил тыльную сторону ладони Димы, вырисовывая на ней незамысловатые узоры. — Останешься? — непривычный шёпот только подтверждает, что всё это правда. Что это всё действительно происходит с парнем в очках. — Если можно… то да. Игорь резко поворачивается на эти слова, привстаёт на локте и взгляд наконец направлен на самого Диму. — Конечно, можно. — Класс. — Класс. У тебя уши все красные. У тебя всегда так? — Только рядом с тобой, — Дима уже не следит за тем, что он говорит. Он нервно сглатывает и ждёт чего-то. Скорее всего того, из-за чего красными будут не только уши. И Игорь наклоняется и целует его. Сначала в щёки, легкие невесомые поцелуи, затем в уголки нежно, и наконец в сами губы. Мир замирает. Глохнет, слепнет, всё происходит здесь и сейчас в квартире на пятом этаже. Губы у Игоря обветренные и сухие, у Димы же мягкие и тонкие. Ладони парня подрагивают, но тянутся к бурым волосам. Всё на своих местах. Игорь отрывается и смотрит с нежностью на Диму. Хочется ещё. — У тебя щёки все красные. — Я не удивлён. Гром снимает очки с носа Димы. — Какое у тебя зрение? — Игорь, отдай. — Так какое? — Плохое. — Прям очень? — Ну, тебя я вижу прекрасно. — И какой я? Красивый. — С недостатками.