Клетка существует и там, где её прутья совсем не заметны. Джон Твелв Хоукс. «Последний странник»
Окружение Локи состояло из закоренелых разбойников, местных воров и, возможно, парочки убийц. Их недовольное ворчания, крики с требованиями и нескончаемые оскорбления асгардской стражи разносились по нижнему этажу чуть ли не постоянно. Что ж, бога коварства они особо не тревожили. При взгляде на уголовников мужчина не испытывал ровным счетом ничего. Зато вот вечно расхаживающая туда-сюда охрана заставляла глаз нервно дергаться. — Вам не надоедает, а? — оторвавшись от очередной книги, недовольно ухмыльнулся Локи. Ответом ему послужило молчание и звонкий дребезг доспехов. — Не очень-то и хотелось, — и снова окунулся в содержимое текста. На счастье самого бога, в голове было тихо, и никакая предначертанная ему особа не напоминала о себе. В такие моменты Локи иногда даже задавался вопросом, а не умерла ли несчастная нежданно-негаданно? Где-то на противоположной стороне в одной из темниц снова заверещал заключенный, покрывая отборными ругательствами всех и вся. Только вот Локи привлекло далеко не это. Темный альв стоял у золотистой стены и испепелял стражей непроницаемым жестким взглядом. В нем читалось безумие, от которого даже по спине асгардкого принца побежал холодок. — Я убил ее, потому что она раздражала меня! — слова сорвались с языка альва резко и коротко, будто бы мужчина и вовсе хотел от них избавиться. Монолог заключенного еще больше заинтересовал Лафейсона. — Она была моей и только моей, и я имел полное право распоряжаться ее жизнью! — совершенно сумасшедший взгляд сопровождался нервным подергиваем руки. Темный, сам того не замечая за собой, импульсивно сжимал и разжимал кулак. Суть сказанного дошла до Локи сразу же. Альв и впрямь был безумцем, который прикончил свою нареченную лишь потому, что она его «раздражала». Всех подробностей было не разузнать, но тут и без этого было легко понять, что девушка умирала мучительно долго. Это было омерзительно даже для бога коварства. Да, пусть он всячески игнорировал свою таинственную единственную и неповторимую, возможно, иногда и впрямь мечтал, чтобы она исчезла. Но в действительности никогда не желал ей ничего плохого. Возможно, если Лафейсон все же встретит ее когда-нибудь, то даже не станет отталкивать. Это, правда, очень спорный вопрос, ведь настроение самого бога скакало где-то между «убью за спокойствие» и «заставлю зарезаться тупым ножом, если потревожишь». — Ты просто соскучился по мне или Один изъявил желание высказаться? — Локи даже не повернулся к пришедшему брату. Все внимание бога коварства было приковано к особо нервному темному альву. Тот до сих пор считал себя правым и отказывался понимать, за что его приговорили к заключению. Впрочем, заключение его продлится не долго, предполагал Лафейсон. Обычно убийц казнили на седьмой день после поимки. — Пропишите ему казнь крысами, не прогадаете, — мужчина даже захлопнул книгу, но при этом на его лице красовалась гримаса полного отвращения. Темный альв заслуживал «кровавого орла», но в Асгарде таким не промышляли, к сожалению. — Решил примерить роль судьи? — голос Тора был спокойным, а его внимание, как и внимание его младшего брата приковано к заключенному. — Это не нам решать, что с ним делать. — Конечно, — хмыкнул бог коварства и все-таки повернулся к Тору. — Что привело тебя к моей скромной темнице, брат? — Локи театрально развел руками, а на его лице заиграла саркастическая полуулыбка. — Гостей я не ждал. — Не ерничай, Локи, — всегда такой добродушный громовержец и сейчас желал Локи только лучшего. И точно хотел бы, чтобы бог коварства смог жить дальше за стенами «клетки». — Отец хочет поговорить с тобой, — на сказанные слова Лафейсон комично поджал губы, будто услышал что-то несуразное и смехотворное. Надо же! Всеотец решил уделить ему минутку своего драгоценного времени? Только вот, зачем? — И чем же я обязан оказанной чести? — мужчина демонстративно сел на кресло, положив руки на его подлокотники. — И о чем же хочет поговорить со мной Один? — пронзительный взгляд зеленых глаз, плотно сжатые губы. Локи был чертовски недоволен всем тем, что сейчас происходило. И уже предвидел, что его вот-вот снова закуют в кандалы и под конвоем отправят в тронный зал. Между прочим, это неплохо так сказывалось на гордости самого бога коварства. — Вот встретишься с ним и сможешь сам все спросить, — Тор уже подходил к цифровой панели, чтобы открыть золотой заслон, когда за его спиной появилась и парочка стражей. В их руках звенели кандалы, от взгляда на которые Локи недовольно поморщился. — Это так необходимо? — ответа не последовало, ведь он был очевидным. Окажись бог коварства без блокирующих наручников, снова бы что-нибудь учудил и испарился бы куда-нибудь. И это понимали абсолютно все. Ощущая всю безысходность своего положения, Локи не остается ничего другого, как недовольно хмыкнуть и закатить глаза. Ага, так его и спросили, как он хочет проследовать в тронный зал, разбежался. А он всего-то заскочил в Мидгард! Невиданная несправедливость. И если заточение в камере сменилось на размеренную «прогулку» по коридорам, ведущим в тронный зал, то мнимая свобода внутри самой темницы превратилась в ощущение холодного металла на запястьях и шее. — Как поживает твоя милая смертная? — Локи довольно оскалился, покосившись на брата. Было забавно наблюдать за тем, как Тор всякий раз хмурился, стоило только богу обмана упомянуть мисс Джейн Фостер. Какое-то время, помнится, Одинсон даже считал мидгардку своей нареченной, отчего Локи сейчас было еще веселее. — Мама сказала, что ты слышишь иногда голос своей предначертанной, — еле заметная улыбка на лице Тора заставила Лафейсона многострадально вздохнуть и цокнуть языком. Молодец, сменил тему разговора. Это была не самой привычной чертой для громовержца. — Надо же, уже успела рассказать, — недовольно отозвался бог коварства прежде, чем перед братьями отворились массивные, украшенные золотой вязью, двери тронного зала. К слову, здесь они были не первыми и не единственными гостями. И пока Один восседал на троне, Ньерд стоял перед ним. Волосы цвета благородного золота бога морей ниспадали волнами по его мощным плечам, а руки были сжаты в плотные кулаки, будто затронутая тема дискуссии выводила вана из себя. — Какая неожиданная встреча, — довольно заулыбался Локи, стоило только и ему, и Тору оказаться возле Фрейра. Младший ван стоял поодаль от отца и наблюдал за всем процессом разговора, лишь иногда хмуря брови и сжимая губы в плотную тонкую линию. — Тебя только здесь не хватало. — Как поживают сестры? — было не самым правильным решением оставлять бога коварства рядом с Фрейром. Из всех подобных разговоров выходила обычно какая-то катастрофа асгардского масштаба. — Давненько я не видел прелестной Фрейи. — И не увидишь, — меткий взгляд бога плодородия мог бы напугать кого угодно, только вот перед ним стоял не «кто угодно», а Локи. А для этого мужчины не было никаких границ. — А что насчет Сигюн? — лукаво вопросил Лафейсон, а его пронзительные ядовито-зеленые глаза, кажется, даже загорелись от предвкушения. Вносить смуту в окружение — практически обязательная работа бога обмана. Что ж, а это посещение тронного зала было куда веселее, чем младший принц мог себе представить. — Бедняжка все также сидит в башне и, наверное, уже позабыла вкуса свободы? — С этим скоро будет покончено, — жесткий тон Фрейра отчего-то стер с лица трикстера широкую плутовскую улыбку. — Отец пришел обговорить этот вопрос с Одином. В скором времени ее наконец казнят, — на мгновение могло показаться, что бог плодородия и лета начнет ехидно улыбаться. Но это ощущение быстро таяло под маской золотоволосого привлекательного бога. — А вы беспощадны, — хмыкнул Локи и отошел от вана в сторону. Разговор перестал казаться Лафейсону интересным и увлекательным, а, скорее, приобрел крайне траурные цвета. И пусть бог коварства никогда не был знаком с младшей дочерью Ньерда, но слухами полнилась земля. Он прекрасно знал из сплетен, которые не затихали уже на протяжении трех сотен лет, что юная богиня попала под замок за убийство высокопоставленного темного альва. И как подмечал сам Локи недавно, окажись Сигюн в асгардской темнице, у нее останется всего семь дней на жизнь.***
Новости из Асгарда прилетели быстро, а местная стража, кажется, выдохнула даже с облегчением. В скором времени им больше не придется сторожить принцессу, опасаясь, что однажды она взбунтуется. Да, этого никогда не случалось, но у страха, как говорится, глаза велики. — Как же так? — Магдалина сидела на скрипучей постели и вытирала небольшим голубеньким платочком текущие по щекам слезы. Голос старушки дрожал и был готов вот-вот сорваться на хрип. — Они не могут так поступить с тобой, — предательский всхлип сорвался с губ женщины. Сигюн же стояла к нянечке спиной, а ее руки лежали на подоконнике. — Они должны были это сделать уже давно, — холодно отозвалась богиня и сжала пальцы в кулаки. Было ли ей страшно? Это вряд ли. — Ты же понимаешь, что мое заточение сложно назвать жизнью, — тихая усмешка разнеслась по маленькой комнатке. Отчего-то было так легко, что хотелось смеяться. — Я надеялась, что Всеотец более разумный, — голос Магды все же сорвался на протяжное рыдание, от которого сердце самой принцессы начало разрываться на куски. — Я… я поеду с тобой. — Нет! — Магдалина даже вздрогнула от того, насколько резко и неожиданно Сигюн повернулась к ней лицом. Пожилая женщина распахнула глаза от удивления, заметив сталь в льдисто-голубых глазах своей подопечной. Девушка была настроена решительно и совершенно не боялась за собственную жизнь, однако уж точно не хотела, чтобы Магда собственными глазами увидела ее казнь. — Я не позволю! — иногда, как, например, сейчас, старушка все еще видела ту унаследованную от родителей властность и царское величие. Именно сейчас Сигюн была той, кто одним своим взглядом могла приказывать и подчинять. Но Магдалина слишком хорошо ее знала, поэтому совершенно не подавалась на давление подобного рода. — Ты не остановишь меня, дитя, — слабая улыбка сквозь слезы затронула губы женщины. — Скоро за тобой придут, будь готова, — утирая оставшиеся слезы, Магдалина тяжело встала с кровати и направилась к двери. На душе у нее было неспокойно и тяжело. Что-то грозилось свалиться на их головы. Кто бы знал, что ждало принцессу Ванахейма в асгардской темнице? Очередное заточение на неопределенный срок точно бы подвело Сигюн к краю. Сопровождающимся вызвался Фрейр. Бог плодородия хотел своими глазами увидеть то, как нерадивая младшая сестра покинет границы Ванахейма. Какое несчастье, что сама Сигюн отнюдь не счастлива такой компании. От одного лишь взгляда на брата принцесса криво усмехнулась и презрительно отвела глаза в сторону. Ее чувства, которые она испытывала сейчас к Фрейру, бурлили внутри и совершенно не хотели затухать. Отчего-то даже наличие кандалов и нескольких стражей не заставляли неожиданно вспыхнувший непокорный нрав богини поутихнуть. И, кажется, мужчина это даже заметил, отчего, в общем-то, и подошел к сестре. Ему определенно хотелось придушить мерзавку собственными руками. — Прошло чуть больше трехсот лет, а я так и не вижу раскаяния в твоих глазах, — хмыкнул бог, бросив на сестру короткий взгляд. Сигюн была непреклонна и продолжала горделиво смотреть четко перед собой, словно бы и вовсе игнорируя брата. — Неужто маленькой Сигюн понравилось убивать? — Только не надо делать вид, будто ты не извлек из этого выгоду, — уверенный взгляд богини вот-вот мог пошатнуть спокойствие Фрейра, ведь она чертовски умело находила лазейки в его собственных эмоциях и мыслях. И замолкать принцесса явно не собиралась. — Войны с Альвхеймом вы не хотели, это так, — размеренный и подернутый инеем тон Сигюн заставлял мужчину скрежетать зубами. Он не слышал и не видел сестру очень давно. И в былые времена, возможно, даже почувствовал бы братско-сестринскую тоску по минувшим дням. Сейчас же его переполняли лишь гнев и чувство задетого эго. — Да откуда ты вообще можешь знать, что происходило в мирах, пока ты сидела взаперти? — жестокая усмешка ударила по самому больному. Отрезана от всего мира. Да. Но даже через стены темницы просачивались сплетни и особенно громкие события. — Не убей я альва, который должен был стать правителем Альвхейма, ты бы никогда не занял его место, — богиня непринужденно взмахнула руками, отчего тяжелые цепи неприятно загремели и заскрежетали. — Думала, что ты скажешь мне «спасибо», братец, — в глазах Сигюн заплясали черти, будто она ждала этого разговора слишком долго. — Я буквально подарила тебе целый мир, — и хоть в словах звучало равнодушие и толика ядовитого ехидства и сарказма, на душе принцессы скреблись кошки. Разговор был не из самых простых, ведь убийство носило неприятный характер, вспоминать который не хотелось. Девушка не была убийцей и уж точно никогда не сделала бы это по собственной прихоти. В каком-то роде было даже смешно первое время наблюдать за тем, как весь дворец стоял на ушах, и даже самый ленивый и уставал называть Сигюн мстительной и озлобленной богиней. А сама принцесса не спешила развеивать эти сплетни, ведь было куда проще согласиться, чем рассказывать причины своего поступка. И вот… это уже продолжалось больше трех сотен лет. Она молчала и не выдавала своей тайны, а все вокруг считали ее преступницей. — Нашла себе оправдание? — Всего лишь оправдываю твое и отцовское мнение о себе, — парировала Сигюн и снова улыбнулась. — В любом из миров всегда будет тот, кого будут выставлять козлом отпущения, — всегда такая спокойная и прилежная принцесса сейчас не могла сохранять былое молчание. Острые, словно кинжалы, слова рвались на свободу. — И здесь, в Ванахейме, крайней сделали меня. Кто знает, кто станет следующим, стоит мне только покинуть это место. Может, ты, Фрейр? Или наша любвеобильная и прекрасная сестра? — процессии пришлось даже остановиться, когда по коридору разнесся звонкий шлепок. Бог лета не справился с эмоциями, а его ладонь загорелась от того, насколько смачная пощечина пришлась по алебастровой коже Сигюн, щека которой почти сразу же окрасилась в розовый. — Ты заткнешься, или я собственными руками убью тебя прямо здесь и прямо сейчас, — Фрейр, сжав руку в кулак, смотрел на сестру темными карими глазами. Его ладони чесались от желания закончить все раз и навсегда. Но в ответ, на свое удивление, мужчина увидел смелый взгляд девушки, направленный на него, и ее широкую улыбку. Она будто бы смеялась над поведением Фрейра, смеялась над его несдержанностью и импульсивностью в то время, как сама испытывала несколько ненормальное наслаждение от того, что смогла его спровоцировать. — Отец будет недоволен, если ты испачкаешь мраморные полы коридора моей кровью, — Сигюн обиженно поджала губы, после чего взмахнула головой. Копна практически белоснежных волос заструилась по его плечам, а вмиг посерьезневшие голубые глаза вновь смотрели исключительно перед собой. — Меня ждут в асгардских темницах, братец. Так не будет злоупотреблять их гостеприимством.