***
Уже глубокой ночью, когда в их квартире наконец наступает тишина и даже Чан уже лег спать, Минхо аккуратно пробирается в комнату младшего. И почему-то он находится в ней один, ни Чанбина, ни Чана не было видно — видимо снова уснули на диване за ноутбуком, но это было ему лишь на руку. Хо проползает по кровати к Феликсу, сразу касаясь мягко его талии и прижимая к себе, отчего младший мгновенно открывает глаза и снова на его веснушчатом лице появляется теплая улыбка, от которой по венам старшего вместо крови похоже начинает течь любовь к этому светлому существу. Ли и сам не понимает, как настолько светлый и добрый человек мог появится среди людей, ведь, кто бы что не говорил, а Ликс реально был ангелом. — Сегодня ты долго… — Чан опять за песней засиделся, прости, малыш. — Главное, что ты пришёл… Феликсу сильно не хватало тепла и объятий со стороны Минхо, и даже когда тот начинал тянуться к нему сам, иногда старшему приходилось его отталкивать, хотя не сильно хотелось это делать, а уж тем более обижать его для Ли старшего было чем-то из ряда вон выходящего. Поэтому почти каждый раз, каждую такую ночь Хо отрабатывал свои часы обниманий, которых так хотел Енбок. И сегодня не было исключением из правил, даже наоборот, младший словно был более открытым и мягким, тянулся за поцелуями, обнимал крепче обычного — как изголодавшийся по ласке котенок, хотя уже даже не как, ведь это и правда выглядело именно так. Минхо аккуратно перекатывается с бока и встает на локти, нависая над Феликсом, а тот тянет его ближе к себе за шею и напористо целует, не давая лишний секунды вздохнуть старшему, а тот и не против такой активности с его стороны, наоборот, поощряет даже поцелуями в шею, укусами, заставляя Ликса чувствовать то, как внизу живота вяжется узел возбуждения, а лицо начинает медленно, но верно приобретать пунцовый оттенок от вмиг изменившейся внутри комнаты температуры. В какой-то момент становится уж слишком жарко, что Минхо сам стягивает пижамную рубашку с младшего, чувствуя как у самого по спине уже ползет маленькая капелька пота, пока Феликсу не надоедает смотреть на все еще одетого хена. Он стягивает с него мешающую длинную футболку, открывая обзор на подтянутое тело, по которому сразу хочется провести своими пальчиками, исследуя рельефное тело. Что собственно и делает Феликс, чувствуя как под его пальцами вздрагивает не менее напряженное, чем его собственное, тело Минхо. Тому много слов не нужно, чтобы понять желание Феликса лишь по одному его взгляду, который так и просит что-то сделать с напрягшимся снизу органом. — Неужели уже? Сдаешь позиции, Ликси… — Замолчи и сделай что-нибудь… Голос стал ниже, а хрипотца придает некой сексуальности голосу, что вперемешку с недовольным шепотом заставляет Минхо еще сильнее возбудиться и в очередной раз притянуть к себе Ликса, впиваясь в его покрасневшие уже от поцелуев губы. Рука сама тянется к резинке штанов, несильно оттягивая её, чтобы дать свободу вставшему члену, а после прохладная немного рука касается выпиравших венок, медленно двигаясь к самой голове, вызывая дрожь по всему телу и тихий скулеж со стороны Феликса, сразу утопающий в очередном поцелуе. — Хен… От накрывающего с головой наслаждения лишь от легких поглаживаний и незамысловатых движений с его членом, Феликс совсем теряет самообладание и начинает скулить громче, выгибая спину дугой, пытаясь сжать ноги вместе, но ему не позволяют это сделать, ударив его по одной из ягодиц. Следует звук смачного шлепка, но не достаточно громкого, чтобы разбудить находящихся через стенку друзей. После этого Ликс на несколько секунд замирает, но стоит старшему продолжить изводить его, как желание кончить уже наконец снова затмевает его разум. — Пожалуйста… — Что пожалуйста, малыш? — Я… Хочу кончить, хен… Старший мгновенно прекращает свои действия, слыша недовольный стон со стороны Феликса, который уже сам медленно начинает толкаться в руку Минхо, лишь бы избавиться наконец от чувства близкого к оргазму, но его опять обламывают. — Еще рано. Минхо аккуратно переворачивает Феликса на живот, отпячивая его пятую точку, проводя ладонями по ней несколько раз, дотрагиваясь до сжимающейся дырочки, заставляя этими действиями Феликса снова скулить в подушку. Когда смазка оказывается в руках Ли старшего, Феликс не осознает — его мозг, затуманенный приятными ощущениями от ладоней на теле, не хочет никак воспринимать какую-либо информацию, а уж когда прохладная жидкость медленно начинает стекать по половинке Феликса, а после еще и пальцы старшего — его накрывает, что осознанность сносится окончательно. Ликс недовольно стонет, стоит пальцам пропасть из него, пока его снова не поворачивают лицом к старшему, у которого кроме азарта и желания в глазах ничего не плещется, а ну еще и безмерная любовь к такому младшему — разгоряченному, возбужденному, когда его щечки горят от смущения вперемешку с сильным желанием, а глаза светятся в темноте комнаты ярче, чем звезды на небе. Минхо медленно приближается к его губам, оставляя нежный поцелуй на них, стараясь отвлечь младшего в момент, когда головка его собственного уже измученного до предела воздержанием члена медленно проникает внутрь Феликса. Стоит Хо резко войти во всю длину, как в поцелуе пропадает громкий стон, тонкие руки младшего сами тянуться к спине Минхо, оставляя в области лопаток несколько царапин от коротких ногтей. Размеренные толчки заменяются более резкими и несдержанными, с каждым разом вырывая из горла Феликса стоны, которые тот старался сдерживать ребром ладони, пока Минхо не убирает его руку и не начинает терзать его губы снова. Что-что, а Хо не хотел, чтобы тот поранил руку из-за его желаний, поэтому разрешает иногда кусать свои губы, что возбуждало сильнее тихих стонов в поцелуй. Феликс выгибается в очередной раз дугой, только теперь он настолько выгнулся, что смог дотронуться своим животом до старшего, чувствуя как по мышцам живота начинает медленно стекать белая жидкость. Из-за этого колечко мышц сжимается, заставляя Минхо следом кончить прямо внутрь, а Феликс тихо кайфует от чувства наполненности и чего-то теплого внутри, что, после того, как Минхо выходит, начинает медленно стекать на простыни. — Нам надо в душ… Стоит отдышаться обоим, как Минхо аккуратно поднимает младшего и тянет его в ванну, перед этим укутав их обоих в одеяло. Испачканная простынь также оказывается в руках старшего. Они успевают принять душ, сменить постельное белье у Феликса, и почти перед самым рассветом только ложатся в кровать. Рука Минхо аккуратно ложиться на талию Енбока, а тот жмется сильнее, утыкаясь носом в грудь старшего. И стоит им обоим провалиться в сладкую дрему, как дверь в комнату бьется об стену от резкого открытия и на пороге возникает Джисон. — Феликс, а если мазохист попадает в ад, то для него это будет рай? Феликс медленно разлепляет глаза и смотрит удивленно на своего друга, явно не до конца понимая, о чем его спрашивают. — Может свалишь? Я вообще-то спать хочу. — Подожди, Минхо, это важно. И в ту же секунду в глазах Джисона мелькает понимание и после он резко поворачивает голову к своему хену, и его присутствие здесь, на кровати Феликса поражает. — Минутку. А что ты делаешь в чужой комнате? Вопрос остаётся без ответа, но зато улыбки Феликса и Минхо в один момент появляются у них на лицах. Минхо пускай и не хотел раскрывать их отношения, но сейчас наблюдать за вытянувшимся от удивления лицом Хана — определенно то, что Ли старший хотел бы видеть. Феликс начинает тихо посмеиваться с реакции друга, пока рука Хо сжимает его талию сильнее, прижимая еще ближе к себе. — Так, что там о мазохисте? — Ах, о мазохисте. — И о рае. — Ты что тут с моим бро сделал, извращенец?! Джисон начинает скакать, как самая настоящая белка, вокруг пары и пытается выяснить информацию, пока не получает легкий подзатыльник от Минхо, чтобы тот не разбудил остальных, только оказывает слишком поздно, потому что на пороге уже стоят только проснувшиеся Чан и Чанбин. Те ещё сонным взглядом проползают по происходящему в комнате и ничего удивительного не видят. — Что вы тут устроили? — Минхо хен совращает Феликса! — Не было такого! Минхо садится на кровати и с некой злостью смотрит на младшего, который даже не собирается держать язык за зубами, начиная в красках описывать по сути то, чего не было и в помине, а Джисон просто дорисовал себе это в мыслях. — Так, тихо, Джисон. А теперь нормально объясни, что произошло. — Ничего не произошло, Чан, он просто ворвался в комнату с каким-то вопросом, а после надумал себе невесть что. — А как ты объяснишь засосы на шее Ликси? — Что? Он поворачивается к тихо сидящему рядом с ним Феликсу и видит, что правда, на шее и ключицах младшего расцветают красные пятна. Видимо он снова не сдержался и оставил их, пока потерял контроль. Черт. В этот момент Минхо встречается со взглядом Феликса и видит в них лишь грусть и ничего больше. Из-за отношений, опять. Старший это прекрасно понимает и тяжело вздыхает, поворачиваясь к требовательному на объяснения Хану, все еще сонному Чанбину и уже проснувшемуся и тоже ждущему объяснения Чану. — Ладно, в общем… Мы с Феликсом встречаемся, и я не вижу ничего страшного и постыдного в том, что я захотел провести эту ночь вместе с ним, у него на кровати. А засосы — производственные издержки, в них тоже ничего удивительного нет. Минхо смотрит уверенно на друзей и видит снова, как уже три лица вытягиваются, а в глаза становятся по пять копеек. Видимо такого ответа никто не ждал, Чанбин даже просыпается окончательно. Чан, как и обычно, возвращается в нормальное состояние быстрее всех и переводит взгляд на своего младшего австралийского бро и видит, как у того в уголках глаз начинают скапливаться слезы. Только вот взгляд направлен на Минхо и не выглядит так, будто он испытает шок или ненависть, он удивлен и очень сильно. — Ликси, это правда? — А? Д-да… Голос дрожит, также как и сам Ли младший, что и привлекло внимание Минхо, заставляя его резко обернуться обратно к Феликсу. У того уже по щекам текут слезы, а плечи мелко подрагивают, что старший на секунду пугается, пытаясь понять, что стало причиной такой реакции, пока в голову не бьет осознание того, что именно Ликс был вечным инициатором того, чтобы они наконец рассказали обо всем остальным. И видимо то, что Минхо раскрыл их сам, что он наконец это сделал и привело к такому. — Малыш… Минхо тянет младшего на себя и мягко обнимает того, а после чувствует как футболка на плече начинает намокать от слез Феликса. Тот сжимает её в районе груди в маленький кулачок, а после на губах появляется та самая его счастливая улыбка, за которую каждый из них готов был горы сворачивать, потому что их солнышко должно светиться всегда ярко, также как и его улыбка. — Вы можете объяснить нам все с утра, а пока… Джисон, дуй спать, боже… — Но-но… — Джисони, иди спать. Стоит им остаться только вдвоем, как Минхо слабо отстраняет от себя младшего и вытирает мокрые от слез щечки и мягко улыбается ему. На лице Феликса тоже расплывается милая улыбка, пока тот поудобнее усаживается на коленях Ли старшего. — Ты все-таки рассказал… — Я надеюсь, что ничего не изменится, даже после того, как мы все расскажем остальным. — Они наша семья, Хо хен, что может измениться? — Я не хочу, чтобы ты переживал, когда тебя лишний раз не будут тискать, как это любят делать все. Может тогда мою злость они не замечали, но сейчас это будет очевидным. — Ты переживал из-за этого?.. Хен, ты серьезно? — Для тебя это было важно, вот я и подумал, что так будет лучше… — Хееееен. Енбок валит старшего на спину и крепко обнимает его, он не плачет, лишь тихо смеется с глупости его хена, ведь ему важны больше всего именно его объятия, его руки на собственной талии, щеках или когда со спины во время готовки тебя обнимают и что-то шепчут на ухо. Он все это говорит старшему, а тот лишь смущенно улыбается вновь и треплет Ликса по волосам. — Давай спать… И Ликс соглашается, он удобно устраивается в объятиях хена и наконец спокойно засыпает под звуки начинающих просыпаться птиц, а ещё под уже слабое сопение его Минхо. Утром их ждет серьезный разговор с друзьями, ведь скрывать отношения по сути прямо под носом дорогих людей может задеть их, но сейчас это не волнует ни одного из этих двоих. Наличие друг друга рядом, чувствовать, как один обнимает другого, их теплые и мягкие поцелуи по вечерам, совместный просмотр фильмов, а также их излюбленные тренировки только вдвоем. Наконец они могут это делать, не скрываясь — теперь, когда они открылись перед своей семьёй, они могли свободно себе позволить уединятся без лишних вопросов.-The end-