Массаж с хэппи-эндом

Наутро телефон чуть не разорвало от хлынувшего потока сообщений — Ситуэлл захвачен, Кэп обнаружен, Солдат вступает в конфронтацию, прибыть срочна срочна... Страйк сорвался как на пожар и даже быстрее, потому что чувство целостности собственной задницы мотивирует еще лучше, чем чувство долга, а в плане лишения целостности Гидра знала толк. Мчась по городу с сиренами и мигалками, Брок пытался представить себе трогательное воссоединение голубков довоенной эпохи, но воображение буксовало и перенаправляло раз за разом в койку. Вот там все было хорошо и понятно: Роджерс стонал, Барнс вторил, лучшая задница страны тверкала между смертоносных бедер Солдата, и все понимали, что в этой мизансцене не хватает ровно одного: Брока Рамлоу, которого хоть сейчас можно ввести как действующее лицо или иную часть тела. Потом перед ним развернулась панорама сражения: перевернутые автомобили в дыму, битое стекло, пулевые отверстия в бетонных заграждениях, покореженная арматура... Дофига суровая реальность. Встреча старых друзей тянула на пару лямов из городского бюджета. Собственно воссоединения голубков Брок не застал, но вид у Роджерса был шокированный и сильно помятый. Брок аж посочувствовал: Солдату под железную руку попасть — то еще удовольствие, это не спиной об лампы. Сам Солдат к приезду Страйка слился в туман, как, в общем, и должен был — формально Страйк все еще работали на Щ.И.Т. и с гидровским киллером якшаться им не полагалось. Машины окружили поле боя, бойцы грамотно взяли Роджерса в кольцо, и Брок с совершенно мазохистским удовольствием велел ему опуститься на колени. Брюки на Роджерсе были тонкие, странно, что в драке не разошлись по всем швам. Любого другого он бы вязал на земле, но тут откровенно побоялся, что не сдержится и вдавится членом в эту идеальную задницу. На радость телевизионщикам, кружившим как грифы над падалью. — Не то чтобы я никогда не представлял, как надеваю на тебя наручники, но обычно контекст бывал другим, — пробормотал Брок. — Не хочешь по старой памяти разок? Роллинз, дуралей, старательно целился пленнику прямо в башку, пришлось рыкнуть на него, чтоб хоть на предохранитель поставил: еще дрогнет рука. — Иди к черту, Рамлоу, — отозвался Роджерс без огонька, без злости, как будто смертельно устал от всего этого дерьма. Потом все же обернулся через плечо, пытаясь поймать взгляд. — Ты знал? Брок пожал плечами. Не стал притворяться, что не понял вопроса. — Догадался. Он вспоминал тебя, твой дружок. Твой Баки. Пока его мозги не запихнули обратно в блендер. Он затолкал Роджерса в автозак к его изрядно побитым приятелям. Вдову он знал, смазливого мужика видел впервые, но и не принимая его в расчет, шансов у повстанцев было полно: Роджерс даже побитый и в наручниках мог вынести дверь, Романова кровоточила, но все равно пока стоила двоих. Охрана в закрытых шлемах по протоколу влезла туда же, к пленным, справа сел Гриффин, слева — неизвестно кто, слишком стройный и с округлой задницей, какой никогда в жизни не было у Тальбота, чью форму этот кто-то увел — или, вернее, увела. Да у Брока б членскую карточку мирового гейского сообщества отобрали, если б он свою команду не распознавал по жопам. Хилл в форме смотрелась как тут была, не так уж и давно сменила полевую разгрузку на офисный пиджак, еще не успела растерять выверенность движений. Ее присутствие успокоило Брока: думать, как потерять по дороге троих пленных, было не нужно, он мог со спокойной совестью покружить по городу, выбирая склады позаброшеннее. Даже подумывал, не застрять ли подольше, заставив бойцов долбить могилы в асфальте, но на сердце было неспокойно. Роджерс-то в шоке, но с друзьями, а вот в каком состоянии после встречи с ним Зимний Солдат? В автозаке валялся вырубленный Гриффин, в полу зияла прожженная дырень диаметром в плечи Роджерса. Брок узнал работу резака, который среди бойцов ласково называли «мышкиной норкой», мысленно похвалил Хилл за оперативность: края уже едва дымились, беглецов и след простыл. Гриффину пришлось запускать сердце — его как следует приложили шокером. Отправив его с частью команды в больницу, сам Брок рванул в банк «Идеал». Идеальное место для хранения идеального гидровского сокровища. Он прибыл одновременно с Пирсом. Само по себе это было неприятно, Пирс не приезжал погладить по голове и дать конфетку, скорее уж пиздюлей, а тут сразу столько всего: перепутанные картинки в дырявой башке периодически всплывающего Барнса, встреча со старым дружком... Скорее всего, какая-то тыловая крыса в белом халате уже стукнула начальству, что Солдат бесоебит. Сверх того докладывать, что они все же упустили Роджерса, Брок конкретно очковал, но пришлось: деваться было некуда, если, плутая по городу в автозаке, он еще мог потянуть время, то шагая с начальством по одному коридору — никак. Это уже тянуло на умышленное сокрытие информации. Пирс воспринял новость спокойно, но Брок видел, как еще сильнее напряглось его лицо, все в морщинах, точно мятая тряпка. Желваки натягивали ее, пугающе разглаживая. Пирс привел его в ту часть хранилища, где Броку еще не доводилось бывать. Должно быть, здесь Солдат отчитывался по миссиям и получал первую помощь. Стоило отодвинуть очередную решетку, количеству которых в здании банка позавидовала бы небольшая тюрьма, как поле зрения перечеркнул в стремительном полете снаряд, со стоном врезавшийся в стену: один из техников. Солдат плясал на все деньги. — Отчет! — рявкнул Пирс, но Солдат смотрел мимо него. Взгляд блуждал, потом зацепился за Брока, и где-то в печени появилось нехорошее предчувствие. — Тот человек на виадуке... Капитан Америка, Стив Роджерс... Я знал его! Идиот! Брок едва не взвыл. Пирс влепил дураку пощечину, пытаясь вывести из этого коматозного транса, и, положа руку на сердце, Брок бы с радостью вмазал Солдату сам, да посильнее. «Я знал его», серьезно?! Блядь, предупреждал же не пиздеть при начальстве! Впрочем, видел ли он сейчас Пирса, понимал ли вообще, где он и с кем? Лицо у Солдата было — краше в гроб кладут, будто мертвеца увидел. Он все бормотал свое «я знал его», с упорством, достойным лучшего применения. Это и решило его судьбу. Терпение Пирса лопнуло. Брок не сразу понял, что кресло, в котором сидел Солдат, и было тем самым Креслом. Когда сверху опустились зажимы, почти полностью скрывая голову Солдата, осознание пиздануло как сапог по почкам: опять. Опять! Прошлое обнуление стерло того парня, с которым Брок лизался на полу возле сломанной раскладушки, и он так и не вернулся весь. Тот, который пришел ему на смену, был тоже он, но слегка другой: чуточку понаглее, чуточку похитрее... И теперь опять. Он снова теряет этого придурка. Солдат снова будет другой, примерно такой же, как хорошая копия, но... Он и не он. Брок как никогда понимал охуение Роджерса. Солдат помнил Кресло. Помнил боль. Он начал кричать еще до того, как замерцали искры — от животного ужаса перед тем, что началось мгновение спустя. Брок на ватных ногах потянулся следом за Пирсом прочь из помещения, чтобы не слышать этих воплей, от которых стыла кровь и подкатывала к горлу удушливая волна дурноты. — Останьтесь, Рамлоу, — обернулся Пирс, — его нужно будет привести в порядок. Завтра у нас большой день. Роджерс и его приятели сделают все, чтобы нам помешать. Брок сделал под козырек, развернулся и побрел обратно в это море боли, где растворялись воспоминания. Он не знал, сколько это продолжалось. Часы утверждали что-то нелепое — что прошла всего пара минут, но по внутреннему ощущению пытка длилась и длилась. Наконец смолкли крики и высоковольтный гул, сменились хрипами, поскуливанием. Обмякшего Солдата отстегнули, но он не шевелился, только грудь ходила ходуном, точно после марафона. Мокрый как мышь. Брок приблизился, коснулся ладонью лба. — Отошли б вы в сторонку, агент, — бросил ему один из техников, неприятный тип с бегающими глазками. Брок хотел было спросить почему — помнил, что сразу после обнуления Солдат для окружающих не опасен, — но в этот момент Солдат резко согнулся и, мучительно содрогаясь, блеванул ему на штаны. — Ну ебаный в рот, а! — рыкнул Брок, отскакивая. — Не по лицу, сотрясение до завтра не заживет, — сказал техник, не отрываясь от бумаг. — Что? — По голове, говорю, не бейте его. Брок стиснул зубы. Бляди. Солдат спустил ноги с упоров на пол, попытался подняться, но его штормило. Брок подставил плечо, не без труда принял на себя часть веса. Чужое тело мелко трясло, липкий холодный пот покрывал голый торс. По-хорошему этому парню стоило бы отлежаться, но Брок его очень понимал. Находиться среди этих уебков — да где угодно лучше, даже забиться в угол. — Пошли, детка, — шепнул ему Брок, — ничего, я с тобой, давай. Перебирай ногами, вот так. Сейчас умоемся, ляжем отдыхать, будет легче. Давай, родной, идем, держись за меня. Солдат молчал, вис на нем. Он и в принципе был огромный, да еще железная рука, у Брока ноги подкашивались от такого веса. Из лаборатории вывел, в коридоре сгрузил у стены. — Ты помнишь меня? Я Брок. Тебя зовут Джеймс Бьюкенен Барнс. Что там в прошлый раз сработало... «мертвый сержант Барнс»? Солдат смотрел пустым взглядом. Видимо, для триггеров требовались особые место и время. Черт. — Посиди здесь, я сгоняю за Джеком. Солдат предсказуемо не отреагировал, только неловко обнял себя руками — стена, верно, была холодная. Выругавшись сквозь зубы, Брок рванул по коридору, благо до склада было рукой подать. Роллинз, хвала яйцам, оказался на месте. — Кому-то так не понравился твой хуй? — хмыкнул он, кивнув на заблеванные штаны. — Солдата обнулили. Роллинз иногда соображал туго, но в том, что касалось важного, реагировал как надо. И минуты не прошло, как они вдвоем подняли Солдата с пола и поволокли в душевую. Мыть его пришлось как деталь интерьера: Солдат не реагировал на команды, только застывал, как ставили. Кукла, манекен, игрушечный солдатик. Брок влез под душ прямо в одежде — все равно тряпки только в стирку. В четыре руки быстро смыли пот и грязь — на Солдата еще под виадуком налипло бетонной крошки, гари, своя и чужая кровь запеклась на коже. Без Роллинза Брок бы загнулся ворочать это тело. Наконец, снова взвалив его на плечи и прихватив охапку полотенец без счета, они отбуксировали Солдата на склад к его матрасу. Роллинз без лишних просьб пошел за сухой одеждой, Брок как мог обтер Солдата полотенцами и принялся сдирать с себя мокрые тряпки. Выгрузил все из карманов — телефон и сигареты не пострадали, ткань на форму шла годная. Укрыв Солдата одеялом, Брок обнял его и вжался лицом в мокрые волосы, стараясь не выть от отчаяния. — Детка. Я бы хотел обещать тебе, что не позволю им больше делать с тобой такого, но я все просрал. Я нихуя не могу сделать с этим кублом. Прости меня, родной, теперь, походу, на Роджерса вся надежда. А ты же знаешь этого идиота, детка, он завтра сделает все, чтоб убиться. Господи, что ж так размазало-то по вам обоим, вроде ж и не мальчик уже... Сука. Сука, как же хуево чувствовать себя бесполезным куском дерьма. Каждый раз тебя теряю заново, как хороню. Я ж за вас сдохнуть готов был, так нет же... Что мне делать, Барнс? Что мне, сука, делать? Детка... Баки... Лицо было мокрым — наверное, от волос Солдата, но он бы не поручился. Больше всего хотелось лежать вот так всегда, не выпускать, заснуть и даже, может, не просыпаться. Но тускло, странно вспыхнул экран телефона, и незнакомый рингтон вспорол тишину.