Ударь меня

...Ему нравится когда жестко, сильно, до боли. Так, чтобы оставались синяки и царапины, чтобы наутро тянуло поясницу. Он не любит вести, он любит только играть в бесконечное "поймай меня". Ему нравится вкус дешевого алкоголя, маленькие бусинки крови и собственное отражение – яркое, растрепанное, с синяками под глазами и размазанной подводкой. Нравится музыка, в которой можно раствориться, которой хочется отдаться. Ему нравится отдаваться. – Ударь меня. Он смеется и смотрит в глаза, он всегда смотрит в глаза, купается в черноте расширенных зрачков своей очередной безымянной любви. У него для каждой ночи найдется любовь – то, что он называет любовью – единственное, что заставляет его почувствовать себя живым. Его очередная игра. Он смеется и он смотрит пронзительно, гипнотически, как удав на свой пока еще живой ужин. Он подается вперед в тот самый момент, когда тяжелая рука в грубом переплетении вен смазанно проходится где-то в районе виска. Он. Ничего. Не чувствует! Большего он сегодня не дождется и все же, примеряя маску дешевой куклы, капризно требует: – Сильнее! Переиграл. В последнее время ему всё сложнее себя контролировать – все эти постоянные смены настроения на поверхности и сосущую пустоту внутри. Ему скучно, неимоверно, невыносимо скучно и он бросается из крайности в крайность, рискует, флиртует, нарывается, откровенно пристает и играет, играет, играет. Не зная куда себя деть, к чему привязаться, на чем остановиться. Больше всего на свете боясь остановиться. Смотрит в стену, сжимая не слишком чистое покрывало и слушая сопение за спиной. Изящным движением цепляет несколько смятых купюр на тумбочке. Однообразие. ...Ему нужен огонь, взрыв, драйв. Извержение вулкана, падение метеорита, апокалипсис на худой конец. Чтобы даже времени не было задуматься, дышать было сложно и сердце билось в остром приступе тахикардии. Ему нужна доза, которую не приобретешь у наркодилера. Ему нужны люди. Чертовы предсказуемые люди! Их восхищенные или похотливые взгляды, их заинтересованность, их преклонение. Что-то надрывное, ломкое, на гране полного изнеможения. Ему нужна музыка. Он поет, срываясь и захлебываясь, забывая обо всем и забывая аккорды, просто чтобы жить, чтобы вывалить, высказать, раскрыть, потому что невозможно, слишком много, слишком остро. Он прикрывает глаза в мнимом сосредоточении, играя на публику, чтобы скрыть свой полубезумный взгляд. Остались какие-то жалкие минуты и это капля в море, соленая вода, которой невозможно утолить жажду. Он кривит губы, забавляясь поэтичностью этого сравнения, но тут же забывает об этом; срывается на крик и почти путает слова, чтобы закончить почти шепотом, почти сорванным голосом. Вот и всё на сегодня. Жидкие аплодисменты полупьяных завсегдатаев сомнительного псевдотворческого заведения, которых едва ли два десятка наберется. Вот и всё. Да кому это вообще нужно!.. Он бредет в туалет, расчесывая пятерней мокрые спутанные волосы; улыбается. Ему это нужно. Необходимо, как чертов воздух. Даже больше, если хоть что-то может быть необходимей воздуха. Он стягивает аляповатую тряпку с левого запястья и несколько раз неглубоко чиркает острым канцелярским ножом по еще не успевшим зажить ранкам. Слизывает проступившие капельки, проводит по ним запачканным лезвием еще медленнее, засовывает его в сумку и выходит, поправляя платки на руках. Ищет взглядом свою сегодняшнюю жертву и ослепительно, солнечно улыбается. Призывно. Он думает, что... Нет. Сегодня он запрещает себе думать, впрочем, он всегда нарушал даже свои собственные запреты. Он ловит своё отражение в пустом стакане – залитое желтым светом, яркое, постоянно скользящее с одной грани стекла на другую. Нелепое, как и вся его жизнь. Он оставляет чехол с гитарой в углу маленькой комнаты, украдкой проводит ладонью по грифу, извиняясь, утешая или ища поддержки. Поворачивается к своей сегодняшней любви и, глядя точно в центр чужих зрачков, тихо просит: – Ударь меня.