Лучше, чем ничего

Боты взвились в голубое небо, совсем земное, даже с кучерявыми барашками облаков, и вскоре машины издалека можно было принять за чаек, парящих над водной гладью. Море, зеленоватое, с карминовыми прожилками водорослей у берега, шлёпалось о мшистые камни, метрах в ста виднелась полоска серого песка. Чуть-чуть воображения – и легко представить себе залитый солнцем небольшой дикий пляж где-нибудь в Португалии. – Всё это, пожалуй, слишком подозрительно, – буркнул Рамани и ещё раз обвёл взглядом невинный с виду пейзаж. – Что, напрягся? – усмехнулся ван Хофф. – Правильно, здоровая осторожность никогда никому не вредила. Подожди, сейчас они выплывут из глубин на своих гигантских раковинах, пробулькают приветствия, др-ружески обнимут тебя щупальцами... или что там у них было, клешни? Рамани только выразительно закатил глаза. – Думаешь, они смогут пройти сквозь поле? - спросил Кронкайт, указывая на ослепительно блестящие купола эмиттеров, которые сам же распределял по периметру исследовательского лагеря. Ван Хофф с преувеличенной тревогой вгляделся в его лицо: – Издеваешься? – задушевно спросил он. – Нет, мужик, ты точно издеваешься. Откуда ж я знаю? Я просто пошутил. Навигатор, ничуть не обидевшись и даже не смутившись, пожал плечами: – Предпочитаю иметь дело с опасностью реальной, а не выдуманной, – сказал он и побрёл к челноку, похрустывая галькой под ботинками. Местный скудный биом его не интересовал. – Раковин, кстати, здесь нет ни одной, заметили? – подал голос Карлссон. Сидя на корточках у кромки воды, он вчитывался в результаты анализов, которые постепенно выводились на голосетку его визора. – Всё, что может нас поприветствовать на этом побережье – это салат из водорослей и суп из планктона. И динофагелляты в огромных количествах. – Наверняка токсичные, для разнообразия, – обронил ван Хофф и, ухватив за плечи тусклого Рамани, потащил его вдоль берега. – Пойдем-ка прогуляемся, может, вон, заразишься энтузиазмом... В полукилометре от них громоздились скалистые утёсы, вылизанные веками и волнами. Обнажённые горизонтальные слои породы напоминали срез изысканного торта, и возле этого «лакомства» радостно суетился Сайто, собравший вокруг себя всех геологических ботов и вдохновенно ими дирижирующий. Безымянная звезда, не очень горячая и не слишком близкая, три коричневых пустых континента, в подковообразном изгибе одного из которых они сейчас и находились. Всё остальное – вода, много воды. Где ещё искать, как не здесь. – Андрей, нужны глубинные! – крикнул биолог. – Если что-то и есть посерьёзнее, то там, – он махнул рукой в морскую даль. – Хорошо, – отозвался молчавший до сих пор капитан. Дал команду АХАВу, и вскоре от челнока отделилась пара бронированных черепах. Они не спеша доковыляли до берега, вошли в несколько менее солёную, чем в земных океанах, воду и вскоре скрылись в волнах. Мирский вывел себе телеметрию с эхолотов и следил за ней краем глаза. – Кажется, здесь мы тоже ничего не найдём, – задумчиво сказал Бринцев. Обхватив колени руками и прикрыв глаза, он сидел рядом и даже не интересовался промежуточными результатами, что было совсем на него не похоже. «Что-то слишком быстро теряем веру в удачный исход», – подумал капитан. После разочарования Рейефа, который дал надежду – большую, красивую – и так вероломно её отнял, последующие прыжки в «системы с наибольшей вероятностью» происходили скорее по инерции. От каждого из членов экипажа это ощущалось по-своему, в большей или меньшей степени, и психологическая картинка, которая складывалась из кусочков этой разнородной мозаики, Мирскому не нравилась. После Рейефа – особенно. Послышался негромкий треск – Карлссон расстегнул ботинки, скинул их и закатал штанины комбинезона выше колен. – Ларс, ты что задумал? – тревожно окликнул его Мирский. Подался вперёд, мгновенно подумав о словах ван Хоффа, о каких-нибудь ядовитых созданьицах, которые, возможно, тут водятся. Но прежде чем он успел ещё что-нибудь сказать, биолог вошёл в воду, морщась от холода. – Выйди немедленно, слышишь? – О, Господи, – прошипел Карлссон. – Я что, по-твоему, сумасшедший? Здесь безопасно, я всё проверил. Он отвернулся, раздражённо пнул ногой волну, подняв фонтанчик брызг, и начал расхаживать по кромке прибоя, то и дело пошвыривая вдаль мелкие камушки. Нехитрый пляжный досуг – только инопланетный. Бринцев, растянувшись на согретой полуденными лучами земле, хмыкнул – пожалуй, слишком многозначительно и громко. И ещё раз – чтоб наверняка. – Сашка, – Мирский перешёл на русский, как всегда, когда они наедине обсуждали что-нибудь личное. – На что это ты сейчас намекаешь, а? – Да так, – хитро улыбнулся Бринцев. – Просто, Андрей, я знаю тебя лучше, чем остальные. А ещё я внимательный. Ты с некоторых пор стал чуть более трепетно относиться к… – он посмотрел на Карлссона, который, слегка наклонившись вперед, похоже, боролся с искушением броситься в воду как есть, в одежде, и поплыть. – Хм, ко всем нам, ага. – Вот как, – усмехнулся капитан. – А раньше, значит, недостаточно вас всех опекал? – Да всё нормально, – с теплотой ответил Саша. Мирский лишь молча кивнул, и разговор свернулся сам собой. Ветер налетел неожиданно, не особенно сильный, с суши. Растрепал волосы, принёс тонкую вуаль какого-то запаха, чуть терпковатого, который, впрочем, тут же исчез. Капитан вернул разведчиков – всё равно ничего интересного, кроме панорамы бесконечных зелёных волн, неизменных значений состава воды да мизерных колебаний ещё нескольких атмосферных параметров они не нашли. Бринцев поднялся наконец, сунулся в телеметрию, в спектрограммы. У компании возле скал, судя по объёму переданных данных, было повеселее и поразнообразнее. – Кого же мы всё-таки ищем? – пробормотал инженер. Вопрос, на который Мирскому вдруг захотелось ответить развёрнуто, подискутировать, привести результаты каких-нибудь расчётов… Даже, может быть, разоткровенничаться о своих тайных надеждах – Саша поймёт, воспримет правильно и не станет насмехаться. Но это желание прошло тоже на удивление быстро, будто ветер смахнул его с головы и унёс неизвестно куда. – А-а, потерял туфельку! – воскликнул вдруг Карлссон. Он быстро вышел на берег, поджимая босые ноги на колких камнях. Растерянно оглядывался вокруг, не замечая недоумения коллег. – Что?! Какую ещё?.. – Инфузорию! Ну, местное одноклеточное, похожее на нашу инфузорию, только больше раз в сто… Контейнер такой прозрачный… – Вот что происходит, когда не поручаешь сбор образцов автоматике, – проорал Бринцев. – Наверное волной унесло. Найдёшь себе другую! – Мне нужна эта! – Золушка, – смеясь, сказал Мирский, наблюдая, как автобот тонким щупом осторожно подхватывает плоский контейнер, закинутый ветром в морщины камней. – Вон, нашлась твоя туфелька. *** Далеко за полночь челнок разбудил капитана – вернулись боты, посланные ещё утром к южному океану и вглубь континента. Умывшись и глотнув горячего кофе, Мирский вышел наружу. Ночная прохлада тут же пробралась за воротник, пришлось как следует застегнуться. Берег фосфоресцировал, куда хватало взгляда: синие и красные волны, переливаясь, смешивались и разделялись вновь, с шумом падали на камни, раскрашивая их, а песчаная полоса вся горела голубым пламенем. Ветер усилился; спрятавшись от него за одной из опорных лап челнока, Мирский развернул подготовленный АХАВом полный анализ всех собранных данных. Ну... Не то чтобы он не ожидал этого. – Что там? – позёвывающий и растрёпанный со сна Карлссон возник из темноты, как привидение, тоже вчитался в записи. В белом голографическом свете можно было различить, что удивлённым он не выглядел, но всё-таки с каждой пролистанной диаграммой, каждой прочитанной строчкой постепенно в уголках губ, во взгляде, в изменившемся дыхании невольно проявлялась досада. Проступала, как вода. Мирский понимал его сейчас очень хорошо, потому что чувствовал то же самое, с небольшой разницей в степени разочарованности, может быть. – Я это знал, – Ларс, не дочитав, погасил экран, погрузив их обоих в темноту. – Здесь тоже нет никого и ничего. Я тебе больше скажу, Андрей. Все это знали. – Разумеется. Мы специалисты, вооружённые неплохим инструментарием. Могли даже не садиться. Пожалуй, хватило бы орбитальных анализаторов «Корифея». – Но мы сели. – Как думаешь, почему? – мягко спросил Мирский. В темноте послышался нетерпеливый вздох. – Сходу назову тебе пару официальных версий по уставу, но ты ведь не об этом спросил? – Не об этом, – согласился капитан. – Да потому что мы всё равно хотим убедиться сами! – нервно сказал Карлссон. – Хотя у нас нет причин не доверять технике, нам непременно хочется везде залезть, всё самим пощупать, попробовать, утащить. Так уж люди устроены. Только вот разочарование, знаешь, в таком случае гораздо острее. – Любопытство и надежда на успех – отличные двигатели, но и они иногда могут барахлить. То есть, ты тоже заметил, что исследовательского воодушевления у нас всех заметно поубавилось с недавних пор… – Думаешь, это пройдет? – Не знаю, Ларс. Карлссон помолчал, потом придвинулся ближе. – Помнишь ту старую страшилку? «Когда входишь в Большую Ночь за орбитой Плутона, на тебя надвигается огромная пустота и смотрит из твоих глаз». – Это поговорка о профдеформации, – улыбнулся Мирский. – Но нам ещё рановато, разве нет? Или ты хочешь сказать, что я уже?.. Что мы?.. – Неплохо бы проверить, – понизил голос Карлссон. – Но сейчас я не вижу твоих глаз. Он неожиданно оказался нежно-податливым, покорным – в противовес нервическому тону и настроению, и этот контраст как-то сразу и сильно размазал Мирского. Под кожей вспыхнули искры жажды – простой, телесной, лишённой какой бы то ни было рефлексии; сливаясь, они становились горячими потоками, накатывающими в ритме протяжных вдохов – чьих? его или морских волн? Ещё немного – и остановить себя станет непосильной задачей. Он замер, постепенно возвращаясь на землю, считая губами частый пульс на шее. Ларс, мягко вздрагивая в его руках, тоже не спешил разрывать объятья. – У нас осталось тридцать шесть часов, – шепнул он, и капитану понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что речь идёт о времени до закрытия щели. – Утром отправимся дальше на континент. Нет никакой профдеформации, Андрей. Может, мы их и найдём в конце концов. Когда-нибудь, где-нибудь. Но, знаешь, прямо сейчас вот это море – лучше, чем ничего.