Проиграл

проиграл пришельцу в кости и в буру падает планета в чорную дыру © Виконт & kran Звонок выдернул Шуна из утренней полудремы. В полудреме он раскашивал нос Токаджи. Судзурановское прошлое было еще слишком недавним и слишком ярким, чтобы вот так просто превратиться в воспоминания. Шун неохотно сполз с футона и пошел открывать, встряхивая правой кистью и готовясь реализовать сон на практике. Но за дверью, что не удивительно, стоял не Токаджи. Это был Серидзава. В цветастой, как сады Киото, рубашке, с объемной сумкой в левой руке и печалью в глазах. Печаль была всеобъемлюща, словно война Босин, и точно также предрекала опустошения и тлен. У обычных людей в таких случаях звенит звоночек, у Шуна же в голове что-то щелкнуло: будто тумблер переключился из положения «норма» в положение «возможная хуйня». — Ну? — спросил он, остро ощущая потребность в сигарете, душе и кофе. — Шун. — Самураи в черноте глаз Серидзавы вскинули мечи и принялись крошить друг друга, во все стороны рассыпая кровавые брызги и скорбь. — Шун, я все проебал. Звучало так, будто он как минимум продал родину гайдзинам. Со скидкой. — Заходи, — Шун отступил на шаг. — И досыпь подробностей. — Все. — Серидзава просочился в комнату, пристроил сумку в углу, сел у дивана, подогнув ноги под себя — и все за какую-то секунду, пока Шун запирал дверь. — Все, понимаешь? Всех драконов, все золотые яйца, все бабки… А ведь я победил в турнире! А они… Сбой, технические моменты, ничем не можем помочь, добавочное время… А нахуя мне их добавочное время, если бабла нихуя уже нет? Шун принюхался, присмотрелся. Спиртным не пахло, глаза ясные, как у Бэмби после смерти мамы. С чего Серидзаву так несет? Он вытащил сигареты и присел на низкий столик. — Так каких драконов ты проебал? Серидзава ненавязчиво потянул сигарету из его пачки, сунул за ухо и вытащил вторую. — Всех, — он затянулся, не столько с удовольствием, сколько по привычке. Шун нахмурился. — Игра тут одна есть в приложухах. Ну я играл, играл… А чо делать? В школу ходить не надо, драться незачем, пришел с работы, лапши пожрал и играй. Вот я играл, играл… — И проиграл бабло, что на бар откладывал? — У Шуна внутри не то что похолодело — наросло льда на ладонь. Еба-а-ать придурок… — Я чо, дурак? — удивился Серидзава. — Заначку я ни в жизнь не трону. Текущее вот все проебал. — Он снова загрустил. — На квартплату чо было, на еду, на выпивку. Даже на курево. — Охуеть, — хмыкнул Шун. Ледяной обруч исчез, как и не было, оставив легкое холодящее воспоминание. — И что думаешь делать? — Что-что… — Серидзава поднял на него глаза, где самураи уже прибрали поле битвы и теперь накрывали столы, готовясь жарить сосиски. — У тебя поживу до конца месяца. Новое жилье я уже подыскал, но туда только с первого числа. Как раз зарплату получу. — Зашибись, — усмехнулся Шун. Внутри что-то бурлило, поднималось и опадало и обещало широкие перспективы — при условии, что он не последует примеру Серидзавы и не проебет все прямо здесь и сейчас. — А чо не к Цуцумото, или к Токаджи, или к Токио? — Цуцумото щаз сам у родителей, — пояснил Серидзава, ища что-то взглядом — не то пепельницу, не то случайную печеньку. — У Токаджи баба… — Неужели? — Шун поднял бровь. — А ты думал, он до конца жизни по тебе сохнуть будет? — Серидзава хмыкнул. Выходит, все знал? Хотя… это же Серидзава. Поди, еще и раньше самого Токаджи понял. — А вписываться к Токио вообще глупо. Наш король Судзурана там проводит больше времени, чем дома. — Ага, — Шун перебрал в уме стройный перечень отмазок. Все выглядело логично. — А ко мне, значит, можно? — Если не выгонишь. — Серидзава дымил и казался безмятежным, но Шун чувствовал исходящее от него легкое напряжение, как от мерно гудящего трансформатора. — Ну… жопу свою ты, надеюсь, не проебал? — Че? — невинно переспросил Серидзава. Шун закусил губу изнутри. Вот на эту игру, на это интуитивное умение сделать верный ход он и повелся сразу, как только увидел. Пятый год, а нихуя не отпускает. Чертов Серидзава. Но сейчас-то должно получиться? — То. За жилье платить положено. Вот и будешь рассчитываться. — Правильно Токаджи говорит, — Серидзава затянулся — на этот раз со вкусом, наслаждаясь. — Пидор ты, Шун. И не потому, что на мужиков западаешь. Его глаза смеялись. Шун тоже улыбнулся краем губ. Сбор информации всегда был его страстью, его слабостью и оружием. Поэтому он был в курсе, что Цуцумото спит и видит, как снова свалить от семьи, так что съем комнаты пополам с Серидзавой стал бы для него подарком судьбы. «Баба» Токаджи приходила к нему по графику трижды в неделю и за соответствующее вознаграждение не отказалась бы обслужить двоих, а дом, подаренный Токио родителями на совершеннолетие, вполне позволял вообще не попадаться на глаза хозяевам хоть пару месяцев. Но Серидзава сидел здесь, в его квартире, курил его сигареты, и шутил с ним насчет оплаты сексом. Шуну, при всем его рационализме, захотелось ущипнуть себя. Вдруг все-таки сон? — А где я буду спать? — спросил Серидзава. — И что у тебя на завтрак? — В холодильнике есть сосиски. Мало, правда, но я щаз схожу в магазин. А спать… — Шун беззвучно перевел дыхание. — Достану второй футон, если считаешь, что на одном не поместимся. Где-то здесь, совсем близко была грань, что отделяла привычные взаимные подъебки от произнесенного всерьез, и Шун пиздец как надеялся, что заметит переход, поймет и не упустит шанса. — Тесновато, — протянул Серидзава. — Для того, чтобы рассчитаться с тобой, пойдет, но спать в обнимку и не надейся. Я же не пидор какой-нибудь. Вот сейчас он точно не шутил, несмотря на усмешку в углах губ. Шун видел это по десятку мелких признаков: слишком длинным фразам, повышенной неторопливости слов и жестов, замершему, словно экономившему мимику лицу. И по взгляду, в котором не осталось никаких самураев, одна первобытная темнота. Многих передергивало от такого взгляда; Шун падал в него, как в теплую воду бассейна. Он едва не промахнулся окурком мимо пепельницы — он, чемпион по дартсу! — и поднялся. Ноги были чужими, язык — чужим, и даже воздух казался спертым. — Сварю кофе, — решил он. — Будешь? Серидзава оказался рядом в мгновение, словно песчаный вихрь, перетекший через бархан. — Буду. Его нос почти касался носа Шуна, и тот едва удержался, чтобы немедленно не потребовать аванс. Кофемашина негромко гудела, распространяя бодрящий аромат, а Шун смотрел на нее и размышлял, действительно ли Серидзава с дури проебал все в онлайн-игрушке, или эта многоходовка была специально рассчитана на то, чтобы появиться у него на пороге с полупустой сумкой и печалью года Дракона в глазах. Во втором случае получалось, что они оба в выигрыше.