Мама не любит папу.
Папа не любит маму.
Я подрасту и тоже
Любить никого не стану.
— Мальвина Тарасова
— А теперь хлаблый плинц спасает свою плинцессу из лап злого кловожадного длакона! — аккуратные девичьи пальчики сжимались вокруг талии игрушки рыцаря, закованного в латы и держащего в пластиковой руке маленький меч. Ведомый рукой своей хозяйки, он прошествовал к огромному и мрачному замку-конструктору, на балконе которого восседала женская фигурка, облаченная в пурпурное платье с ярко-розовыми вставками. Близ скалистого основания замка, широко раскрыв пасть в «ужасающем душу оскале», стоял дракон, с выцветшей красной чешуей, — Лллл! О, нет, мой любимый, спаси же меня! Уже иду, любимая! Шилх-шилх! Я полублю тебя на кусочки, чудище! Ты так силен и хлабл, мой плинц! Ты спас меня и тепель мы будем вместе долго и счастливо! Зажав в ладошках куклы возлюбленных, Мия Сандерсон, шестилетняя девчушка до безумия обожающая истории о чистой, словно родниковая вода, любви, со счастливым визгом повалилась на спину, прижимая к груди героев своей истории. Казалось, ничего в этом мире, не может нарушить безмятежной радости маленького ребенка. Казалось, не существует в мире такой вещи, что заставит огонь в ее карих глазах потухнуть. Казалось, никогда не сойдет с ее уст блаженная улыбка, наполненная воистину детским наивным наслаждением всяким мелочам. Казалось, будто вся Вселенная выточена специально под нее. Казалось бы, что может пойти не так?.. Грохот. Звон бьющейся посуды. Истошный крик взбешенной женщины, заглушаемый лишь тонким деревянным прямоугольником двери. Громкий голос отца, грубо отвечающего на сыплющийся в его сторону, гвалт обвинений. Реальность, разбивающая воздушные замки в каменное крошево. Едва заслышав столь знакомую какофонию, Мия подорвалась с места и подбежала к двери, приоткрывая ее ровно настолько, чтобы образовалась едва заметная щель. Тусклый коридорный свет. Две фигуры, выбежавшие в коридор. Ругань и крики до болезненного хрипа в горле. Руки матери, так и норовившие соприкоснуться с лицом отца. Негатив, сливающийся с воздухом и наполняющий квартиру. Стало дико страшно и непонятно. В голове девчушки, что еще пару минут назад купалась в собственных радужных фантазиях, вертелся всего один вопрос: «Почему снова?». Сказка, стоящая перед глазами, трещала по швам, обнажая уродливую, беспощадную действительность. Действительность, в которой «долго и счастливо» растворялось в океане быта и взрослых проблем, оставляя лишь горький привкус разочарования. Хлопок двери вывел малышку из прострации, заставив вздрогнуть от испуга. Мисс Сандерсон сглотнула ком, застрявший поперек горла, и поспешила к полке с плюшевыми друзьями, сгребая их в охапку. Босые ноги засеменили по пушистому белому ковру, с пятнами от пролитого сока, прямиком к кровати, но окаменели, всего в паре шагов от большой односпальной кроватки, укрытой розовыми покрывалами, с изображениями диснеевских принцесс. Дверь распахнулась. Девчонка застыла, испуганно распахнув глаза и затаив дыхание. Беспорядочно метающийся взор сфокусировался на недовольном лице матери. Вид ее перекошенного от ярости лица ускорил сердцебиение, от чего гулкие стуки миокарда отдавали где-то в горле. Весь организм сковал ледяной ужас, хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы только не слышать тех обидных слов, что мама говорила в приступе гнева. Нервно потупив взгляд, Мия молча ожидала очередной лавины криков. Та не заставила себя ждать: — Снова не спишь?! — воскликнула женщина, подходя ближе к дочери. Девочка вновь сглотнула. — Быстро, в кровать! И чтобы до завтрашнего утра ни звука! — напоследок, ощутимо ущипнув ребенка за кожу на бедре, Глэдис Сандерсон вышла из комнаты и громко заворчала, — Господи, за что мне все это?***
— Читай, — приказала медленно закипающая женщина, подперев лоб собственной ладонью. Второй рукой она придерживала тоненькую книжечку с азбукой, пытаясь научить дочь азам азбуки. — Лис, — прошептала измотанная Мия, четко ощущая, как сердце уходит в пятки. — Боже, да что ж это такое! — Глэдис захлопнула книгу, отшвыривая ее от себя, — Я тебе сто раз повторяла. Не научишься читать букву «р», мы пойдем к врачу и он сделает тебе операцию. Глаза ребенка расширились от нескрываемого страха, а воображение уже нарисовало картину того, как над маленькой мисс Сандерсон склонялся врач, держа в руках ужасные приспособления и злорадно ухмыляясь. — Нет! Мамочка, не отводи меня к влачу! — визгливо воскликнула Мия, прижимаясь к женщине ближе. — Значит, учись произносить все правильно, — холодно откликнулась та, слегка отстраняясь, — Повторяй те упражнения, которые я показывала тебе. С тяжелым сердцем, малышка принялась сосредоточенно двигать пальцем под языком, чувствуя небывалый дискомфорт, но упорно продолжая выполнять осточертевшее действо.***
— Да почему же ты такая безмозглая?! — заорала мама, отвешивая дочери подзатыльник, — Что непонятного в том, чтобы сложить 15 и 8? Это было лето после окончания первого класса, который Мия, к собственной гордости, закончила с отличием и получила чудесную глянцевую картонку, с большими красными буквами «ПОХВАЛЬНЫЙ ЛИСТ». Она была лучше всех своих сверстников и невероятно гордилась тем, что все учителям выделяли ее из общего потока учащихся. Однако, как выходило из рассказов мамы, с каждым годом школа становилась все труднее и труднее, потому начинать проходить новые темы надо было уже с середины лета. Первая половина лета пролетела незаметно, а начиная с июля, Глэдис стала доставать из своего широкого арсенала обучающих книг, тетради с примерами по математике, так как точные науки давались дочери с трудом. Хотя, не сказать, что и в гуманитарных направлениях, она преуспевала. Так, почти все весенние каникулы, Мия проводила за чистовиком, старательно тренируя собственное правописание, пунктуацию и правильную расстановку ударений. Но миссис Сандерсон показался недостаточным тот результат, которого добилась дочка, потому она заваливала ее дополнительными задачами. Сейчас приступил черед углубленного изучения математических наук. — Но, мам, мы не проходили такое… — попыталась оправдаться девочка, тупо глядя на пример, не поддававшийся ни одному способу решения, из тех которые она успела изучить. — А ты что сама догадаться не можешь?! Тоже мне, отличница! — с раздражением, женщина схватилась за ручку и все-таки объяснила нерадивой дочери решение примера.***
— Мия, сколько будет семью семь? — неожиданно, задала вопрос Глэдис, пока девочка развлекалась посредством сидения в телефоне. Мисс Сандерсон хотела было уже ответить, но вдруг осознала, что совершенно забыла значение этого примера, а никакой тетради рядом не оказалось. Глаза беспокойно заметались по комнате, на лице отразилась крайняя степень замешательства, что не укрылось от внимательного взора матери. — Мия, — снова позвала женщина, — Сколько. Будет. Семь. Умножить. На. Семь? — А… Э… Пятьдесят четыре? — осторожно предположила девчушка, называя первое число пришедшее ей в голову. Глэдис терпеть не стала. Выхватила у дочери смартфон и грубо сунула в руки тетрадь с таблицей умножения, не переставая прожигать дыру в ее виноватом лице своим укоризненным взглядом. — Выучишь все, от начала до конца. Я проверю. До тех пор, телефон не получишь, — твердо отозвалась мама, наблюдая, как Мия, понуро опустив плечи, брела ко входу в свою комнату, — Совсем совесть потеряла. Распустилась…***
— Ох, ну конечно! Я — плохая, один ты у нас святой! — Прекрати орать. — Знаешь, что? Если тебе не нравится со мной жить, то иди вон отсюда! — Да ты прекратишь истерить или нет? — Не повышай на меня голос! Хлопок. Мия вздрогнула и подошла к двери, опасливо выглядывая из нее. Тяжело дышащие родители смотрели друг на друга в упор. Отец прижимал ладонь к покрасневшей от удара щеке. Мать готова была занести руку для второго удара, но мужчина схватил ее за запястья и грубо оттолкнул от себя. Молниеносным движением схватил с тумбы свои ключи от машины, выкинул в недра квартиры ключи от дома и вышел, громко хлопнув дверью. Глэдис, крикнув напоследок «Давай, вали!», выругалась и скрылась в собственной спальне. Мисс Сандерсон прислонилась к стене своей комнаты и сползла вниз по ней, прижимая к перекошенному от рыданий лице, ладони. Боль колола сердце сотней тысяч стальных иголок. Слезы заставляли задыхаться и беспомощно утыкаться в подушку, позволяя наволочке впитывать соленую воду, ручьями стекающую по щекам. Папа никогда еще не уходил из дома в ночи. Никогда не оставлял их одних. Да, бывало, он сердился, ругался и кричал, но никогда не хлопал дверьми и не бросался ключами. Они ему больше не нужны? Они окончательно его вывели? Винить себя, что не вышла и не урегулировала ссору? Но что она могла сделать? Вмешалась бы и получила сама. «Какая же ты все-таки эгоистка, Мия. Твои родители поругались, а ты не предотвратила этого, из-за трусости. Из-за боязни за себя. Какая же я дура!» — Хватит орать, — над ухом раздался вкрадчивый голос матери, заставивший девочку испуганно подскочить и воззриться на женщину, — Вернется твой папа, никуда не денется. Хватит слезы крокодильи лить. Будто что-то ужасное произошло. До подкожного зуда хотелось крикнуть ей в лице, что для нее может это и в порядке вещей, а для Мии каждый такой конфликт — это стресс и невыносимая боль. Но девочка сжала зубы, ощутимо прикусив язык, и проглотила обвинения, понимая, что сделает только хуже, если посмеет высказать собственное мнение. «Какая же я трусиха…»***
— Мия! — мать жестоко одернула руку девочки, которой та держала булочку, обмазанную сметаной, и готовилась откусить от нее большой кусок, — Прекрати столько есть. И так уже ни в одни джинсы не влазишь. Стало до жути обидно. Хотелось расплакаться, словно маленькой девочке. Но зная, что Глэдис разозлилась бы только больше, заметь она стенания девочки, пришлось жестко смирить собственный гнев и отложить десерт в сторону. Как же ей хотелось сбежать.***
— Мия! — девушка обернулась на оклик, примечая подругу, что резво пересекла класс и в мгновение ока, оказалась рядом, — Можешь дать списать домашнюю по истории? А то я вчера не успела. Представляешь, Джонни позвал меня на свидание. Весь день, как на иголках. Совсем не смогла сосредоточиться. Мисс Сандерсон едва удержалась от того, что бы закатить глаза. Щебетания Кейт о своем очередном парне давно перестали интересовать ее. Да и что она могла понять? Ее до сих пор совершенно не привлекали пылкие речи одноклассниц о том, как приятно быть чьей-то девушкой. Даже в прошлый раз, когда Мия умудрилась застать, страстно целующуюся с каким-то пареньком Кейт за школой, ее едва не вывернуло прямо на землю. Мысли о том, как вязкие слюни сливались в единую массу, а сотни микробов передавались из уст в уста, заставили вздрогнуть и поскорее ретироваться. Естественно, подруге Мия ничего не сообщила. Ей и без того хватало обвинений в нудности и тоскливости. — Это задание было индивидуальным, — твердо начала девушка, между тем, неуверенно поглядывая на собственные записи. Ей и самой вчера не удалось целиком сосредоточиться на истории, потому большинство заданий пришлось сделать халтурно, а некоторые и вовсе пропустить. Но даже несмотря на это, все равно пришлось провести весь свободный вечер за книгами и справочниками. Было как-то до ужаса неприятно осознавать, что кто-то должен трудиться целыми днями, а кто-то мог просто выдать уже сделанную работу за свою, — Я же тебя предупреждала, что не смогу тебе помочь в этот раз. — Да ладно тебе! Ты всегда выручаешь меня. Выручишь и на этот раз. Тебе же не сложно. К тому же, все равно заняться нечем, — первая красавица школы достала зеркальце из кармана юбки и стала сосредоточенно подтирать чуть смазанную помаду, яркого пурпурного цвета. — У меня тоже есть личная жизнь и свободное время, которое я хочу провести с пользой. — Брось! — фыркнула Кейт, захлопывая вещицу, — Какая личная жизнь? Сидишь целыми днями дома, ни с кем не встречаешься, не общаешься. Не представляю, как так можно жить. Да и вообще, тебе что жалко что ли? — Такого ты обо мне мнения, да? — нахмурившись, вопросила Мия, — Делай сама. Я не собираюсь каждый раз отдуваться за твои промахи. Кейт гневно сощурилась, сжимая наманикюренные пальчики в кулаки. — Вот как? Пф, тоже мне подруга. Ну и трясись дальше над своей домашней, как над златом. Больно надо с ханжой дела иметь, — в следующую секунду, она уже кому-то обольстительно улыбалась в коридоре, а уже через пару мгновений вылетела из кабинета с блондинкой по имени Рашель, что-то весело щебеча про красавчика Джонни и то, как ей с ним повезло. Мия устало опустилась на скрипящий стул, зарываясь бледными руками в темную копну волос. Здравый разум твердил о том, что она сделала все верно, однако, сердце предательски ныло и устраивало акты самобичевания. «Ты не можешь позволять ездить на себе» «Она моя единственная подруга. Почему я зажала для нее эти чертовы записи?» «Она уже забыла о твоем существовании. Ей от тебя нужна лишь оценка в четверти» «Но у меня и правда не было никаких дел. Как я могла ей не помочь?» «Ей плевать на тебя и твои проблемы. Ее волнуют только картинки в модных журналах и смазливые мальчики. Как думаешь, сколько рук уже лапало ее формы?» «Это не имеет значения. Друзья должны помогать друг другу, а я поступила, как конченная эгоистка.» «Ты не обязана решать чужие проблемы» «Фигня все это» На следующей перемене, на столе Кейт уже лежала общая тетрадка, к обложке которой была прикреплена извинительная записка. На душе скребли кошки. «Какая же я все-таки дура»***
Был обычный понедельник. Конец четверти все приближался. Класс Мии уже сдал все контрольные работы и теперь с нетерпением глядел на классного руководителя, громко объявлявшего о результатах учащихся в этом полугодии. Сама мисс Сандерсон скучающе глядела в окно, в полной уверенности, что ничего интересного для себя она уже не услышит. Как всегда, идеальный табель с идеальными оценками. Никаких загвоздок или выбивающихся из столбца, цифр. Все, как всегда — безукоризненно. Она сама олицетворение белокрылого ангела. Беззаботного и беспечного богослужителя, у которого, что ни день, то все прекрасно. Без сучка и задоринки. Все в ослепляющем белом свете и ни одна черная клякса не запятнает это полотно. До одури красиво. И ровно на столько же скучно. Уныло. Тоскливо. Нудно. Никаких сюрпризов. — Мия Сандерсон по всем предметам твердое «отлично» — радостно возвестила миссис Бишоп, будто сообщала о достижениях собственного ребенка, — Ах нет, подождите… — девушка тут же обернулась к женщине, сверля ту испуганным взглядом затравленного зверька. Никаких сюрпризов, так ведь? — Тут четверка по иностранному. — Как это? — Мия соскочила с места и подошла к женщине, заглядывая в папку-планшет. Взглядом быстро пробежалась по всем остальным предметам и вдруг запнулась на графе «Иностранный язык». Ровный ряд чудесных оценок портила жирная «хорошо», ярко выделяющаяся на фоне одинаковых букв. Хотелось рассмеяться и спросить, когда этот розыгрыш закончится. Не может быть. Нет. Нет. Нет. Нет. — Наверно, какая-то ошибка, — глухо пробормотала Мия, неотрывно глядя на злополучный табель. — Увы, — учительница только развела руками, — На самом деле, Мия, многие учителя стали жаловаться на твою успеваемость. Говорят, что ты совсем отбиваешься от рук. Верна была поговорка. Ты можешь совершить целую сотню хороших поступков, выиграть тысячу битв и заполучить уважение миллиардов людей. Но стоит тебе оступиться, ошибиться, упасть, как все это забывается. Вся гниль выходит наружу, а тебе тут же припоминают неудачи, до которых никому не было дела, пока ты выигрывал. Потому что, пока ты силен и уверен в своей силе, в тебя верят. Тебя любят. Но как только, кто-то покажет, что не такой уж ты и всемогущий, если ты всего лишь на секунду снимешь маску праведника и обнажишь истинное лицо, как общество забывает о твоих заслугах и смешивают тебя с грязью. Потому что, надо кого-то винить в своих проблемах. Всегда нужен козел отпущения. Нужны хлеб и зрелища. А что, как ни распятие народного героя, сможет так развеселить народ? А все из-за чего? Из-за того, что она пару раз оспорила точку зрения учителя? Из-за того, что ее мнение отличалось от общепринятого толкования? Из-за того, что ты решил высказать свои мысли в лоб, а не держать их при себе? Из-за того, что в какой-то момент, отрубился прямо за столом, совершенно забыв про множество выданных заданий? Глупость. Беспросветная людская тупость. «Есть только две бесконечные вещи: Вселенная и глупость. И насчет Вселенной, я не уверен»* — Что с тобой происходит, Мия? Ты ведь всегда была такой хорошей девочкой. А сейчас, мы прямо не знаем, как поступить с тобой. Если бы взглядом можно было убивать, то от всей этой шараги не осталось бы и следа. Мисс Сандерсон крепко сцепила зубы. Внутри все бушевало от ярости, но навлечь на себя еще больше бед не хотелось. Поэтому, девушка вполголоса отпросилась выйти в туалет и пулей вылетела из кабинета. Лишь в тесной туалетной кабинке, Мия медленно сползла по кафельной стенке и бесшумно заплакала, прижимая руку ко рту, чтобы заглушить рваные вздохи. Что поделать? Привычка.***
— Мия, — школьница отняла взгляд от плошки с ненавистным супом и воззрилась на мать, — Ты уже думала о том, куда будешь поступать? К какому направлению склоняешься? — Я решила идти на филолога, — воодушевленно начала девушка, — Думаю, уехать отсюда в Европу и поступить где-нибудь там. — Придержи коней, — мгновенно прервала дочь Глэдис, — Ты хоть представляешь, как трудно будет сдать экзамены по литературе? Ты за свою жизнь столько не прочтешь книг, сколько надо для отличного балла. Это во-первых. Во-вторых, какая тебе Европа, Мия? Ты себя и свои знания видела? Да таких, как ты сотни, и все мечтают заполучить место под солнцем. С чего ты решила, что получится именно у тебя? — Но у меня ведь самый высший балл, — возразила Мия. — Твой высший балл здесь, в Европе будет просто — пшик! — недовольно проворчала миссис Сандерсон, — Хватит витать в облаках. Выбирай что-то более реальное и по возможностям. Я вот думала насчет карьеры переводчика для тебя. — Я не предрасположена к иностранным языкам, — мрачнея с каждой фразой, произнесла девушка, окончательно потеряв аппетит и всякую веру в людей — Ничего страшного, научишься. Сейчас переводчики так хорошо зарабатывают. Продолжение Мия уже не слушала, отрешенно уставившись в противную жижу супа. В ушах грохотали разрушающиеся воздушные замки.***
Опять. Мия лежала на кровати, беспомощно всхлипывая и размазывая слезы по щекам. Кричала в пустоту, широко раскрывая рот, но не издавая ни звука. Боль колола стальными иглами сердце, разрывала душу на клочки, раскидывая те по закоулочкам. Хотелось выть, стенать, разодрать грудную клетку и обессилено упасть на пол, захлебываясь в собственных рыданиях. Но нет. Она должна быть тихой. Должна довольствоваться жалкой подушкой, впитывающей каждую упавшую слезинку. Должна довольствоваться объятиями собственных рук, когда хотелось чужого человеческого тепла. Должна довольствоваться одиночеством, когда хотелось любви. Должна. Должна. Должна. Слишком много должна. И так мало хотелось. Пару часов назад, родители снова поругались. Пожалуй, это была одна из самых крупных их ссор. Мия не слышала ни причины, ни самого спора — была в ванной. Шум воды заглушал все слова, но крики все равно было слышно. Школьница лелеяла надежду на то, что это всего лишь акт веселья и подвыпившие родители всего лишь громко рады чему-то. Наивный ребенок. Когда она вышла из душа, то увидела отца. Аарон стремительными, резкими движениями натягивал верхнюю одежду и швырял домашние штаны. Спустя пару мгновений, он уже вышел за дверь, не забыв оглушительно хлопнуть ею. Застывшая каменным истуканом Мия не переставала задаваться вопросом: «За что?» На кухне плакала мама. Кляла все на чем свет стоит, обильно заливая обиду алкоголем. Девушка попыталась разузнать о том, что произошло, но получила лишь невразумительный вопль и ворох оскорблений. Уже ретируясь с кухни, она успела краем глаза зацепить синяки от пальцев на предплечье. Резко замутило. С самого рождения, она считала отца настоящим мужчиной, готовым на все ради семьи. Опорой, что никогда не причинит боли или вреда своим любимым женщинам. Защитником, готовым разорвать глотку любому, кто позариться на его семью. Любимым человеком, что страстно любит маму и совсем по-другому любит дочь. Надежды, мечты и представления рушились, словно карточный домик. Вся семья казалась разбитой вазой, а мир, трещащим по швам, куском ткани. И вряд ли что-то удастся зашить или склеить.***
Отец вернулся несколько недель назад. Кажется, он даже помирился с женой. Но шаткий мир долго не продлился. Уже через пару дней после примирения, дом снова накрыла волна негатива. Причиной были бабушки и дедушки, родители родителей. Ругань снова была невыносимой. Папа с размаху швырнул какую-то тяжелую вещь об пол. Грохот заставил вздрогнуть и посмотреть в сторону коридора. Послышалась брань. Снова крики, но Мия втолкнула в ухо второй наушник, заглушая скандал попсовой песней, занимающей первое место в хит-параде. Достало. Устала. Выгорела.***
Школьница сидела за столом в своей комнате и сосредоточенно склонилась над ворохом тетрадей, клочков бумаги, справочников и книг. Завтра должна была быть важная контрольная. Уставший мозг вяло обрабатывал вал информации, глаза слипались. Нещадно хотелось лечь в постель и закрыть глаза***
Не поступила. Уже даже не смешно и не грустно. Просто до ужаса пусто. Мать смотрела сверху вниз, нависая над головой, словно Дамоклов меч. — Я же говорила, — почти прошипела женщина, с громким топотом удаляясь на кухню. Дура.***
— Мисс Сандерсон! — громкий окрик заставил Мию, резко оказаться в вертикальном положении и непонятливо завертеть головой. Растрепанные волосы частично перекрывали осунувшееся лицо студентки, — Это уже чересчур. Спать на парах! Да как вы до такого докатились? Подобострастный мужчина едва не брызгал слюной, распинаясь в нотациях. Девушка слушала вполуха, подперев щеку ладонью и обводя скучающим взглядом аудиторию. Подумаешь, уделила толику времени сну. Преподаватель говорил чересчур уж монотонно да и глаза после бессонной ночи нещадно слипались. Разве она не лучшая на потоке? Почему нельзя наконец-то отстать от нее и закрыть глаза? Почему всем от нее что-то надо? — Простите, — проворчала Мия, — Такого больше не повторится. Профессор еще несколько минут рассыпался в нравоучениях и жалобах на современное поколение, но позже ключ негодования, бьющий из него, иссяк и он вернулся к нудному чтению текста. Стоило ему отойти от парты, как глаза мисс Сандерсон вновь закрылись и она устало зарылась головой в собственные ладони.***
— Мия, я тут подумала, — начало разговора с матерью тут же заставило девушку нахмуриться, — Может, тебе стоит пообщаться с сыном Оливии? Ну, моей подруги близкой. У нее сын твоего возраста, работает программистом. Хозяйственный. Воскресный вечер, по совместительству единственный выходной, Мия традиционно проводила за распитием чаев у родителей. Не сказать, что это приносило много радости. Семья хоть и осталась целой, однако, скандалы до сей поры не утихали. Но Глэдис настояла на этом, устроив своей дочери целую лекцию на тему того, что дети должны быть рядом с родителями в любое время, чтобы подать пресловутый стакан воды. Порой, Мие казалось, что ее не принимали за личность. За сиделку, горничную или инвестора, может быть. Но никак не за человека. А была ли она им? — Мама, я уже говорила, что не планирую замужество. У меня сейчас другие планы, — холодно ответила Мия, сглатывая безвкусную жижу, именуемую чаем. — А внуки когда? Знаешь, в чем счастье женщины? — женщина уперла руки в бока, — А я тебе скажу. В семье и в детях. Вот появится свой ребенок и мир снова приобретет краски. — Он бы был куда красочнее, если бы меня не мучали этими разговорами. Правда, мам, у меня важное мероприятие на носу, мне сейчас совсем не до романтики. — Поговори мне тут еще. Завтра же пойдешь с Майком в ресторан. И улыбайся. Сил нет уже на твое постное лицо глядеть. — Спасибо за чай, я пойду, — Мия решительно встала из-за стола и вихрем вылетела из квартиры. Сил совершенно не оставалось.***
— Дорогая Мия… — мисс Сандерсон обернулась на звук голоса Майка и замерла, будто громом пораженная. Прошло всего несколько месяцев с того дня, как Мия, после долгих увещеваний мужчины и бесконечных споров с матерью, дала согласие на эти отношения. Больше из-за того, что эти двое выпили из нее все соки и, дабы дальше не расшатывать свое хлипкое душевное равновесие, девушка, скрипя зубами, вошла в новый статус. Не сказать, что Майк был противным или отталкивающим. Напротив, весьма привлекательным и миловидным. Только вот, поговорить с ним Мие было не о чем. Никаких точек соприкосновения у них не было. Разве что, игры на консоли, в которые переводчица играла давным-давно в детстве. Однако, Глэдис свято верила в то, что противоположности притягиваются, а в качестве примера, ставила себя и Аарона. И плевать, что от пожелания им такой же крепкой семьи, в какой когда-то жила сама Мия, последнюю начинала бить мелкая дрожь. Просуществовав несколько месяцев в столь ужасном тандеме, мисс Сандерсон, наконец, решилась расстаться. Да, ругани будет много, но хоть раз же можно пожертвовать интересами других людей ради собственного счастья? Однако, неуверенности в собственных действиях было хоть отбавляй. В конце концов, протянув несколько недель в бесконечных раздумьях, девушка сделала выбор уладить все проблемы, без лишних глаз, после традиционного семейного ужина. А сейчас, девушка сидела в ресторане и ошарашенно наблюдала за тем, как парень с широкой улыбкой, подтягивал штанины своего классического костюма и садился на одно колено. Речь, лившуюся с его уст, она почти полностью прослушала, будучи еще не в себе. В голове бился вопрос: «Как я до такого докатилась?» -…Мия, любимая, — от слащавого слова, ее передернуло и выдернуло из пелены забытья, — Ты выйдешь за меня? В оглушающей тишине было слышно, как часы тикали, отсчитывая секунды до… До чего? Взгляды родственников, преисполненные слезами радости за молодых, были направлены на нее, сосредоточенно улавливая каждое нервное движение. Мгновения стягивались в минуты, а неловкая тишина все не рассеивалась. Невеста сидела, низко опустив голову и шепча что-то, словно в бреду. «Нет. Нет. Это какой-то кошмар» «Прошу, не надо» Затуманенными, остекленевшими глазами, Мия глянула на мать, что раздраженно глядела на нерешительность дочери. Девушка почувствовала, как тяжелая женская ступня жестко пнула ее по голени. Разум сам собой воспроизвел голос Глэдис, что шипела: «Не позорь меня». Часы тикали. — Я согласна. Отсчитывая секунды до самой большой ошибки.***
— Да что ты вообще можешь, кроме своих игрулек?! О, я скажу! Нихера ты не можешь! Только сидеть на жопе ровно и клацать по кнопочкам! — Знаешь что? Я хотя бы деньги зарабатываю, а ты только ноешь! Все тебе не так да все не нравится. — Отлично! Тогда проваливай и ищи себе другую! — А может, это тебе пойти себе ебаря поискать? Видел я вчера тебя в компании какого-то мужика. Весь такой нахохленный, накрахмаленный. — Это мой начальник, идиот! — Кто знает, на кого вы, шлюхи, больше возбуждаетесь? Хлопок. Майк схватился за щеку. Мия глядела с нескрываемой ненавистью. — Пошел вон. — Мия… — Пошел вон! — Ну и прекрасно. Еще один хлопок. На этот раз захлопнулась входная дверь. — Мама? Из детской, опасливо выглянула курчавая голова мальчишки, лет шести. В кулачке были зажаты игрушечные солдатики. Карие глаза смотрели с испугом. — А ты чего не спишь? — грозно завелась Мия, — Быстро в кровать! Окрик матери заставил Дейва опрометью кинуться в недра комнаты. Спустя пару мгновений, послышался скрип старых пружин.***
Мия сидела на кухонном полу, зажав в зубах дешевую сигарету, а в руке бутылку вина. Пепел сыпался на линолеум, никотин заполнял легкие, освобождая душу от гнева и ярости. Алкоголь обжигал горло и затуманивал разум. Только в этом пойле, только в этом табачном дыму, миссис Сандерсон находила свое успокоение. Свою собственную нирвану. Процесс самобичевания был в самом разгаре. Мия кляла себя. В том, что придумала себе сказку со счастливым концом. В том, что верила в то, что каждые тернии рано или поздно приведут к звездам. В том, что позволила своему огню затухнуть. В том, что не выдержала давки. В том, что сломалась и прогнулась под весом общества. В том, что так и не сумела сказать «Нет» чужим желаниям и хоть на секунду задуматься о собственных. В том, что не сможет дать сыну нормального детства. В том, что она воспитает еще одного морального инвалида.«Какая же я трусиха…»