I'm sorry

«Ты не раз говорил, что я дурак, что это глупая затея и у нас нечего не выйдет. И ты был прав. Хоть, я и сам это прекрасно понимал, вот только, жаль, любовь делает с человеком страшные вещи. Первая встреча, её я запомню надолго. Ты сидел в мрачном коридоре и допивал очередной бокал вина отравляя свои лёгкие ещё одной сигаретой. Твои чёрные волосы небрежно спадали на лицо. Руки так и тянулись дотронуться до них, хотя бы кончиками пальцев пройтись вдоль чёрных как уголь прядей. Ярко алый цвет вина, очень подходивший к строгому, чёрному костюму. Я уверенно приблизился к тебе, демонстративно задрав округлый подбородок как можно выше. Поинтересовался, где же тут находится триста двадцать четвёртый номер, при этом продолжая широко улыбаться. Твои хрустальные и вечно холодные глаза заставляли неприятно поежится. Легкая ухмылка и кивок в сторону номера. Помнишь наш скромный, невзрачный, холодный, но уютный уголок на окраине серого Лиссабона? Ты всегда приезжал туда, приезжал ко мне. Если появлялась хоть одна свободная минутка, твой бархатистый голос и тяжелые шаги сразу заполняли маленькое помещение недорогой квартирки. И нам было хорошо, вместе нам было хорошо. Я никогда не забуду твой тёплый взгляд, незаметную улыбку и громко колотящееся сердце. Я знаю, что ты любил. Так же сильно, как и раньше. А тайные встречи? Лишь шум волн и темное, почти чёрное небо, залитое самыми яркими точками, знали все наши секреты, глупые, несбывшиеся мечты. Мое искренне любопытство, доверчивость и доброта всегда веселили твою серьёзную натуру. Отношения с тобой были одной большой тайной. О которой знали лишь трое, ты, я и тихая,серая луна. Но всему хорошему отделен свой, особый срок, который, увы, никак нельзя продлить. Одним пасмурным днём, когда облака, кажется, знали о нашем, ещё не состоявшемся провале, небеса плакали, плакали долго и протяжно, иногда срываясь на громогласный крик. Ты был чём-то озадачен. Беспокойный ходил по уютно обставленной квартире, при этом блуждая в лабиринте своих далеких и неподвластных чужому пониманию, мыслей. Вздрагивал от каждого моего прикосновения. Ты улыбался, но твои хрустальные глаза оставались неподвижны. В них застыла грусть. И даже мне не под силам было развеселить тебя. Той ночью ты ушёл. Ушёл, чтобы больше никогда не вернуться. Я сохранил аккуратно сложённую, но потрепанную временем, желтоватую записку. Чуть подрагивающий почерк с выведенными, прописными буквами, и лишь одно слово: «Прости». И я простил, но моё сердце разбито. Ровные и острые, словно лезвие новой бритвы, осколки разлетались по сторонам, задевая краями мою ранимую душу, впиваясь в легкие. Я больше не смогу снова собрать их. И это конец, мой «счастливый» конец. Все, кого я любил, покинули меня. Но мы встретимся, совсем скоро мы обязательно встретимся. Прощай, мой холодный, неприступный Мэловин, я отправляюсь в Россию ...»