Оставить позади / from myself away

Известие о смерти леди Мурасаки поступило по старым, безупречно отлаженным каналам связи. С тех пор сменилось несколько поверенных, нанятых для отправки уведомлений «особому» клиенту. Когда Ганнибал, соблюдая всевозможные меры предосторожности, решил на всякий случай их перепроверить, адвокатская контора уже сменила название. Как бы там ни было, свою задачу они выполнили. Церемония похорон уже состоялась, но это был не повод отказываться от визита. — Значит, больше никого не осталось, — подвел черту Уилл, распаковывая спортивную сумку. Одежда в пути безнадежно измялась, но он не стал развешивать ее в шкафу, чтобы расправилась, просто переложил стопкой на комод. Ганнибал, стоящий в дверях гостиничного номера, буквально силой отводил взгляд от этой возмутительной небрежности, старательно концентрируясь на вопросе. — Если под «больше никого» ты подразумеваешь тех, кто знал меня в молодости, то — да, ты прав, — ответил он. — Возможно, еще живы некоторые знакомые моих родителей, которые помнят меня ребенком, а так… ничего серьезного. Уилл пристально посмотрел на него. — Я говорил о семье. — Из семьи у меня только ты, — ответил Ганнибал с легкой улыбкой. И разумеется Уилл остался этим доволен.

***

Ганнибал хорошо знал эту часовню. Сколько летних дней провел он под ее прохладными, тихими сводами, прогуливаясь меж истертых временем надписей и сверкающей позолотой церковной утвари. Тетя не настаивала, чтобы он присутствовал на богослужениях, поскольку сама не была набожной, но время от времени Ганнибал посещал церемонии по собственному желанию — ради погружения в атмосферу. Священники перестали приглашать его на воскресные собрания, как только узнали, чей он родственник. Роберт Лектер пожертвовал немало средств на реставрацию внутреннего помещения, попросив взамен об одном-единственном одолжении — два места в алькове для себя и супруги. Из-за нехватки мест захоронения внутри часовни были давно прекращены, но дядины деньги сотворили библейское чудо и, потеснив «соседей», высекли в древних стенах свободное пространство с парой каменных саркофагов, выполненных в духе неоклассицизма, чтобы соответствовать интерьеру. Прежние обитатели алькова вероятно нашли приют в святилище под часовней или были захоронены в одной из безымянных могил снаружи. Ганнибал никогда не интересовался их судьбой. В солнечных лучах, пробивающихся сквозь витражные окна, парили пылинки. Ганнибал ощутил, как прошла мимо его собственная тень — юный двойник из далекого прошлого — изменчивый, текучий, неопределенный. Призрак, способный обрести мимолетный покой лишь среди мертвых. — Когда моего дядю похоронили здесь, я уже жил у тети. Проводил у нее все каникулы, пока учился в медицинском колледже. С тех пор тут мало что изменилось. Уилл рассматривал надписи на табличках с именами. Простая и скромная — для Роберта, с выгравированными датами рождения и смерти, и более изящная — для леди Мурасаки. — Это стихотворение, — полувопросительно произнес он. — Два терцета из сонета Петрарки*, — пояснил Ганнибал. — Их выгравировали еще до моего переезда сюда. Уилла скользил взглядом по строчкам и беззвучно шевелил губами, повторяя слова. — Он полагал, что жена умрет раньше него? — спросил он, повернувшись к Ганнибалу. — Что там написано? Мой французский никуда не годится. — Существует несколько вариантов перевода с итальянского на английский. Я предпочитаю этот. — Ганнибал прикрыл глаза и вызвал в памяти знакомые строки: Я в мире огорчений и презрения, Душа в тоске без света, без любви, В шторм на плоту без веры и везения. Позвольте здесь окончить мое пение, Весна мечты засохла — нет любви, А лира — слез обитель и терпения. ** Когда он вновь взглянул на Уилла, тот стоял неподвижно, задумчиво глядя в пространство. Словно думал о своем собственном кораблике, рассекающем тьму над морем лучами сигнальных огней. Через некоторое время Ганнибал тихо продолжил:  — Она прожила больше сорока лет, пока ее ждала эта эпитафия, предначертанная ей скорбящим мужем. — Ты убил его? — спросил Уилл наконец. От захлестнувшей любви к нему у Ганнибала перехватило дыхание. Несколько бесконечных секунд он считал удары сердца, дожидаясь, когда замедлится внезапно подскочивший пульс. — Вероятно убил бы, если б познакомился с ним до того, как увидел эти строки. Но он умер прямо перед моим приездом. Я его почти не знал. Он гостил у нас лишь однажды, когда я был совсем ребенком. Уилл кивнул, принимая эту правду с той же готовностью, с какой научился принимать все остальное, и отошел от алькова. Струящийся из окна послеполуденный свет лег на его лицо золотистой вуалью. — Здесь невозможно определить, какое время года снаружи, — произнес он. — Но воздух пахнет летом. — Лето продержится еще некоторое время, — согласился Ганнибал. Он положил руку Уиллу на плечо и слегка сжал, чувствуя, как течет под пальцами сама жизнь. Уилл взглянул на него тепло и понимающе. На мгновение в его глазах мелькнула непонятная грусть, но почти сразу ушла. — Не хочешь вернуться в поместье? — спросил Уилл. — Посмотреть, что стало с замком? — Нет. Теперь в этом нет необходимости. Призрачный двойник исчез, растворившись в воздухе. Ганнибал знал, что время от времени тень из прошлого будет блуждать под этими сводами, но его самого здесь больше ничто не держало. Он взял Уилла за руку и потянул к выходу. — Рабочий день скоро закончится, а я заметил сыроварню неподалеку. Ты же не станешь возражать, если мы привезем домой немного приличного сыра? Пока они шли, Уилл рассматривал часовню, озираясь по сторонам, и обернулся, чтобы бросить на каменные усыпальницы прощальный взгляд. — Вечно ты жалуешься на качество, — улыбнулся он, повернувшись к Ганнибалу. Привычный спор словно стряхнул напряжение, даже идти стало легче. — Зато тебя вечно все устраивает, — улыбнулся в ответ Ганнибал, возвращаясь к привычной роли.