Ты — никто

Полумрак окутывает комнату, делая обстановку более приятной для записи видео. Для пущей эстетичности, если так можно сказать, юноша включает неоновую подсветку и приносит травяной чай — в последнее время с нервами непорядок. По привычке надевая бандану, которая не позволяет волосам попадать в глаза, тот усаживается напротив монитора компьютера, сообщая всем о своем прибытии. Сегодня снова лестница и, кажется, Данил с Антоном в самый неподходящий момент опаздывают — появляются непредвиденные обстоятельства. А если судить по тому, что Антон опаздывает постоянно, то Данил, вероятно, зависал где-то вместе с ним. — Долго их ждать? Артем ему отвечает молчанием. Таким давящим, неприятным молчанием, которое хочется заполнить чем-нибудь, любым неловким разговором, без разницы, лишь бы не стояла тишина. Какой-то черт дернул Диму зайти глянуть стрим Артема. Ну, мало ли, вдруг что-то очень интересное? Артем играет в этих прыгающих желейных... существ, издающих странные звуки, и забавно комментирует происходящее, не забывая читать комментарии. Слушая смех Артема, Дима чувствует слабый трепет в районе груди. А еще он чувствует легкую боль. — Что думаешь о «Beeszari»? Мне не нравится этот шип, — эти слова почему-то глухо отпечатываются в его сознании. Диме эта вся ерунда с пейрингами, в особенности с пейрингом, где он сам присутствует, нравится. Это довольно смешно и в какой-то степени расслабляет, позволяет отвлечься на творчество фанатов. — У нас с Димой плохие отношения. Мы мало общаемся вне записи, да и это нам не нужно, — Артем в действительности говорит это с едва различимой ноткой презрения то ли к надоевшему вопросу, то ли к самой теме, которую ему, возможно, не хочется обсуждать вообще. — Мы просто коллеги. Что-то скребет на сердце, жалобно и медленно, со временем начиная делать это сильнее. Артему просто не хочется общаться с ним — не видит в этом смысла, а Дима гребаный трус. Трус, который не может найти в себе силы, чтобы начать разговор хоть о чем-нибудь и не ударить лицом в грязь. Шутов по-прежнему молчит, слышны лишь тихие нажатия на клавиши клавиатуры и редкие вздохи, сопровождаемые еще более тихими фразами. Дима делает его на максимум, надеясь услышать что-то еще, но тот молчит, словно Димы и вовсе нет в этом гребаном голосовом чате. Дима не хочет признавать этого, но ему немножечко обидно. Их общение и вправду очень ограниченное: Артем объясняет правила, либо же зовет на запись — единственные случаи, когда они общаются тет-а-тет. В остальное время парни общаются исключительно при присутствии кого-либо еще. Без наличия других людей разговор не вяжется. — Наше общение вне записи состоит из того, что я звоню Диссзари, зову его на запись и отключаюсь. Все, больше нам не о чем говорить, — Дима поджимает губы, сморгнув непрошеные слезы, и следит за каждым движением Артема, внимательно слушает каждое его слово о себе, и боль иглами впивается в каждую ебучую клетку его тела. Дима делает все возможное, чтобы попробовать перейти на новую ступень отношений, блять, да даже дружба — уже прекрасно, но ничего. Ничего у него не получается, абсолютно ничего. Стоит открыть рот, как заготовленная речь превращается в несусветную чушь, а вырвавшееся изо рта «Тема» кажется слишком неудачным, чтобы попытаться продолжить новую, вроде как, адекватную мысль. — Лучше шипперите меня с Медалистом: мне этот пейринг нравится, — предпочитает одного Диму другому, а ведь Леонтьеву он не предоставляет шанс. Хотя откуда ему знать, что Леонтьев, вообще-то, очень жаждет общения с ним? У Артема подписчиков меньше, значит если кто и будет приоритетным другом для Диссзари, то точно не он. Леонтьев делает глоток травяного чая, но тот нихрена не помогает успокоиться. Казалось бы, выпал отличный момент поговорить с Артемом — тот даже не уходит из голосового чата, а Дима все равно не может произнести хотя бы его имя, чтобы привлечь к себе хоть капельку чужого внимания. Дима думает, что он, пожалуй, трусишка тот еще. Дима лежит и листает найденную группу по нему и Артему. На душе как-то уж слишком грустно от осознания, что на деле все не так. Вообще не так, как это себе представляют подписчики. И Артем будто специально обрубает им концы, чтобы не было причин делать из них пару. А ведь они красиво смотрятся вместе, сука. И рисуют подписчики в действительности очень хорошо — Антон не врет об этом. Почему же фантазии так часто отличаются от реальности? Почему хоть раз реальность не может стать более красочной, чтобы осчастливить кого-то настолько неудачливого? — Антон сказал, что записи не будет. Просит прощения и обещает, что обязательно купит пиццу, — Артем тяжело вздыхает, ждет, когда Леонтьев ответит, а Дима теряется. Если записи не будет, то и поговорить не получится. Даже о ерунде полной, да блин, даже пошутить про Данила и Антона не получится. И ничего не будет. Снова. Именно сейчас его бесит неорганизованность парней, именно сейчас ему хочется услышать голос Артема еще раз, именно сейчас и ни в какой другой день. — Блять, засранцы. Я что, зря время освобождал для этого? — Дима искренне надеется, что Шутов не тупой и поймет намек, а он не тупой, значит намек наверняка поймет. Леонтьев хрустит пальцами, ожидая какой-либо реакции, и после поспешно делает еще пару глотков чая. Сердце бьется непозволительно быстро, его целиком и полностью охватывает этим утомительным волнением. Если Артем его пошлет — оно и понятно, если Артем предложит ему, например, поиграть во что-то вместе — Дима будет вне себя от радости. Как-то по-детски прижимая руки к груди, Дима смотрит на никнейм старшего и никак не может угадать, когда тот все-таки загорится, и загорится ли он вообще. — Ты можешь поснимать ролики на канал, тебе же для этого люди не нужны, кроме тебя, — Артем, как и ожидалось, и намек понял, и аккуратно отшил его. Дима расстроен. Нет, не так. Дима пиздец как расстроен. Ну и что, что он не такой уж и интересный собеседник, как Антон или Данил? Ну что такого в том, что он иногда не знает какую шутку стравить, чтобы забавно и не обидно было? Почему нельзя просто попробовать поговорить с ним о чем-нибудь или сказать в лицо, что Артему совершенно не нужно это чертово общение и не нужно ему навязываться? Еще и сердце, падла такая, выбирает постоянно не тех людей. Нет, чтобы выбрать кого-то, кто рядом живет, любит его в ответ, да еще и девушкой является — он же, сука, гетеросексуал вообще-то. Конечно его сердцу нужно выбрать парня, не видящего в нем банального друга, живущего в какой-то там Уфе и, блять, красивого нереально. — У тебя есть свободное время? Мы могли бы... — Извини, я буду занят подготовкой к стриму, — Артем не дослушивает его. Дима делает вид, что это не больно. Вообще, блин, нихера не больно. Так, просто провели ножом по коже, подумаешь, там надавили сильнее, чем нужно, подумаешь, рану оставили саднящую. Всецело плевать на эту вашу боль, кому она нужна? — Вот как, — выдыхает Леонтьев. — Ничего страшного. — Извини, Дим, если что. Мы просто коллеги, — легко говорит Артем. — Ты — никто для меня. «Ты для меня весь мир», — хочет ответить Дима, но не осмеливается озвучить это. Артем четко и ясно выразил свою позицию: он не нуждается в его обществе, навязывать его тем более не стоит. Дима врет, когда твердит себе, что ему все равно. Да черта с два ему будет безразлично на эти слова, да чтоб Артем почувствовал хоть десять процентов от этой терзающей боли, которую испытывает Дима. Леонтьев не хочет отвечать — не может и не знает, что он скажет. «Ой, ну ничего, я все понимаю», — если ответит так, то солжет: не понимает он этих загонов непонятных, ему хочется объяснений и аргументаций — Артем ему ничего из этого не должен. Артем волен выбирать, нужно ли ему это или нет. А других вариантов ответа у него, в принципе, нет. — Ты не обижайся, ладно? — и даже не услышав, что Дима пиздец как обижен, старший выходит из голосового чата. Чай закончился, нервы — тоже, а эта чертова влюбленность не хочет заканчиваться. И сейчас, глядя на зеленый кружок около аватарки Артема, он еще больше убеждается в том, что любить кого-то — фигня полная. Его буквально назвали никем, хоть и не всерьез. А может и всерьез, фиг его знает — уже пофигу. Дима долго думает о словах Артема, не может перестать надеяться, что тот изменит свое мнение, если они будут снимать вместе почаще, но, скорее всего, ничего не изменится. Шутов навряд ли захочет общаться лишь из-за его желания. Нет, конечно, тот попытается, но это мало что даст. И Дима принимает решение, что да и пошло оно все в долгое пешее путешествие. Он пустит все на самотек: загнет его эта любовь — хреново, но как иначе, вылечит его эта любовь — хорошо. И в сердце почему-то по-прежнему теплится надежда, что Артем все-таки передумает. Ну не зря же говорят, что время лечит?