First

      Баки прожил сравнительно долгую жизнь, но каким-то образом Сэм всегда умудряется быть первым для него.       i.       Его телефон снова вибрирует, пугая его и заставляя кружку в его вибраниевой руке треснуть.       Его встреча с доктором Рейнор была вчера, так что он исключил её. Она позвонила бы ему, если бы что-то случилось.       Так что он знает. Он знает, кто это, и его разум начинает работать со скоростью мили в час, но ему удается довольно быстро это остановить.       Он читает сообщения Сэма. Все, но ему нечего написать в ответ. Он смотрит на экран по ночам и никогда не признается, что просматривает их, чтобы успокоиться после кошмара, заставляющего его с криком просыпаться.       Сэм спрашивает, а Баки никогда не отвечает. По крайней мере, не напрямую.       Раньше ему никто не писал. До недавнего времени у него даже не было телефона. И это странное чувство читать: «как ты?» и «как ты там держишься?» и знать, что кто-то с другой стороны думает о нём даже на секунду, достаточную, чтобы заставить их печатать слова.       Баки никогда не отвечает, но мысленно благодарит Сэма каждый раз, когда звонит его телефон. Может быть, когда-нибудь он сможет ответить.       ii.       У него кружится голова, а тело отяжелело от фантомных болей. Старые привычки умирают тяжело, но он думал… он верил, что всё это в прошлом, и всё же…       Боль, причиняемая другим, укоренилась в нём, и никакое количество исцеления и очищения никогда не будет достаточным, чтобы стереть это, и это больно.       ― Какое было правило номер два?       Присутствие Земо рядом ощущается как холодный ветер, проникающий в трещины, заставляющий его дрожать до глубины души, и всё, что он хочет сделать, это убежать от этого. Если он будет продолжать в том же духе, то сломается.       Он на секунду закрывает глаза, рука прижимает мужчину к барной стойке тяжелее, чем обычно, и он отчётливо чувствует, что снова начинает ускользать в это тёмное-тёмное место.       Он вздрагивает, когда тёплое присутствие приближается, но его разум сразу распознает его, позволяя ему не вздрагивать, когда рука ложится на его руку, чтобы остановить его.       Логично, что эта рука не смогла бы остановить его от чего-либо, и всё же… она удерживает его, прикосновение твёрдое и нежное одновременно, и он знает, чувствует Сэма рядом с собой, готового сорвать их прикрытие только потому, что его сердце слишком большое, открытое даже для кого-то вроде Баки.       И это проносится в его голове, когда он кивает Сэму после того, как тот снова спросил в порядке ли он. Никто никогда не прикасался к нему так бережно, когда он был в том тёмном месте.       Баки приходит к сокрушительному осознанию того, что он воспринимает Сэма как солнце; уют, который приносит такое тепло, чего Баки жаждет больше всего на свете.       iii.       В дороге почти не разговаривают, и Баки благодарен за это. Из радиоприемника доносится негромкая музыка, резко контрастирующая с тяжелой музыкой, безумца, которую он всё ещё слышит, когда его мысли слишком далеко блуждают.       Он смотрит в окно и фокусируется на пейзаже, мелькающем мимо них. Пытается посчитать деревья, как это сделал бы ребёнок, но они исчезают слишком быстро, и он останавливается, понимая, как это нелепо.       Его пальцы стучат по бедру в такт музыке, и он слышит, как Сэм напевает песню, идеально синхронизированную с его собственной рукой.       Сэм предложил проехать всю дорогу до места назначения, и Баки попытался сказать ему, что они могут меняться каждые несколько часов, но мужчина был непреклонен.       ― Я мог бы сделать это и во сне, ― сказал он, и Баки не смог сдержаться.       ― Ну да, только не засыпай за рулем, а то нам крышка.       ― Не беспокойся о своей маленькой головке, Бак, ― возразил Сэм полунасмешливым тоном, но что-то в Баки шевельнулось при этих словах.       Сэм везёт их в Луизиану, в свой семейный дом, и Баки чувствует, что он не заслуживает того, чтобы видеть эту часть Сэма, такую личную и близкую его сердцу.       ― Пойдём, ― Сэм подзывает его ближе к входной двери, когда он стучит, и Баки идёт, терпеливо ожидая, и обнаруживает, что нервничает, чувство, которое возвращает его в подростковые годы, когда его самая первая девушка познакомила его со своими родителями.       ― Смешно, ― думает он, потому что это не то, что происходит. Никоим образом.       ― Привет, Сэм, ― женщина открывает дверь, и у Баки перехватывает дыхание, когда она замечает его. ― О, у нас гости. Добро пожаловать, ― она улыбается ему, и Баки краем глаза видит, как Сэм делает то же самое, и его лицо вспыхивает, а желудок трепещет.       Он был прав. Это не то же самое, что в детстве. Это Сэм везёт его в место, которое он считает своим домом, доверяя Баки часть своей жизни, о которой никто не должен знать, если Сэм этого не хочет.       Ах, это намного хуже, но в то же время намного лучше.       ― Я Баки.       По выражению её лица он понимает, что она знает, кто он.       ― Сара. Приятно познакомиться.       ― Рад познакомиться, ― он берёт протянутую руку, и никто не замечает, как сильно дрожит его голос.       iv.       Это похоже на сон о падении... Мозг реагирует на это, и вы резко просыпаетесь, насильно возвращаясь к реальности.       Баки знает кое-что о падении, но не так много о сне. Он не спит. Он закрывает глаза и видит вещи прошлого, хватающие его и погружающие глубоко в темноту сознания, пока громкое, слишком болезненное воспоминание не ударяет его по лицу, заставляя снова осознать окружающее.       Сон в криокамере на самом деле не был сном. Он и не мечтал.       Если бы ему пришлось описать это, он бы сказал, что быть помещенным в лёд ― это как смерть без смерти. Он перестанет существовать, его разум почти полностью остановится, вынужденный к минимальной активности, необходимой для поддержания его жизни.       Баки не спит, не знает покоя, но когда он падает, он падает сильно, и это больно. Он стискивает зубы, дыхание становится тяжелее с каждой секундой, руки сгибаются вокруг первого, что они вслепую находят, и прежде чем он приземляется, он кричит, и его глаза распахиваются.       ― Хей, ― слышит он, наверное, после третьего раза, когда это слово было произнесено, в ушах звенит, а глаза расфокусированы.       ― Баки… Бак, ― зовёт кто-то. ― Это я, это Сэм. С тобой всё в порядке. Ты в безопасности.       ― Сэм? ― прохрипел он, медленно приходя в себя.       ― Да, приятель. С тобой все в порядке.       Глаза Баки, наконец, фокусируются на мужчине, стоящем на коленях рядом с ним на полу, и он сразу же замечает две вещи: обеспокоенный хмурый взгляд Сэма и его руки, парящие где-то между их телами, как будто он не знает, что с ними делать.       Баки подносит колени к груди, закрывая глаза и позволяя голове опуститься, медленно вдыхая и выдыхая.       Теперь он спокоен, несмотря на то, что кончики его рук и пальцев ног всё ещё онемевшие, и его охватывает стыд. Мало того, что он, вероятно, кричал посреди ночи в чужом доме, полном людей, которые в отличие от него действительно любят спать, так ещё Сэм вошел в гостевую комнату и застал его на полу. Господи Боже.       Он не знает, что сказать, но Сэм не двигается, не спрашивает его, просто стоит, ждёт, пока он будет готов или скажет ему уйти.       Да и как он мог? Как мог Баки хотеть, чтобы он ушёл?       ― Прости, чувак, ― внезапно говорит он. ― Я мог бы встряхнуть тебя раньше, но я не был уверен, как ты отреагируешь на то, что тебя трогают, так что я выбрал только слова.       Сэм видел и слышал Земо в Мадрипуре. Зимний Солдат был продан тому, кто его хотел, и был готов заплатить нужную цену, а Баки ненавидел всё это ещё больше, зная, что Сэм, наконец, узнал, что значит быть объектом ГИДРЫ на самом деле.       Мысль о том, что кто-то может обращаться с ним так нежно, заставляет его горло сжиматься, а глаза щиплет от обещанных слёз, и он не может, он не позволит себе сломаться ещё больше перед Сэмом.       ― Тебе не нужно извиняться за это, ― говорит он после слишком долгой паузы. Сэм, по-прежнему, остаётся, всё ещё хмурясь, теперь его руки лежат на коленях.       ― Спасибо, ― Баки шепчет, глядя в пол. Трус.       ― Ты хочешь, чтобы я ушёл? Тебе нужен стакан воды? Я могу тебе…       ― Нет, просто, ― он останавливается, не может поверить, что у него хватает сил сказать это. ― Останься здесь? ― он снова смотрит вверх, и всё, что он находит, это мягкую улыбку и сияющие в ночи глаза.       Когда его положили в лёд, никто никогда не будил его так осторожно. Его немедленно окружали врачи, которые проверяли его жизненные показатели и вводили ему всё необходимое, чтобы он мог выполнять приказы как можно быстрее.       Когда он падал, он падал, чтобы умереть, а когда просыпался, он просыпался, чтобы убивать.       ― Кровать? ― спрашивает Сэм, и Баки берёт его за руку, позволяя притянуть себя к ней, Сэм знает, что он, вероятно, не сможет спать на мягком матрасе и простынях. Хотя кто знает? Может быть, в этот раз…       v.       Баки тоскует. Больше, чем можно было бы подумать, глядя на него. Он жаждет утешения, о котором не знает, как просить, и ему больно.       Он глубоко вдыхает, греясь на мягком заходящем солнце, падающем на доки, руки лежат позади него. Он слышит, как появляется Сэм, как только он ступает на деревянный причал, и ритм его ходьбы теперь укоренился в его сознании.       ― Ты влюбился, да? ― говорит Сэм, а Баки почти кричит.       Его шея почти щёлкает от того, как быстро он поворачивается, чтобы посмотреть на Сэма.       ― Что?       ― Это место, ― уточняет Сэм, и что-то мелькает в его улыбке и глазах.       ― О,― идиот ... конечно. ― Да, наверное. Здесь очень спокойно.       Сэм садится рядом с ним, издавая негромкий звук «ух», как сделал бы старик.       ― Да, подожди, пока откроется рыбный рынок, и ты передумаешь.       Он улыбается и не говорит, что ему бы всё равно понравилось.       ― Ты просто хочешь увезти меня отсюда, пока я не стал нравиться всем больше, чем ты, ― шутит он, зная, что это выведет Сэма из себя, и они могут впасть в обычное легкое подшучивание, которое стало второй натурой Баки, заставляя его чувствовать себя более человечным.       ― Ты прав, ― это не совсем тот ответ, которого он ожидал, и он, должно быть, отразился на его лице, потому что Сэм хихикает, как только он поворачивается, чтобы посмотреть на него.       ― Ты только что со мной согласился?       Сэм стонет, вскидывая руки в воздух.       ― Ты из всего сказанного только это извлёк?       ― Что ты имеешь в виду? Что я должен был извлечь?       Ах, теперь они начинают повышать голос. Это случалось слишком много раз.       ― Боже мой… ― восклицает Сэм, и Баки становится всё больше и больше сбитым с толку с каждой секундой.       ― Просветите меня, мистер Уилсон.       ― Нет, проживи остаток своей жизни с этим сомнением, ― Сэм шутит, но его улыбки больше нет, и Баки начинает беспокоиться.       ― Вау, ладно… не могу поверить, что капитан Америка так плохо относится к пожилым.       ― Да пошёл ты.       ― Видишь? Доказываю свою точку зрения.       Сэм снова стонет, упираясь руками в бедра.       ― Ты шутишь, Барнс?       ― Возможно. Хотя я не знаю, что происходит, так что, возможно, ты захочешь сначала ввести меня в курс дела.       ― Я не... ― Сэм делает паузу, вдыхает и выдыхает, глядя прямо перед собой на закат, небо теперь темнее, чем когда он приехал. ― Возможно, я не совсем готов делить тебя с остальным миром, вот и всё.       Баки моргает один раз, второй и третий, его разум резко останавливается, когда кусочки, все кусочки встают на свои места.       ― Не может быть, ― он не хотел говорить это вслух, но теперь Сэм смотрит на него, и он только сейчас осознает, как близко они сидят. Баки чувствует тепло Сэма рядом с собой, омывающее его, как волны на пляже.       ― Да может быть? ― спрашивает Сэм, теперь на его лице замешательство.       Баки смотрит (таращится… что угодно) в поисках каких-либо признаков насмешек, но их нет, и он чувствует, что деревянный причал под ним сдаётся, и он остаётся плавать ни на чём.       ― Я…       ― Не придавай этому слишком большого значения, Бак. Всё в порядке. Я хотел выложить это там, знаешь... Я просто подумал...       ― Ты правильно подумал, ― он обрывает Сэма, внезапно содрогаясь с головы до ног, адреналин бурлит в его венах. Он в неверии.       Беглый взгляд на Сэма показывает, что он не одинок. Никогда не одинок с ним.       ― О? Правда, сейчас?       Баки даже не может злиться на этот намёк на ухмылку, которая явно расцветает на губах Сэма.       ― Да, ― просто говорит он и страстно желает.       ― Хорошо, тогда я думаю, что хочу поцеловать тебя сейчас. Я правильно думаю?       Баки только что понял, что он не целовался ни с кем, кого действительно хотел поцеловать, с 40-х годов, но он также знает, что он больше не тот человек. Так много с ним случилось, так много изменилось, но теперь у него есть контроль, и ему не нужно бороться, если он не хочет.       И всё же он не может поверить, что, из всех людей, он хочет подарить свой первый поцелуй Сэму Уилсону.       ― Да.