Пчёлка

Страшно

      Страшно до дрожи. Страшно до икоты. Страшно до ласковых объятий. Страшно, страшно, страшно. Страх, что всё — это бред уставшего от боли мозга, только сильнее подталкивает и заставляет выворачиваться, пересиливая себя и свой страх, вцепиться в мягкие бока парня, кто бы мог подумать, и уткнуться носом в мягкую кофту на груди. Чувствовать ласковые поглаживания по волосам и вдыхать запах яблочного шампуня. Чувствовать себя в комфорте, необычайной радости и расслабиться. Вот так, спокойно не переживая о том, что подумает отец, ведь, если узнает будет плохо и больно. Поясница до сих пор болит от ремня за непослушание падре.       Шрамы от ремня могут не остаться, у всех по-разному, только вот на психике это сказывается плачевно. Очень сильно.       Голубоволосый мягко гладит за ухом, от чего левая нога елозит по мягкому покрывалу. Фыркаю, сползая с тёплого тела в бок, поворачиваясь лицом к стене. Огромное желание спать отдало огромным откатом от пережитого стресса. Всё давно закончилось, уже как три года вместе. Живём, учимся и подрабатываем. А страх всё так же не отпускает. Что если, что если он вернётся? Запрёт в молельне и будет жечь благовония, чтобы вытравить бесов…       Матрас под весом парня проминается и становится легче. Убеждаю себя, что он не исчезает внезапно, не окажется мифом или бредом шизофрении… Как же страшно! Сал хмыкает, шаркая чем-то и перед глазами опускается маленькая конфета политая шоколадом. Съедаю сладость, гоняя во рту ванильный привкус. Фишер знает толк в сладостях. Едва закрываю веки, как проявляется особая черта голубоволосого — наглость, точнее нарушение личного пространства, хотя это я сейчас собрался спать на его кровати. Слабо улыбаюсь, чувствуя как обнимают за талию и дышат в затылок.       Фишер такой… Ласковый. Заботливый, что сердце о рёбра колется и болит. И вода собирается на ресницах. От бережного обращения. Опять гладят по голове, шее, запуская холодные пальцы под кофту и живот приходится втягивать от мурашек и щекотливого чувства. — Сал, — выдыхаю, жмурясь. Вода капает с глаз и губы тянутся в слабой улыбке. — Я слышал, как ты сал, звукоизоляция очень херовая, — и звучное: — Блять, Фишер, юморист чёртов, — живот и горло чуть раздирает от смеха.       Смешно и грустно. Потому что да. Глаза уже не сильно печёт, а руки уже согрелись и спокойно сомкнуты на животе. — Скоро придёт Филипп и будет реальный цирк, Трэшвисс, — и в ухо бездумно дуют.       Страшно думать, что там будет дальше. Всё-таки встречаться сразу втроём… Да и оказаться звенуюшим кольцом цепочки страшновато. И что удивительно — мы три педика. Два голубых буквально и один блондин. Сказать нечего. Только маты. От резкого куся в шею и затылок — Салли, ну точно псина сутулая, кусаться любит и тактильный контакт. И в ответ тоже хочется кусить, да только страшно. Только дома можно открыться, показать весь свой страх, а мир за стенами сразу сожрет, ему ведь только увидеть стоит и всё — конец.       И вроде бы всё нормально у нас, они заботятся обо мне, пытаются вытянуть из скорлупки, только до сих пор страшно. Особенно прикасаться к кожа к коже, чувствовать её и не получать за это пиздюлей. Потому что это неправильно, нельзя, греховно, черт дери. Как же хочется иногда зайти дальше касаний, дальше, сломать этот чертов барьер… Сглатываю слюну, сжав ноги. Хочется спросить куда рука протезника лезет, да только неловко будет, и неловко только мне, а не Кромсали. Дьявол!       Подушка глушит резкие вздохи, лицо и уши просто адски горят, как и всё внизу, Господи, помоги. Ладонь Салли хоть и маленькая, зато какая проворная и… И слов связать не могу из-за того, что этот голубоволосый демон вытворяет со мной! Чертовски стыдно. И приятно! — Трэви-и, — и сладко тянет на ушко, чуть сжимая полувставшую плоть. Ох… — ты такой милый в своём стеснении. — за ухо ещё кусают и этого хватает, чтобы промычать в подушку и зажмуриться до белых пятен. О Господи — приходит понимание. Теперь становится ещё более неловко от такого, но Сал не спешит уходить или отстраняться, лишь хмыкает многозначительно и облизывает ухо. Вот же жук. — И чувствительный, — в голосе голубоглазого прорезаются мурлыкающие нотки.       Только сейчас замечаю, что полубоком лежу на кровати, уткнувшись лицом в подушку, а Салли на мне. Вздох вырывается сам собой. Кажется вот — новая ступень к борьбе со страхом и шажок к более открытым действиям в отношении меня. Чертовски смущающе.       Хлопнувшая дверь отвлекла от самокопания и под смешок Сала бегу в ванную. — Поссать не забудь, — слышится через дверь.       Вот где его эта, эмпатия и сострадание с поддержкой, а не это вот трехминутное назад приключение. На полке лежат чистые комплекты белья в упаковках и висят полотенца. Соблазнитель чёртов!       Сполоснувшись за семь минут и благоухая персиком с черешней, вышел в коридор. Что удивительно — так это тепло в доме, не мёрзну даже я. — Чего встал? — ладони сцепляются на животе, а подбородок на плече. И улыбка светлая. Фил. — Тебя ждал, пошли поваляемся с Салом? — Корнесс улыбается. — Раз нас ждёт сало, то нужно, — старая устоявшаяся шутка, а смеюсь, как в первый раз. — Слыш, педаФил, я всё слышу, — протезник появляется из-за угла смотря своим голубым глазом на нас. — И понимаешь? — от такого тона по спине поползли мурашки. Что эти двое задумали?!       Фишер хмыкает и кивает. Фил раскаляет руки и топает в комнату, ну и я за ним. Точно, там же телек! Опять включат свои каналы про животный мир и будут обсуждать их размножение…       Всё примерно так и пошло, про самку богомола, что отпустила самца, а тот сбежал. Та самая в процентах семидесяти-восьмидесяти, что не жрёт самца. Теперь другая, что откусила башку, а тело отдельно функционирует, продолжая оплодотворять её. Кошмар.       Зависнув в одну точку, понимаю, что что-то не так. Я лежу между двумя озабоченными, первый довёл до оргазма, второй до обильных слюней из-за запаха еды, и что-то про понимание. Действительно, к чему бы это? Только вот как скинуть их ноги закинутые на меня? Что-то мне неловко…       Едва вздохнул, как меня засосали неприличным образом — нагло и губу так мягко прикусили и, о Боже, гладят щёку. Сердце чуть убыстряется, стуча прямо об клетку костей, чувствую как весь краснею и рука, особо наглая, гладит живот. Аж ноги подрагивают от такого. И что эти наглые черти себе позволяют?!       Как по сценарию ко мне липнет уже Сал, только уже с кончиком языка и пальцы тихонько идут к тазу. Ну что за два дьявола? Мои же дьяволы.       Кровать рядом пустеет, а напор на губы всё больше и приходится открыть рот и чувствать наглый язык. Как много слюней. Не забывая про дыхалку медленно вдыхаю через нос, а то какого хрена целуются, будто погружаются под воду? Отцепившийся Сал довольно облизывается, а мои губы чутка побаливают. Пиявка.       Присев, только сейчас замечаю возбуждение выпирающее в свободных шортах. Они меня трахнуть собираются?! Фил приземляется рядом с шуршащим пакетом и бутыльками. — На твой зад мы не покушаемся, спокойно, — говорит это чудо и вроде спокойно, а вроде немного нервно. Ну раз не меня, то я… — я сегодня пассивом буду, Сал проинструктирует. — и улыбается так сладко.       Кровать позволяет нам троим разместиться на ней, да и притащить пару коробок с пиццей, а из пакета выпали всевозможные с различными вкусами смазки, гели и презервативы. Основательно подготовился.       Сал сидит за спиной и продолжает наглаживать подрагивающий живот, а синеволосый стянул с себя полосатую кофту оставшись в трусах и бутылочкой смазки и упаковкой в зубах.       Я почти ничего не делаю, только меня выкинули из одежды и, и это всё слишком, сука, смущает! Другая рука на члене совершенно по другому чувствуется и хочется поддаваться этому напору. — Смотри на меня, — этот голос, как же он прекрасен.       Сглатываю набежавшую слюну, смотря в васильковые глаза, ощущая скользящую резину и сдавливание коленей собственных бёдер. Замираю от лёгкого чувства сжимания и горячо.       Фил полностью опускается на бёдра, сжимается так, что горячая жижа формируется в животе спускаясь ниже. — Вот так Трэви, дыши глубже, — шепчет Сал, а едва дышу. — Начнём наш марафон, — стонет Фил едва приподнявшись и голова идёт кругом.