Белые ночи, темные очи

      Сережа ждёт. Ждёт преданно, всем сердцем — сидит на диване, скрестив ноги, и ждёт, ждёт, ждёт, изнывая от пустоты в груди. Почти пустые бутылки дорогого вина, забытые, одиноко стоят около. Олега нет уже давно — так давно, что сбился со счета. Он так привык, что Волков всегда рядом, поэтому сейчас, не имея возможности просто прикоснуться к нему, Разумовский буквально сходит с ума.       — Сережа, — раздается за спиной спокойный голос и размеренные шаги. — Сережа! Разумовский словно выходит из транса. Нервно вскакивает, оборачивается.       Перед ним Олег. Настоящий, взаправдашний, долгожданный Олег. Сергей бросается к нему, спотыкается о диван, падает на колени, обнимает его ноги, невпопад пытается поймать губами ладони.       — Олег, Олег, родной… — безумно шепчет он в приступе облегчения и благодарности за то, что тот наконец-то избавил его от выедающей душу боли. — Никогда, слышишь, никогда не бросай меня больше! Я не выдержу, мне так тяжело, не бросай! Волков гладит его по голове, перебирая рыжие пряди.       — Успокойся, — Олег чуть тянет его волосы, заставляя посмотреть в глаза. — Я рядом, все хорошо. На глазах Разумовского выступают слезы. Одна за другой, катятся вниз по щекам, капая с подбородка. Олег ласково, одним большим пальцем, стирает слезинки с лица.       — Серёженька, не плачь… — Волков не договаривает, то ли от бессилия, то ли намеренно не желая успокаивать выплескивающиеся через край эмоции друга.       Разумовский замирает, услышав как Олег называет его.       — Скажи ещё раз, — Сергей, чуть всхлипывая, произносит это умоляюще-твердо.

***

      Так его никто не называл, кроме Олега. В приюте мало кто обращал внимание на него и его проблемы. У воспитателей слишком много детей на попечении, каждому достаточно любви и ласки не дашь. Олег Волков стал единственным, кто поддержит, поможет, да и просто молча обнимет, спасая от очередного ночного кошмара. А кошмары бывали часто. Олег стал для Разумовского нерушимым оплотом веры, тепла, успокоения. Так же в детстве он гладил его по голове, так же называл Серёженькой      В память Разумовского намертво впечатался один кадр из жизни. Вот они сидят в тени раскидистого дуба, он лежит на коленях у Олега, по-детски чисто смотрит ему в глаза. И глаза его, казавшиеся остальным суровыми, даже жестокими, на том кадре такие добрые, теплые, цвета закатного солнца, смотрят с заботой и любовью.

***

      — Назови меня так ещё, — повторяет Сергей. Волков почти невесомо оглаживает контур скулы, проходится большим пальцем по губам. В его глазах, таких раньше медово-янтарных, сейчас ни намека на тепло. Кажется, словно зрачки расширились, затопив тьмой всю радужку глаза.       — Тебе это всё так нравится, — Олег начинает тихо смеяться. — Просто невероятно… Волков вдруг резко бьёт Сергея. Наотмашь, тяжёлой ладонью ударяет Разумовского по лицу. Тот испуганно отшатывается. Словно бездомный котенок, купившийся на ласку случайного прохожего, вдруг осознает, что ласка эта была только обманом, фантазией.       Лицо Олега меняется в его глазах — он не видит больше в нем того, кого когда-то любил.       — Твоего Олега больше нет. Забыл, глупенький? Он же умер, год тому назад, — тот, кто стоит перед Разумовским теперь резко дергает его за волосы, оттягивая голову, приближается к его уху так, что тот чувствует холодное дыхание на шее. — Теперь тут только ты и я. И ты себе не представляешь, как я этому рад. Мы так долго не проводили время вместе…       Резкий пинок в живот, Сергей падает, будто лишенный жизни, лишенный всего. Последнее, что он видит, прежде чем провалиться в забытье — несколько черных перьев, сажей оседающих на мраморном полу.