Фетишист

      Когда Хэви двигается, четыре серебристых колечка в его левом ухе звенят, соприкасаясь друг с другом. Он встряхивает головой, смеясь над шуткой своего приятеля, с которым уже полчаса висит на телефоне, а потом заправляет несколько медных прядей за ухо, открывая украшения. Ди смотрит на него исподтишка, поверх книги, и мечтает пересчитать серёжки губами, коснуться их языком, почувствовав на кончике металлический привкус. До сих пор он даже не подозревал, что это может выглядеть так возбуждающе.       Младший брат носит дома майки-борцовки и умопомрачительно короткие шорты, которые напрочь лишали воли. Вчерашний мальчишка так внезапно превратился в сексапильную конфетку, и Ди так сильно ошарашен, что не в состоянии даже проанализировать собственные чувства, которых не должен, по идее, испытывать к брату, но он чувствует. Чувствует. И впервые в жизни не желает поступать разумно.       Хэви наконец заканчивает трепаться и устраивается на диване поудобнее: сползает по спинке, вытягивает преступно-длинные ноги, забрасывая их на край низкого журнального столика. В штанах старшего уже слишком тесно, от конфуза спасает только книга на коленях. Ди в шаге от того, чтобы вскочить с кресла, наплевав на всё, оседлать крепкие бёдра и сразу же поцеловать, не давая возможности оттолкнуть или возмутиться. Но он терпит, собирая по крохам оставшийся здравый смысл. По телевизору идёт какая-то имбецильная передача, а Хэви смеётся. Даже его чёртов смех возбуждает до боли! «Холодный душ или подрочить в комнате?» — вот в чём вопрос! Гамлету такие и не снились. Хорошо бы уйти к себе, тихонько выудить из шкафа тёмную продолговатую коробку и как следует оттрахать себя силиконовым членом, но опасно: с братца станется ворваться в комнату в разгар самоудовлетворения. Осталось только незаметно выскользнуть из гостиной, не засветив свой стояк, да свалить из дома куда подальше, пока не вернутся родители.       — Ты на кухню? Захвати мне чё-нить поточить, — мгновенно вскидывается Хэви, едва брат выбирается из кресла и бочком двигается к выходу.       — Карандашики поточи, — бурчит тот в ответ и сам кривится от своего тупого каламбура. В кухне он задерживается секунд на тридцать, надеясь, что стакан холодной воды слегка остудит его; этого времени хватает, чтобы младший притащился самостоятельно. Отросшие чуть ниже плеч волосы по-прежнему убраны на одну сторону, открывая вид на украшения в ухе, прямо как мечталось Ди.       — Хэви, это провокация, — его голос угрожающе тихий. Ладони вспотели, пришлось сжать их в кулаки, в горле пересохло, будто он не пил три дня, сердце гулко билось о грудную клетку, норовя пробить её и выскочить прямо в руки рыжему засранцу. — Что за чёрт?       Тот беспечно пожимает плечами, двигаясь по направлению к холодильнику, но в глазах странный лихорадочный блеск. Можно было бы подумать, что он тоже возбуждён, но Ди не хотелось выглядеть перед ним глупо лишь потому, что он выдаёт желаемое за действительное.        — Не понимаю, о чём ты говоришь, — наконец произносит младший, коротко улыбнувшись, да так, что до дрожи захотелось сцеловать эту улыбку с его губ. Он проходит в опасной близости от сгорающего в агонии старшего брата, открывая дверь холодильника, невозмутимо разглядывая содержимое. Парень немного наклоняется, и через вырез майки теперь можно разглядеть грудь и пресс. Ди жадно вперивается взглядом и чувствует, что сейчас рухнет.       О. Боже. Мой.       Твою мать.       Срань Господня.       Соски! У Хэви пробиты соски!       — Ну всё, ты сам напросился, — шипит Ди, в несколько шагов преодолевая расстояние между ними, яростно целуя, прикусывая губы, терзая. Он не ослабляет напора, желая успеть урвать как можно больше сладостных мгновений перед тем, как его отпихнут, а может и пару раз съездят по морде. Вот руки Хэви взметнулись вверх, и блондин приготовился к удару, но они вдруг легли на талию, крепко обвивая, и теперь он бедром чувствует такой же бешеный стояк, как и у него самого.       Хэви отпускает его губы и тяжело стонет. Куда только подевалась его самодовольная ухмылочка? Он дёргает светлую водолазку вверх, буквально вытряхивая из неё брата, и подхватывает его под поясницу, покрывая отрывистыми поцелуями плечи. Но так просто сдаваться старший тоже не собирается: он оттесняет его к стене, задирая чёртову майку, попутно захлопывая по-прежнему открытую дверцу холодильника, и припадает, наконец, губами к левому соску. Рыжий захлёбывается воздухом, откидывая голову назад и больно ударяясь затылком, но не обращая на это абсолютно никакого внимания. Горячий острый язык обводит колечко, посылая волну дрожи через всё тело прямо в пах, зубы тянут металл, заставляя балансировать на грани боли и удовольствия. Стремясь дорваться до всего сразу, Ди беспорядочно шарит ладонями по обнажённой коже, касаясь то рёбер, то плеч, то живота. Младший перехватывает его запястья, отстраняя от себя, заставляя брата едва ли не заскулить от досады, толкает его назад. Ди уже совсем не соображает, только тянется навстречу, желая прикоснуться к губам. Хэви с лёгкостью забрасывает его на столешницу кухонной тумбы и припадает поцелуем к бледной коже шеи.       — Я так и знал, — рычит он, почти не отрываясь, оставляя алые следы, — я знал, что ты меня хочешь… И по ночам ты дрочишь тоже на меня, да? У нас смежные комнаты, неужели ты думал, что я не услышу? Или это был твой способ соблазнения?       — Это всё… твой пирсинг… — тяжело выдыхает Ди в ответ, пойманный с поличным, но не находящий в себе сил, а главное, желания спорить.       Хэви улыбается хищно, с видимым удовольствием отклоняясь назад, чтобы медленно стянуть с себя измятую пальцами брата майку. Тот алчным взглядом исступлённо мечется по всему телу, тянется вперёд, льнёт ближе; в момент, когда он касается разгорячённой грудью груди Хэви, у обоих вырывается непроизвольный вздох. Ди, наконец, может сделать то, о чём ему так давно грезилось: прикушенное колечко в ухе коротко звенит, соприкасаясь с зубами.       — Кто бы мог подумать, что ты такой фетишист, — мягко смеётся Хэви, поглаживая светлые волосы. Ниже пояса они всё ещё одеты, и это неприемлемо; младший поспешно стягивает с худых бёдер чёрные домашние штаны, умилясь открывшимся мириадам очаровательных веснушек, — ну надо же, даже на ногах! Ди помогает, пятками сбивая ткань вниз, и сам стаскивает бельё рывком, до колен, тут же хватаясь за одежду брата.       Хэви тяжело дышит, явно пытаясь сдержаться, когда кончиками пальцев ведёт вдоль икроножной мышцы, поднимаясь выше, заставляя старшего нервно ёрзать на холодной столешнице. Заметив это, рыжий тихо хихикает ему в ухо:       — Папа бы убил нас, если бы увидел это. — Ди не знает, имеет он в виду осквернение отцовской святыни его голым задом или же сам факт их небратского соития, да и думать сейчас совсем нет сил: его член уже призывно торчит кверху, слегка покачиваясь. Он хочет попросить Хэви поскорее прикоснуться, но в горле тугой ком, мешающий говорить, и остаётся только умоляюще смотреть в потемневшие изумрудные глаза. Младший понимает, как всегда понимает, опуская горячую ладонь на пульсирующую плоть. Блондина выгибает от острой стрелы удовольствия, пронзившей тело; Хэви придерживает его за талию свободной рукой. Когда, наконец, Ди удаётся справиться с первыми ощущениями, рыжий подносит средний и безымянный пальцы к его влажным губам.       — Оближи как следует, — шепчет он, продолжая размеренно ласкать член ладонью, — придётся трахнуть тебя прямо здесь, до спальни я уже не дойду.       Эти слова едва не заставляют Ди прикусить пальцы брата, он жмурится, старательно обводя их языком, увлажняя. Мать-перемать! Они действительно собираются заняться сексом в кухне собственного дома! Нет, нет, думать об этом нельзя, иначе можно кончить только от одной этой мысли. А Ди хочет долго, долго, чувственно, страстно, сильно, ласково, жёстко…       Сдавленный стон Хэви заставляет его открыть глаза. Тот слегка улыбается, и взгляд его полон неприкрытого вожделения, бескрайней нежности и — блять, сдохнуть можно! — искренней любви.       — Не могу на тебя смотреть, — наконец, произносит он, вынимая пальцы из жаркого рта. — Башню сносит капитально. Иди ко мне, — протягивает руки, прижимая к себе горячее дрожащее тело. — Стоять-то сможешь?       Дождавшись слабого кивка, Хэви быстро целует заалевшие губы и разворачивает, укладывая грудью на многострадальную тумбу. Ди не нравится, что теперь он не может видеть его лицо, но он не возражает, понимая, что в их ситуации это самая удобная позиция. А младший покрывает поцелуями его спину, медленно пробираясь скользкими пальцами меж ягодиц, и нашёптывает:       — Хороший мой… красивый… сладкий… Хочу тебя, пиздец как хочу! Только не зажимайся, ладно? Я буду осторожен, больно не будет, только хорошо, обещаю…       Ди хотел было сказать, что вряд ли его член больше тех, которыми он привык пользоваться, но с другой стороны члена Хэви-то он ещё и не видел. Кончики пальцев коснулись входа в его тело, и он сжался непроизвольно, тут же получив десяток утешительных поцелуев вперемежку с просьбами расслабиться. Хэви действовал так нежно, так медленно, взаправду боясь навредить, и это было мило, и заставляло сердце сжиматься от невыносимых эмоций, но прелюдия была излишней.       — Поторопись, Хэви, пожалуйста, — едва выдавил Ди, уткнув лицо в сложенные руки, — мне не нужна долгая подготовка.       — Вот как? — в голосе его скользнули какие-то незнакомые нотки, заставившие старшего забеспокоиться. Рыжий, словно проверяя его слова, по-прежнему медленно протолкнул оба пальца; подготовленные мышцы поддались, свободно пропуская, и над головой блондина раздался смешок, совсем не похожий на ласковое бормотание до этого. — Вот, значит, как, — повторил он, но уже с другой интонацией. — Мой дорогой братик тот ещё извращенец, да? — Светлые волосы сгребли в кулак, оттягивая назад голову, затем выскользнули пальцы, но тут же, не дав Ди разочарованно захныкать, к анусу прикоснулась обжигающе-горячая головка. — Пощады не жди. Я слишком долго этого хотел, — хрипло произнёс Хэви, заставляя старшего вздрогнуть от предвкушения.       Пальцы тянули кудрявые прядки, больно, но не слишком, член, вопреки предупреждениям, проникал внутрь неторопливо, ровно. Чувства топили Ди, мешая дышать, сводили с ума, мешая думать, парализовали тело, мешая двигаться. Невозможно было поверить, что это всё происходит не в его воспалённом любовью сознании, а на самом деле. Ему так хотелось рассказать обо всём, что он чувствовал, пестуя, взращивая свою привязанность долгие дни, и он позволял себе надеяться, что такой шанс у него будет.       Хэви, наконец, вошёл до основания, и они оба застонали. Ди попытался расставить ноги пошире, но они тряслись и разъезжались в стороны, в конце концов рыжий просто прижал его к тумбе, практически ложась сверху. И начал двигаться. В тот момент блондин понял, что до этого момента он не испытывал наслаждения. Член Хэви был немного толще привычного размера, но это только добавляло остроты, не причиняя дискомфорта. Так хорошо, так чертовски хорошо…       — Проклятье, как хорошо, — озвучил вслух его мысли Хэви. Ритм движений всё ускорялся: к хриплым стонам и вздохам примешались звонкие звуки шлепков кожи о кожу. Обеими руками младший держался за бёдра — практически насаживая на себя брата. Левая рука прошлась от тазовой косточки вниз, к колену, подхватила и забросила на столешницу, делая позу ещё более открытой и развратной. Несколько секунд Хэви приноравливался к новому положению, затем уверенно толкнулся вперёд, задевая простату. Ди вскрикнул и задрожал, едва находя в себе достаточно сил пережить новую волну блаженства. — О, вот и она, нашёл, — довольно проурчал Хэви, оставляя поцелуй на спине где-то между лопаток. — Ну что, так я лучше, чем твои самотыки? — Голос его был сбившимся, но всё же полным самодовольства. Жаль, что Ди не мог видеть его лица.       — Да… Да, лучше, — чтобы произнести три коротких слова, потребовалось немало усилий: каждый толчок, каждое попадание по простате почти высекало искры из глаз. Но этого было недостаточно. — Да… Пожалуйста… Да!       Хэви отзывается на его вскрики собственным самозабвенным стоном, просовывает руку вниз, обхватывая истекающий смазкой член Ди, двигаясь в том же ритме; грудью прижимается к взмокшей спине. Это чудо должно длиться вечно. Больше, чем вечно. Но внезапно всего этого уже становится слишком много. Младший сбивается с ритма, толкаясь хаотично, хочется быстрее, но сводит мышцы предоргазменной судорогой. Бешено, рвано мечется рука на члене. Ди что-то кричит, содрогаясь под ним крупной дрожью, а потом всё вокруг накрывает оглушительным звоном, и Хэви перестаёт понимать, где он находится, остаётся только желание как можно дольше оставаться вот так.       Старший приходит в себя первым. Он ворочается, пытаясь сбросить со спины навалившегося брата; болит левая нога от неудобного положения, но в целом он никогда ещё не чувствовал себя так хорошо.       — Хэви, — сиплым голосом зовёт он до тех пор, пока чужие веки не приподнялись. Зелень глаз ещё замутнённая, но постепенно проясняется. — Знаешь, ты тяжёлый, — сообщает Ди. Со слабым смешком Хэви отлепляется от него и встаёт. Сразу становится холодно.       — Чёрт, ну ты мне и устроил, — говорит рыжий, потягиваясь. Расслабленный. Открытый. Счастливый. Ди так хочется поцеловать его прямо сейчас, что он игнорирует острое желание его тела оставаться неподвижным и поднимается тоже. Хэви с готовностью поддерживает его, обнимает, тянется навстречу поцелую. Он выходит немного смазанным, но таким сладким, что коленки подгибаются. Старший гладит лицо брата, пальцем проводит по серёжкам в ухе, потирается грудью о колечки в сосках. А тот снова смеётся: — Подожди, не так быстро. Ты выглядишь так, словно вот-вот в обморок грохнешься. Что я родителям скажу — что затрахал тебя до невменоза?       Ди улыбается в ответ, представляя возможные перспективы, потом застенчиво спрашивает:       — Ванна?       — Ты иди пока, — отвечает младший, поглаживая растрёпанные кудряшки, — а я разберусь с беспорядком, — и беспечно кивает на несчастную кухонную тумбу. Ди краснеет, несколько мгновений разглядывая белёсые полосы, оставленные им на створках двери, а затем гордо дефилирует из комнаты прочь. Но потом заглядывает в дверной проём и прикидывается святой простотой:       — Ты же придёшь?       Невозможно сдержать улыбку, когда на тебя с таким обожанием и надеждой смотрят небесного цвета глаза. Хэви пошёл бы прямо сейчас, но разумнее будет сначала скрыть следы, мало ли что. Поэтому он ограничивается коротким кивком:       — Конечно.