Конечно…
Обязательно…
Как же больно…
Рюноске упирается лбом в холодное дерево двери, и беспомощно жмурит глаза. Бессмысленно скребя выстриженными под корень, оставшимися при нем ногтями, пуская по руке волны боли от пальцев, что еще не успели восстановиться. Есть два… метода. Да, именно метода. Хигучи неприязненно морщится от невольно пришедшей на ум созвучной фразы, откровенно фонящей тюремным сленгом и если капнуть глубже не слишком далеко ушедшей от их ситуации. Так вот. Как гласила статья из интернета, и даже (Ичиё подошла к вопросу категорически серьезно) не одна: при их условиях, оставалось только два пути. Первый, как казалось девушке более гуманный и мягкий, заключал в себе постепенное и поэтапное привыкание к пугающей ситуации, в то время как второй, предлагал бросить жертву, так сказать, с места в карьер, уже на месте помогая справляться с навязчивым паническим состоянием. Казалось бы, при её отношении к Рюноске и произошедшему, выбора как такового не существовало в природе, однако… Стоило признать. Решение здесь принимали обстоятельства. И проблема была даже не в том, что Акутагава с упертостью барана отстаивал право на единоличные страдания. Всё оказалось намного прозаичнее. Он просто не дотянул бы до того момента, когда первый метод, начал давать свои плоды. Ему становилось хуже. Постепенно и методично. Почти не заметно на первый взгляд, но время. О, это воспетое его лечебными дарами время делало только хуже. Один за другим отвинчивая краны, бурными водяными потоками пускающие в сознание воспоминания, страхи… Первым из них, самым далеким и не приметным стали кошмары. Яркие, стоящие перед глазами даже после того как эспер разлеплял веки, вскакивая на кровати,оглушенный собственным криком. Криком, отраженным от голых стен и продолжавшем звенеть в ушах вместе с вязкими переливами чужого, елейного голоса, сплетавшегося с хрустом собственных пальцев и липким чавкающим звуком, отдающим глухой болью в пояснице. Спать стало просто невыносимо. Подбирая колени к груди, он кутался в одеяло, до побелевших костяшек, до кровавых отметин вновь потревоженных ран на месте ногтей впиваясь в ткань. Рюноске всматривался в темноту, даже не подозревая, что только ближе подкатывается к следующей ступени. А потом нога соскальзывает, и одаренный летит прямиком в объятья новых фобий, могильными червями угнездившихся в его теле. Прорывают ходы, формируют гнезда. И в каждом новом зреют личинки очередной ассоциации, которая пробив свой кокон начнёт прогрызать свои собственные ходы в его подсознании. Самое тяжелое время суток – ночь. Возможно от того, что в навязчивой тишине отвлечься становится не на что. Возможно и от того, что измученный бессонницей организм, пытается отстоять своё право на отдых. Но сон, означает возвращение кошмаров, а выключенный свет стирает знакомую мебель, рисует запустелое серое пространство отзывающееся безысходностью. А ещё за окном проезжают машины. Казалось бы, только и всего? Но у машин есть фары. Всё еще не звучит угрожающе. Страшно становится из-за потолка. Белого, потемневшего без света потолка, по которому проносятся отраженные отблески красных огоньков. Когда Рюноске заметил это в первый раз, пальцы заледенели от подступившего ужаса. Красные точки. Красные глаза камер. Машина давно скрылась, уехала, забрав с собой несчастные блики, а он продолжал сидеть вперившись взглядом в потолок, не в состоянии не то что пошевелиться, даже звука единого издать. Дышать стало тяжело и только кашель, разразившийся последним ультиматумом больных легких, требующих кислорода вернул его к реальности, в которой вместо бетонного пола был привычный матрас. В которой он был один. В которой никто его не видел. Так он перестает выключать свет. Так добавляет в привычки ежевечерние прогулки. Бесцельные мытарства по самым освещенным дорогам не слишком далеко от дома. Просто ходить и дышать. Вслушиваться с мелькающие голоса прохожих, сильнее обычного кутаясь в родной плащ. Перебирать коченеющими пальцами в карманах, и избегать точек с открытыми миниатюрными кофейнями. От последних тянет шоколадом. От запаха шоколада начинает мутить. Первое время и вовсе рвало в прямом смысле этого слова, но состояние эволюционировало до одного ощущения, и новых кошмаров. Не дотянувшихся во сне и теперь пустивших свои корни в реальность. Он поклясться готов, что видит тусклый свет монитора, на котором в бодром монтаже дергается искореженный силуэт его обнаженного тела. Чувствует, как примешиваются к сладкому аромату какао другие, тошнотворные, блевотины, испражнений, крови и не мытого тела. Акутагава гуляет до тех пор, пока не начинают болеть ноги. Болеть настолько явно, что это нельзя игнорировать, отключается сразу по приходу домой. Просыпается спустя пару часов, в холодном поту и трясущимся телом. Раны… Да, раны затягиваются постепенно, но что толку если все они лишь очередное напоминание, вошедшее в кожу, исказившее её шрамами, словно чужой неровной подписью. На работу он выходит ещё до того, как те успевают затянуться полностью. Успели сойти ссадины, гематомы остались желто-зелеными разводами на белой как мел коже, но первые фаланги трех пальцев оставались сокрыты бинтами, на некогда вывернутые на второй руке, по прямому приказу Мори был наложен гипс. Или так, или Рюноске просто не дали бы ни единого задания. Организации не выгодно, когда часть машины барахлит, и лучше починить так, чтобы не пришлось переделывать после, или, и того хуже, та не отказала в самый неподходящий момент. Если Хигучи можно было запретить вызывать врача, Огаю перечить уже не получалось. Но даже не смотря на это, на скрытые за одеждой следы, и ровную позу в которой одарённый не мог усидеть в те дни когда они виделись в последний раз, увидев его Ичиё пришла в ужас. И без того тощий, её семпай только больше усох, выделяя острыми чертами скулы, подбородок, изгибы запястий. Кожа отдавала не здоровой серостью и… Ключевыми во всем его образе стали глаза. Блеклая серая радужка едва выделялась на фоне розовеющего переплетением тонких нитей капилляров белка, становясь тусклой лужей на дне темнеющего колодца окружающей их кожи. Он старался натянуть обыденную маску. Она же, только сейчас осознала масштаб обрушившейся на них катастрофы, а заодно и то, что они не смогут обойтись тем самым, первым методом, пусть ещё и вовсе не знала о его существовании. Хигучи закрывает глаза и стучится в дверь. Нервно теребит пальцами ручки пакета, и последний в своем шуршании буквально оглушает, становясь слишком громким для гробовой тишины пустого подъезда. За плотной железной дверью шагов не слышно, сердце трепещет загнанной птицей и отбивается в висках, и девушка уже заносит руку для повторного стука но… Поворот замка. И ещё один, затем последний. Рюноске открывает дверь и тут же отступает дальше, пропуская девушку внутрь. Оба молчат. В глаза не смотрят. Чего уж там! Даже в лица. И хотя всё было оговорено заранее, почему-то совсем не становится легче. - Отнесет..шь в комнату?- она опять запинается едва не обратившись к тому на ты и не глядя протягивает пакет, самый не приметный, что сумела найти дома при условии чтобы тот не просвечивал. Акутагава коротко кивает и предпочитает внутрь не заглядывать. Садится на кровати, оставляя тот подальше, с интересом рассматривая светлые доски пола. - Ты уверена… - он начинает не на сантиметр не меняя положения, как только тень девушки попадает в поле зрения свидетельствуя о том, что та вошла следом. Хигучи не уверена абсолютно. Напугана едва ли не больше но… Это ведь её работа быть его поддержкой, защитой. Она не дает ему договорить - Конечно! – напускной бодрый голос почти дрожит и руку в кулак она сжимает вздергивая к груди, чтобы дрожь скрыть, а вовсе не от приумноженного энтузиазма. – Ты ведь… - она кивает в сторону ванной, выразительной паузой заставляя поднять на себя взгляд, и старается не обращать внимание на то, как скривилось в нечитаемой, но явно не счастливой гримасе его лицо, как и на то что на самом деле и так видит ответ на свой вопрос… Собственная ванная комната обернулась для Рюноске едва ли не камерой пыток. Не большая, ничем не примечательная, обложенная светлой плиткой, она сконцентрировала в себе сразу несколько болезненных фрагментов до той степени, что даже переступить через порог казалось испытанием. Первым, лидирующем ныне почти во всех сферах его жизни, и здесь тоже оказался страх. Простая логическая цепочка. Мытьё, снятая одежда, отсутствие способности, беспомощность… И дальше по накатанной колее прямо вниз, кубарем, едва не сворачивая шею. Влетая и теряясь в калейдоскопе собственных ассоциаций. Как бы хорошо не работала вытяжка, Акутагаве становилось душно. Удушающее ощущение словно выделяло уже рассосавшийся, но вдавленный в память след от ошейника с каждой минутой проведенной за этой дверью всё сильнее стискивало горло. Конечно, он пытался бороться, переступая через себя вместе с бортиком ванной. Но взгляд цеплялся за силуэт в зеркале, скользил по коже, и вместе с воспоминаниями накатывала тошнота. И без того плохо подчиняющиеся ему пальцы тряслись, зыбко цепляясь за душ, а после в подступившем отвращении растирали кожу до багряных полос. Успокоиться становилось фактически не возможно. Не сокрытые пластырями ожоги, акварельные разводы синяков… Весь его вид кричал о собственной ничтожности и… Рюноске сдался, наверное попытке на пятой, добавляя к напугавшей Хигучи картине слипшиеся, сально блестящие прядки с неделю не мытых волос… Перетерпеть даже 5 минут в этом помещении оказалось выше его сил, да и… От тех часов, после его спасения у него оставались лишь смутные образы заместившие воспоминания, и то, что именно здесь, Ичиё видела его в настолько убогом состоянии не добавляло облегчения. На то, чтобы решиться завести с ним этот разговор ушло ещё несколько дней. Почти неделя игры в обычную жизнь, в которой оба безбожно проигрывали. Неловкие взгляды, летающие по комнате бумажными самолетиками, стоило только им нечаянно зацепиться. Искусанные губы, в попытках оборвать себя, когда казалось, что молчать становится совсем невыносимо. Когда замечала, как по его лицу проскальзывает болезненная тень и чуть содрогается тело, опускаясь на привычное рабочее кресло. Когда видела выступающую на пальцах кровь, пока семпай с подчеркнутой сосредоточенностью сам брался за необходимый отчет. Он почти засыпал на месте, дергался от малейшего лишнего звука и… Непривычно часто смотрел в сторону телохранителя. Одаренный хотел бы это отрицать, но и сам не заметил как начал искать для себя невербальной защиты. Просто отходя от внезапно поймавшей, ошпарившей гремучим набором образов дремоты, натыкаясь глазами на светлую, золотистую макушку, становилось немного легче. Чужое присутствие рушило иллюзию подвала. Присутствие именно Хигучи сглаживалось не слишком обнадеживающим, но имеющим место быть «хуже уже не будет». И всё-таки он надеялся что она не заметит. С головой кидался в работу, надеясь, что усталость подарит спокойный и тихий сон… А Ичиё замечала. С каждым днем всё больше и больше, проваливаясь в виноватое ощущение, что просто обязана ему помочь. Так и начались статьи в интернете. Иногда даже на работе, если выдавалась свободная минута, когда никто не должен был подойти со спины. Увидь хоть кто-то её запросы, возникли бы не нужные вопросы. Множество материала, слишком умные незнакомые слова, а за ними и словари в поисках расшифровки. Отметенные варианты, попытки сверять симптомы не имея возможности спросить. Всё строилось на догадках. И параллельно, хотя бы малых, хотя бы не заметных штрихов заботы, оброненных заваренным чаем, вазочкой конфет с инжиром на столе… Того что было ей доступно. Так нашлись методы. Слова, в которые блондинка всматривалась часами, сидя дома перед ноутбуком с уже удаленной записью но…Соберись! Жалость твоя ему ничем не поможет!
И она старается. Отгоняет лишнее и… пытается вспомнить. Вычленить главное, выявить главный травмирующий фактор. Если решать проблему по, грубо выражаясь, принципу «клин клином вышибает», нужно найти правильный «клин». Хигучи страшно. Страшно ошибиться. Страшно брать на себя такую ответственность, но кому если не ей? Гин? Как бы не были теплы его отношения с сестрой не похоже, что семпай хоть на йоту посвятил её в происходящее. А больше ведь и правда некому… Она понимает, что специалист бы справился лучше, понимает чем это может быть чревато, но Ичиё же знает Рюноске… И то месиво в которое обратится несчастный терапевт после первого своего вопроса, представляет просто замечательно. Бешенный пёс ветеринарам живьем не дастся… Он бы и ей не дался, если бы не обстоятельства. Она пытается не питать на этот счет ложных надежд. Но ведь судьба же дала в её руки эти карты..! И поэтому она вспоминает. Малейшие детали, звуки, слова, всхлипы… Его лицо… Всё что буквально обещала ему забыть. «Ты досмотрела до конца?...» - наконец упавшая в протянутые ладони зацепка опаляет пальцы. Ну конечно… Блондинка жмурится, дёргая головой, вытряхивая из мыслей то, каким голосом было это сказано. Но это шаг к решению. Шаг к правильной теории и… На следующий день Хигучи задерживается взглядом на том как Акутагаву передернуло, когда по столу мазнули пара алых бликов от окна. Всё ради того чтобы это наконец закончилось. Новые статьи, теперь еще более выбивающие из колеи и вгоняющие в краску. Массаж простаты. Алгоритмы со вставками убогих неловких шуток…Прежде чем подойти к нему она узнала всё, до чего только смогла додуматься и поставить мысленный маркёр «необходимо». Рюноске сидит на маленьком, не удобном диванчике в их кабинете. С как всегда идеально прямой спиной, напряженно – отстраненным выражением лица. - А..- она всё-таки запинается. Не может начать достаточно уверенно и мысленно отвешивает себе оплеуху сосредотачиваясь на. О господи! Даже перед зеркалом отрепетированных словах – Акутагава-семпай. – вышло уже тверже. Одаренный пару раз моргает, спешно и как-то урывисто. Поворачивает голову в её сторону. - Я бы хотела… - выдох выходит даже немного раздраженным. Собственная нерешительность доводит до белого каления. – Это достаточно личный разговор. Мы могли бы сегодня продолжить его у вас дома? – наконец-то выходит так как она хотела. Твердо. Жестко. Четко. Как на отчете перед Мори в спорно исполненном задании. Как в моменты когда ей приходилось отстаивать его же, Рюноске правоту. Правда сейчас в оппонентах сам семпай, но она то все ещё действует ради его блага. Куда такими намерениями вымощена дорога, та, впрочем, старается не думать. Взгляд подчиненной как-то резко придавливает к дивану, заставляя задаться вопросом с каких пор та вообще позволяет общаться с ним в таком тоне… Но мгновенно вспыхнувшая злость гаснет вместе с мыслью о том, какие у них могут быть личные разговоры у него дома. Чувства остаются противоречивые, отражаясь на лице напряженной сладкой на лбу и бледной полоской поджатых губ. Если быть перед собой честным, он этого хочет. Пусть хоть немного, но Ичиё облегчает его состояния, блеклым лучиком указывая точку выхода из наступившего припадка. Только вот… Всё опять упирается в старые проблемы. Он боится помощи. Эспер боится её до дрожи, потому что даже привязанность даёт зависимость, а сейчас… Рюноске не хочет представлять насколько ему станет хуже, если Хигучи надоест эта игра в святую добродетель. Поэтому он молчит. Молчит уже вторую минуту, даже не поднимая на девушку взгляда выбирая лучшее из зол. Глаза неприятно щиплет, в груди давит и першит в горле, тело сковывает тяжелый доспех усталости, и недосып отдается пульсирующей болью в висках. - Хорошо… - едва слышно. Одними губами. Словно подписывая себе приговор, пока телохранитель пытается сдержать так и рвущуюся счастливую улыбку.***
Конечно они начинают не сразу… Ичиё всё не решается, Рюноске и вовсе теряется в сомнениях, не было ли это согласие фатальной ошибкой? Хигучи заваривает чай. Расставляет на чужом столе чашки не хуже чем у себя дома, пока одаренный исподтишка наблюдает за каждым её движением. Керамика тихо звякает, оказавшись на столе. Шелестит, пока девушка пододвигает чашку ближе и с тихим скрипом стула об пол, опускается напротив. Тянуть дольше уже не получается. - Я понимаю, что тебе не хочется касаться этой темы, и… - она смотрит на подрагивающую чайную гладь и считает в ней чаинки, чуть запинаясь и сглатывая прежде чем продолжить. – Но…- ещё один выдох. Да соберись ты уже, тряпка! Стискивает зубы и наконец поднимает глаза, опуская обе руки на гладкую поверхность. Беззвучно, но придавая веса словам если не тоном, то во всяком случае жестом – Я прошу вас… Тебя. Рюноске, пожалуйста, так больше не может продолжаться. Давай хотя бы попробуем. – в тоне проскакивают молящие нотки и ему неловко от того, что просит она даже не за себя. Тошно от абсурдности ситуации. Просит, почти умоляет его согласиться принять её помощь. Настает черед Акутагавы рассматривать чай. Очень увлекательное зрелище. А она всё продолжает и продолжает свою заготовленную речь, в которой с самого начала сбились и перепутались все слова и предложения. - Просто попробуем. Я сама всё нашла. Тебе должно стать получше… Ничего ведь глобально не изменится! – сказать, что хуже уже не будет блондинка, однако, не решается – Всё останется только между нами. Просто… просто дайте мне эту попытку… - голос предательски срывается, а она не удержавшись цепляется за его запястье. Едва сжимает оставленную на столе руку, и тут же чувствует сковавшее его напряжение. Просто?! Какая чушь! Дыхание сбивается вместе с мыслями и всё-таки он не может оспорить и половины её слов. Дрожащие, чуть влажные теплые пальцы, приятно греют его, окоченевшие и недвижимые. Раньше бы точно отдернул руку. Он и сейчас счел бы это более правильным но. «Так больше не может продолжаться!». И правда не может… Поначалу кажется, что к рукам его просто вернулась дрожь, но следом за короткой судорогой, продолжается движение, неловко, с запинками переплетая и сжимая пальцы. В остальном Акутагава остается неподвижен, даже не прикоснувшись к чаю, не поднимая глаз. Хигучи так же замирает, полностью сосредоточившись на его жесте в ожидании ответа. Он слышит как ёкает в горле вязкий комочек слюны. Кажется что в застывшей на кухне тишине Ичиё слышит тоже и от этого пальцы напрягаются только сильнее, сжимая уже достаточно болезненно, пусть та так и не пытается освободиться. Рюноске не хочет её помощи. Не хочет копаться в этом и даже косвенно, даже близко добровольно возвращаться к тем событиям, но… - И… и что ты предлагаешь?.. – совсем тихо. Вымученно, едва разомкнув губы и прикрывая глаза. Он соглашается на её правила игры. Хигучи бы порадоваться второй пересеченной преграде, только почему-то становится лишь тяжелее. Она наконец едва сжимает руку в ответ. Немного медлит. Сейчас нужно звучать уверенно. Сомневаться будет дома, одна. А сейчас от неё зависит поверит ли в это её семпай. - Я прочитала… В нескольких источниках, и в принципе все они солидарны, что в похожих ситуациях можно перебороть… проблему, если сымитировать стрессовую ситуацию. Ну то есть не совсем сымитировать… А как бы, ну войти в похожее положение ааа…- она торопится, запинается в словах и даже не может сдержать вымученного стона, наконец сдаваясь выдавая на едином дыхании немного повысив голос и зажмурив глаза – Если у вас будет похожий опыт и вы будете контролировать ситуацию вам станет легче! Рюноске не до конца понимает, о чем она говорит. Скорее даже не хочет понимать, а от того и не перебивает, затихнув, но теперь хотя бы в состоянии следить за своей собеседницей, явно чуть успокоившейся после, по её мнению, ключевой фразы. - Если я правильно поняла то… Ну самым… Болезненным для вашей психики моментом стало…Стал… - бодренькое начало съедает смущение и она не замечает как начинает почти теребить его успевшие немного расслабиться пальцы, перебирая те, словно игрушку-антистресс, надавливая на здоровые подушечки, заодно разгоняя кровь и помогая тем отогреться. Одаренный бы заметил, что это немного щекотно, если бы не был поглощен залитыми румянцем щеками и словами, что продолжали срываться с едва дрожащих губ. - Стали его последние действия. – кое-как подобрав нужную формулировку блондинка в очередной раз сменила темп речи. – А значит, вам нужно… Ну… Дать кому-то это с вами сделать, только добровольно и…Ну с как бы положительным подкреплением… - Хигучи переводит дыхание и боится поднимать на него глаза, а у него даже слов на такое не находится. Звучит как сущее издевательство и только сконфуженное и смущенное лицо Ичиё говорит о серьезности её настроя. - Можно нанять даму соответствующей профессии и… - Ты умом тронулась?! – Рюноске наконец выходит из оцепенения и даже подрывается на месте резко вставая, упираясь руками в стол непреднамеренно заломив её пальцы, заставляя сдавленно пискнуть от боли. Он даже не до конца понимает с чего пробрало больше. С самой идеи или скользнувшим по коже, чужими воображаемыми пальцами, отвращением, моментально забравшимся под одежду, вызывая мелкую дрожь, затрудняя дыхание. - Я не позволю какой-то бляди к себе прикоснуться… - он фактически рычит сквозь зубы, напуганным, затравленным диким зверьком, глядя на Хигучи так, словно та уже обо всём договорилась и упомянутая…дама, уже ожидает за его дверью. – И никому другому! – голос резко срывается на крик, а он всё не может отдышаться и успокоиться. Разгоняя пульс и разыгравшиеся мысли сдавливают горло, вырываясь надрывным приступом кашля. Он наконец-то отпускает её руку, своей зажимая рот, пытаясь дышать размереннее. Нет. Хотя бы просто пытаясь дышать. Ичиё наливает воды и ждет пока его отпустит. Старается не смотреть. - Я… просто предложила… - она говорит совсем тихо, когда одаренного наконец-то отпускает окончательно, придвинув стул чуть ближе, и так и оставаясь сидеть рядом, всё никак не решаясь снова взять его за руку. – Вы можете попросить того кому будете… Ну хотя бы немного будете доверять… - она слишком сомневается, что в жизни её семпая есть кто-то кому тот бы мог доверится полностью… Акутагаву пробирает на нервный смех, поначалу едва слышный, клокочущий с искореженном кашлем горле залетевшим глумливым перышком, но разрастающийся с каждой секундой. Доверять… Доверять?! Она ведь это не серьезно… Его потряхивает и Рюноске снова сгибается пополам почти упираясь лбом в колени, саданув носками по полу в сведенных судорогой ногах. Приступ хохота напоминает едва отступивший кашель. На глазах выступают слезы, и ему определенно кажется, что он точно и бесповоротно сошел с ума… Доверять… Кто ей сказал то, что он вообще на это согласится…Кто..? Урывистые звуки продолжают срываться с губ, он почти задыхается в этом смехе, обрывая тот странными всхлипами, впиваясь относительно здоровой рукой в собственное плечо. Диссонанс перекрестными волнами пробивает сознание. Страх и отвращение, паника, усталость, тлеющая боль и обреченность собственного положения. Он не хочет на это соглашаться… Но грязные волосы липнут ко лбу а дошедшие до губ, нечаянно слизанные, размазанные по щекам в непроизвольных судорогах слезы с солоноватым вкусом отдают пониманием, что самому ему придумывать нечего. Противно… От себя, от этой идеи… Одаренный постепенно затихает, не спеша разжимать пальцев и выпрямлять спину. Пусть даже и так. Даже если он согласится. Он не пустит в свой дом постороннего. Тем более не станет просить о таком сестру и… Мысль спотыкается. Эспер наконец-то садится ровно и спешно вытирает лицо, найденным на ощупь, кухонным полотенцем. Пазл сошелся. Взгляд у Рюноске напоминает побитую собаку. Так просто… Да, у него есть человек которому он в принципе, может доверять. Человек, который видел его в худшем из состояний. Который ни разу не сделал больно. Ни использовал против него, по факту, способную заживо похоронить информацию. Человек которому не наплевать и… Это сложно произнести даже в мыслях. Признаться хотя бы так, себе, что он не только нуждается… Он хочет помощи Ичиё… -М-мне кажется, мы уже решили перейти на «ты»…- он издает сдавленный смешок и даже ломает губы в едва заметной улыбке, трещиной тронувшей лицо и… Хигучи становится не уютно от его искренности. Слишком больно. Серые глаза, не отдающие привычным стальным блеском кажутся потухшими и это вгоняет в легкую безысходность. Да, она и правда не заметила как вернулась к более привычному и легко ложащемуся на язык «вы», но при чем тут это сейчас?.. -Д-да, прости…- она невольно отзеркаливает его короткое заикание переходя на шепот. Не может отвести взгляда от вроде бы и спокойного, но не правильного выражения его лица… - Если ты уверена… Хорошо. – он медленно кивает и улыбка тает, оставляя лишь капли странного ощущения. Рука тянется к ней, и девушка не сопротивляется, когда он смыкает пальцы на её запястье сглатывая и… Надлом в голосе, кажется просто эхо, того как сломалось что-то намного глубже…- У меня есть ты… Кажется на этом, Ичиё подвисает окончательно, в миг растеряв все слова и мысли которые были с таким трудом структурированы ранее. Она… То есть, он сейчас, фактически прямым текстом…Боже..! Желание рассмеяться смешивается с тупой болью, затирая смущение и легкий шлейф страха, прохладной вуалью окутавший ноги, забившийся туманом под язык, мешая говорить внятно. Да всего пару месяцев назад она бы душу продала за то, чтобы услышать. Лично, не в слепой догадке, не в пункте обязательного рабочего «надо». Именно услышать, то что тот ей доверяет. А теперь… Всё о чем на может думать это та цена которую пришлось платить совершенно не ей, и кажется что уж Хигучи то точно не может быть виновата в том, что случилась, но как же плевать на это собственному подсознанию. Она хотела. Она получила. А у Рюноске теперь такое количество проблем, что он готов ей отдаться, лишь бы спокойно вздохнуть! Румянец заливает щеки. Все предыдущие мысли отходят на второй план, оставляя на авансцене одну. Он ведь ей не только в доверии признался… Блондинка ухитряется подавить нервный смешок и скрывает его зачатки за коротким кашлем. Хочется переспросить, уточнить, но… Рюноске и без того выглядит разбито, чтобы ковыряться в свежей ране вытягивая с жилами и без того слишком тяжелые для него слова. Поэтому она берет себя в руки, кладет свободное запястье поверх его и старается улыбнуться как можно теплее и мягче, высматривая хоть что-то знакомое в совсем уж потускневших глазах. - Тогда, я куплю всё необходимое и… Давай на этих выходных? – она не хочет с этим затягивать, гладит едва дрожащую ладонь, ощущая как выпирают затянутые тонкой кожей костяшки…- Там…нужно будет… - она прикусывает щеку пытаясь унять взбудораженный стыд – В принципе я просто отдам на работе, ты дома с инструкцией сам разберешься… - глаза она отводит даже забавно, совсем нечаянно натыкаясь на так и забытый почти остывший чай. Такая удача… - Я сейчас заварю новый – и ускользает. От его руки и от темы к которой все равно придется вернуться в выходные, а мыслями и того раньше… Акутагава кивает коротко, упирается локтями в стол, переводя дыхание и позволяя себе не думать сейчас о том что это не совсем эстетично… - Спасибо… - глухое эхо вместо голоса когда перед ним появляется вновь задымившийся напиток. А дальше немного неловкий вечер, и того более неловкое прощание. Уже привычные могильные черви начинают своё копошение ещё до того как Хигучи оказывается за пределами квартиры. Ещё не открывают пасти, но Рюноске чувствует, что это не надолго, что стоит щелкнуть последнему дверному замку… Он не хочет, чтобы она уходила. Заранее не выключает свет на кухне. Жалеет, что так и не повесил в комнате плотные шторы. Ичиё вяло улыбается и делает рваный взмах рукой. Акутагава сбегает из дома, едва переждав 10 минут с её ухода, с головой окунаясь в шум вечернего города, надеясь, что тот будет в состоянии заглушить его мысли. Что снующие люди спугнут червей, заставив их подождать ещё немного.***
Хигучи хороший работник. Пусть и не лучший для мафии, но ответственности ей не занимать. Очевидно, что в настолько щепетильном вопросе она постаралась выложиться и того лучше. Это ведь правда было не просто, пусть и в большей степени на моральном уровне. И если убедить себя в том, что аптека место нейтральное, и покупка злосчастной «микро-клизмы», название которой она даже произнести Рюноске в лицо постеснялась, оказалось не просто возможным, но даже сравнительно легким, то уже перед вывеской секс-шопа девушка прокляла и себя, и интернет, и наёмника, по большому счету, ставшего первопричиной их злоключений. Чтоб ему в гробу перевернуться… Вдох. Выдох. Шаг. И почему не заказала через интернет?.. Конечно, вопрос риторический. Хотя ответов у него без малого вагон и маленькая тележка. Если даже в одежде можно ошибиться с размером и материалом, то здесь… Она чуть дергается и неуютно ведет плечами. Большую часть времени уверенная в себе, сейчас Ичиё стушевалась, напоминая светлую дерганную мышь, на удивление взявшую себя в руки, как только заслышала голос консультанта. Под прикрытием она что ли не работала? Работала. И не раз ведь. И не с таким справлялась. Так что выбор в скором времени обращается допросом с пристрастием, человек то уж точно должен разбираться, а мало ли чем чревато хватать первое, что только попадется на глаза. Игрушку она выбирает максимально далекую от реализма. Пять постепенно увеличивающихся шариков насаженных «пирамидкой» не слишком большого диаметра. То что плетка, воспоминания о которой всплывают выстраиваясь в невольное сравнение встает перед глазами, не делает ситуацию приятнее. Хотя перед вырвиглазно-розовым она предпочитает остановиться на идентичном черном. Смазку берет не глядя. Из тех что посоветовал продавец, но даже не задумываясь о каких-то там запахах. Кажется поход и без того порядком расшатал её моральное состояние. Разговором ли с Акутагавой, или дальнейшими событиями сказать бы она уже, впрочем, затруднилась… До назначенной даты, всего пара дней. Пакет надежно спрятан в комнате, подальше от любопытных глаз младшей сестры, заранее предупрежденной, что Ичиё на выходных домой вернется поздно, если в принципе сумеет «вырваться с работы». Про работу ведь даже почти не врет… Она отдает лекарство на следующий день, и позорно радуется, что тот не решается смотреть, что это пока они на работе. А уже дома, нарезая на ужин салат Хигучи, натыкаясь глазами на собственные пальцы вымученно выдыхает в новом осознании. Чёртовы ногти. Маникюр, сделанный ещё в начале недели, конечно, нельзя было назвать зверскими когтями, но кому из них нужны лишние риски? От того вечер заканчивается на запахе ацетона и ровных полумесяцев ногтей, выстриженных под корень, аккуратно подпиленных до мягких подушечек первых фаланг. Тишь и благодать, сравнивая с тем, что происходило в квартире её семпая. Первый порыв, открыв пакет – позвонить и высказать всё то, что он об этом думает. После, постепенное сопоставление фактов и… Долгий взгляд задерживается на одиноко лежащей на столе коробочке. Кажется, он слишком часто в последнее время выбирает меньшее из двух зол. - Посмотрите инструкцию… - шипит, осторожно опускаясь на стул, дома и в одиночестве позволяя себе откровенно поморщиться от неприятной давящей боли потревоженных синяков. Изувеченными пальцами открывать коробку не слишком удобно, но массивный, сложенный в тонкую трубочку лист, вытягивает за собой несколько сравнительно небольших тюбиков с тонкой, примерно в размер тюбика насадкой. Выглядит во всяком случае не так страшно как называется… Одаренный пробегает глазами по забористому шрифту, спотыкаясь о длинные не слишком понятные «фармако-кто-то-там»… Наконец-то вычленив абзац со способом применения, отзывающийся в определенный момент тихим смешком. И ранее через раз забывающий поесть Рюноске, на фоне стресса и вовсе почти завязал с этим, так сказать, сомнительного вида мероприятием, теперь наблюдал за рекомендацией воздержаться от приёма пищи на некоторое время. Кажется наименее проблемный пункт из того, что имелось на рассмотрение. На том, что Хигучи в принципе думала об этом аспекте он старался внимания не заострять, да и в целом побыстрее отмучаться, закрывая вопрос с концами. Не хитрая процедура оказывается почти безболезненной. Пять миллилитров само по себе не большое количество и если не считать давления на психику… Побочный эффект приходит несколько позднее неприятным жжением проходясь по прямой кишке, играя роль очередного катализатора. Поначалу мешая уснуть, вторгаясь в сознание скользкими, леденящими щупальцами воспоминаний, что пробиваясь меж извилин, толкались глубже, отдаваясь тревогой, легким тремором. Неосознанно уткнувшись в стену, возникает смутная боль, тут же саданувшая по ушам, не существующим в реальности шлепком. Когда тепло одеяла на бедре, обращается чужой ладонью, эспера начинает тошнить. Выворачивает до утра, окончательно освобождая желудок. В глазах немного плывет, и прозрачная ниточка слюны, дернувшись, неприятно липнет к подбородку. Во рту горчит, а тело знобит от галлюцинаций и холода, пронизавшего лежащие на холодной плитке ноги. Горло саднит. На самом деле не только горло, но Акутагава уже не может сказать виной тому препарат или его подсознание…***
Хигучи смотрит в сторону ванной, в то время как Рюноске под землю провалиться хочется. Он выглядит даже хуже чем вчера. Она почти догадывается о причинах, но не решается спросить. Это ведь не правильно, хотя есть ли вообще в их положении не корректные вопросы. - Давай я… - изначально помощь с мытьем не входила в её планы. Пожалуй, просто по тому, что в изначальном плане не было её самой, но теперь же… -Если ты не против, я могла бы помочь. – итоговую фразу она говорит тише, и всё-таки достаточно уверенно, немного склонив голову, но поднимая глаза, создавая совсем не привычное для Акутагавы выражение лица. Он хочет отказаться, не смотря на раздражение, царапающее каждый раз как на пальцах остается слабый жирный след от касания к волосам, пусть ему бы и хотелось нормально принять ванную. Даже взгляд в сторону двери учащает сердцебиение, заставляет неметь губы. Страшно. Достаточно страшно, чтобы терпеть бытовые неудобства и глушить запах дезодорантом каждый день меняя рубашки на свежее стиранные но… Сколько уже Ичиё сделала шагов ему на встречу? Пауза затягивается, а одаренный понимает, что это согласие хоть какая-то попытка… Даже не отплатить, в мысли навязчиво впутывается слово «откупиться» за всё что она здесь делает. Рюноске медленно кивает, не спешит подрываться с места, но соглашается, хотя бы для того чтобы ей не было противно. И без того слишком много поводов испытывать к нему отвращение, во всяком случае на его взгляд. Инициативу берет Хигучи. Даже не задумываясь, буквально на ощупь пытаясь понять корень проблемы, по сути полагаясь лишь на то, насколько хорошо она знает своего семпая. Очередное брождение в темноте. Вспоминает как он цеплялся за её пиджак. Конечно, это только догадка, но достаточно реалистичная, чтобы лечь в основу плана действий. - Можем начать с волос. Просто присядешь около ванной. – она первая проходит внутрь, тут же находя подходящее полотенце, следя за тем, как помедлив, одаренный прошел следом. Не поднимая глаз, стараясь не наткнуться на отражение в зеркале, почти тут же опускаясь на пол возле крана. Ичиё оставляет полотенце у него на плечах, предварительно скатав в длинный узкий валик. – Так и одежда не замочится. – блондинка суетится рядом, сама не замечая той уверенности, что поселилась в жестах. Замечает Рюноске. Чувствует как пробежали по подбородку чужие тонкие пальцы, едва подталкивая, побуждая запрокинуть голову, поднимаясь выше, оглаживая лицо и собирая боковые прядки, утягивая их назад. Он прикрывает глаза, вслушиваясь в птичье щебетание её голоса. Почему-то на ум приходит колибри, но он тут же отметает эту мысль. Даже немного приоткрывает глаза обратно улавливая снующие над ним желтые, солнечные прядки. Канарейка. Губ едва касается слабая улыбка. Лучше уж думать о птичках. Плитка все ещё морозит, но он намеренно упускает это из виду. Бортик ванной тоже холодный, но это чувствуется только спиной. Тонкая домашняя майка не защищает, в отличие от полотенца, которое позволяет загривку остаться не обожженным прохладой фаянса. Акутагава слышит как шуршит вода. Теплые струйки ложатся на волосы, быстро пропитывая короткие пряди, массируя вместе с зарывающимися к корням пальцами, изредка задевающие лоб, скулы. Удается немного расслабиться, да и сидя на полу, дышать как-то легче. Запах шампуня приятно щекочет ноздри, а когда девушка доходит до загривка по спине пробегает стайка мурашек. Одаренный щурится немного сильнее и почти тут же жалеет об этой вольности. - Я водой попала? Чёрт! Прости, не сильно? – у Хигучи в голосе привычно суетливые нотки, и ловит она малейшее изменение на его лице. - Нет. Не попала, всё хорошо.–а Ичиё и не догадывалась как скучала по этому его голосу… Ровному, без лишних эмоций. Можно даже на секунду поверить, что всё хорошо, всё как раньше но… Раньше бы такого не было. И то что она сидит здесь, в его ванной, в пол оборота и вымывает пену из его волос, это самое достоверное свидетельство того, что ничем хорошим тут даже и не пахнет, и она отдергивает себя, намеренно напоминая об этом, не позволяя провалиться в наивное мечтание. Сама ведь не простит себе радости, выстроенной на его страдании. Она готова строить рай на костях, но только не его. Ещё раз ополоснув приникающие к голове, прилизанные водой пряди, она позволяет себе лишний раз провести по ним рукой, подмечая как красиво выглядит этот странный перелив привычных «кисточек», и только после осторожно убирает полотенце с шеи, протирая и немного ероша, промокая лишнюю влагу. Она замечает, как тот напрягся, не сразу понимая в чём дело, пока тот осторожно поднимается с пола, сам повторно пройдясь полотенцем по волосам, намного резче и грубее чем делала это девушка, опуская ткань на плечи, и оставаясь с забавно взъерошенными иголками слипшихся мокрых волос. Губы сжаты в тонкую напряженную линию, и все лицо говорит о далеком от недавнего умиротворения выражении. Рюноске понимает к чему они идут, и могильным червям уже всё равно на стоящую рядом Ичиё. Сейчас необходимо расстаться с вещами… Хуже того, открыть перед ней не успевшие ещё увянуть до конца следы. Напомнить лишний раз о том, где и в каком он был состоянии. Вновь демонстрировать свою слабость, не только текущую в реальном времени, но и ушедшую. Дышать опять становится трудно. Хигучи моргает в непонимании замечая как трясутся его руки, как сильнее впиваются пальцы в полотенце, белеют костяшки… - Осторожнее! – хватает его за руку, буквально отбирая ткань, удивляясь насколько тот напряжен. Всё тело, как натянутые пучки струн, продолжающих тонко вибрировать неотвратимой звенящей дрожью. Блондинка разжимает его кулак, отбирает полотенце и откидывает его подальше, даже не глядя, выдрессированной собакой концентрируя всё внимание на «хозяине». – Ак..Рюноске, тише… - спотыкается в словах, останавливается на имени начиная мягко гладить только пуще затрясшуюся ладонь, вцепившуюся в новую жертву так, словно вместо тонких паучьих лапок пальцев, мафиози имел самые настоящие когти. Она делает шаг вперед, оказываясь вплотную и слегка толкает его к ванной, вынуждая упереться ногами в холодный фаянс. Немного сжимает его руку своей, той которую тот не держит и говорить старается как можно мягче – Я с тобой, всё хорошо. Мы ведь ничего ещё не делаем. Дышите… - сдавленно шипит от того как вновь сбилась перейдя на «вы» но не дергает головой, боясь, что резкое движение усугубит ситуацию – Хочешь я открою дверь? Так будет больше воздуха. – и совсем тихо, почти перейдя на шепот – Не бойся… Рюноске не знает как ей объяснить, что то, что она здесь, так же является в некотором смысле причиной. Её присутствие делает слишком много. Спасает из болота, но опаляет стыдом. Как же сложно…Страшно… Тяжело. Притянув ту резким движением к себе, он позволяет уткнуться в золотистые волосы, резко вдыхая запах травяного шампуня и духов. Тех же что заметил тогда на пиджаке. Его слегка передергивает. На секунду, но ему кажется что он уже сидит в этой ванной. На мгновение вновь ощущает на себе её руки. Мягкие, нежные, осторожные… Он урывисто дышит ей в висок и не может понять, становится ли от этого легче. Радует только, что Хигучи продолжает послушно стоять рядом, лишь сильнее сжав в ответ его руку, ещё раз бормочет о каком-то потустороннем «всё», которое, от чего-то, она уверена что хорошо. Они стоят несколько минут. Бесконечно долгих. Наполненных вязким воздухом, в который тягучими каплями опадали полу-всхлипы его дыхания. Наконец он заставляет себя отпустить и выпрямляется, с трудом но смиряясь с предстоящим процессом. Ичиё так же постепенно выходит из транса и совсем не так бодро как было в начале, тянется к поясу домашних брюк, скорее от привычки, ожидая что потребуется помощь с ширинкой и пуговицей, забывая, что домашняя одежда не располагает такими деталями. Вообще забывая о том, что Рюноске способен носить домашнюю одежду. Он отшатывается раньше чем она успевает понять. Отшатывается упираясь ногами в бортик ванной, и от того едва не падая внутрь, чудом ухитрившись сохранить равновесие. - Не нужно. Я сам. – коротко, подавив норовящую пролиться в голос дрожь, но не сумев сокрыть заполонивший лицо румянец, совсем не уместного ныне смущения. Хигучи кивает до смешного поспешно, внезапно загораясь новой идеей. - Да, конечно… Слушай. Хочешь я принесу какую рубашку? Просто с ней помыться будет наверное попроще, а… А значит и тебе будет спокойнее с ней, так… - она не успевает договорить фразу, ловя взглядом судорожно вцепившуюся в ее запястье кисть эспера. – я могу сходить… - договаривает запоздало и всё ещё отчаянно растерянно. - Давай вместе… - хрипло и от этого совсем уж жалко. Но он не останется здесь один. Просто не выдержит если останется и она точно увидит как он девчонкой рыдает на полу в припадке… А это совсем не то чего хочет одаренный. Ичиё послушно кивает и они выходят вместе. Даже не заходит следом в комнату в коридоре дожидаясь пока тот сменит верх и… Спешно меняя одежду на уже достаточно старую из рубашек. Порядком застиранную, вызывающую меньше жалости он оставляет в шкафу и штаны. Всё равно придется. На нижнем белье аргумент однако не срабатывает, а Хигучи заливается краской видя семпая в подобном виде. Это просто нельзя сравнивать с тем, что было в прошлый раз. Белая свободная ткань, в которую тот запахивался, не застегнув пуговиц, но старательно пряча остатки обнаженной кожи от её глаз, только сильнее подчеркивала хрупкость угловатого, почти что подросткового тела. Губы трогает едва заметная улыбка и руки… Руки срабатывают быстрее разума, да и голос… Словно всё её естество сговорилось, затеяв внезапную диверсию, делая шаг на встречу и в легком движении хватая изувеченные кисти начальника. - У тебя все рубашки такие длинные, да? – просто забавное наблюдение и очень мягкий тон. Пропитанный теплотой взгляд, четко направленный в лицо. Акутагава кажется не успевает сообразить до конца, пока она гладит более менее здоровую кожу кисти, в то время как загипсованной едва касается, боясь доставить лишней боли. - Мы сейчас быстро все закончим, честное слово. Только ты, я и теплая вода, хорошо? – как-то само собой перейдя на шепот она медленно повела его ближе к двери. – Совсем не страшно… - сомнения мечутся меж слогов, но она старается их держать, продолжая вести его за собой, медленно переступая через порог. – Если что, ты всегда сможешь использовать способность…- ещё шаг. Он вторит ей как заколдованный, стараясь не отводить взгляда от теплых переливов её карих глаз, чуть дрожащих в нерешительности губ… Если смотреть только на Хигучи, становится совсем немного проще. Босые стопы, носки тоже остались в комнате, забавно шлепают по холодной плитке пола. От входа тянет легкий сквозняк. Ичиё отпускает его руки, чтобы закрыть дверь, и сердце щемит от секундной беспомощности, отразившейся в лице семпая, успевшей вырваться до того как тот успеет её задушить. – Я здесь. Никуда не уйду. С тобой. – повторяет так спешно и искренне, стремясь быстрее отступить обратно не решаясь обнять, но замирая рядом. – Если нужно… - она совсем уж неуверенно тянется к бедрам, но одаренный отрицательно мотает головой, чуть запинаясь, избавляясь от нижнего белья и стараясь не смотреть в сторону девушки пусть полы удлиненной рубашки и скрывают всё самое интимное. Она показательно рассматривает полку под зеркалом когда одаренный переступает бортик, и осторожно опускается на холодное дно ванны. Сидеть всё еще больно. А ещё он не хочет напоминать ей о пластырях, ровными белыми квадратами закрывая уродливые следы глубоких, оставленных каленым металлом ожогов. С другой стороны вспоминая о их местах… Пока тот решается, телохранитель и сама замечает предмет внутреннего конфликта, откладывая лейку душа, присаживаясь на бортике в пол оборота. - Их же уже можно мочить? – она говорит о ранах, и смутно об этом догадываясь тот кивает, не спеша облегчать ей доступ ни к одному из них. То что та тянется к руке, а вернее рубашке, неловко потянув ту в сторону, обнажая плечо и собираясь приспустить ещё ниже, напоминает о том что запомнила она каждую рану… Рюноске поддается нехотя. Ощущение на коже от отходящего пластыря не слишком приятное, но структура позволяет не тревожить рану. Прожженный кратер на коже теперь затянулся плотной темной коркой, поверх которой девушка бережно вернула ткань, начиная бояться нечаянно сорвать хоть одну из трех. Выдох и… Почему-то даже поднесенная рука, ниже вызывает новый прилив неловкости, и проще уж самому слегка отвести полы рубашки, обнажая живот и бок. Мучительно отводя глаза. Хигучи бы и сама рада их отвести но… Большее смущение вызывает последний, умостившийся на внутренней стороне бедра, вынуждающий чуть дрожащей рукой отвести в сторону острое, ничуть не меньше подрагивающее колено. Она старается делать вид, как не замечает, как тот прикрывается натягивая ткань, цепляясь за самый край рубашки. Ругаясь на себя, девушка успевает подумать, мол лучше бы сосредоточилась на том как не навернуться. Положение и впрямь было далеко не самым удобным. Ичиё включает и настраивает воду. Акутагава следит за её руками и пытается не думать. Мыслями повторяет шум воды но… Как же его не достаточно… И почему только замолчала… Одаренному кажется, что его начинает мутить. Возможно, от недосыпа, но… Вариантов на самом деле слишком много, чтобы останавливаться только на одном. Он не замечает как сильнее кутается в последний защитный барьер тонкой рубашки, начинает бояться закрывать глаза, уже почти дойдя до точки, попросить Хигучи вернуть лучик её голоса, по которому можно уходить подальше от перекрывающих горла мыслей, но она начинает сама. На самом деле девушка входит в режим «что вижу, то пою» просто чувствует, что нужно разбавить слушком сгустившийся воздух, старается и правда всё сделать как можно быстрее. Удивляется, что тот даже не попытался перенять инициативу, даже не догадываясь, что одаренный слишком боится, что прикоснувшись к собственной коже его не накроет волной отвращения после которой он уже не сможет устоять и… И тогда его утянет, протащит по камням из огрызков воспоминаний, продирая кожу, открывая новыми ранами доступ очередным паразитам, и утопит в темном бурлящем океане собственного подсознания. Просто знает, что сил на то чтобы выплыть у него уже не хватит, и пока он, там, за дрожащими веками, за темным куполом черепной коробки, будет вновь и вновь биться о скалы на новых волнах закипающих фобий, перед Хигучи будет только трясущаяся, мерзкая оболочка, способная отражать лишь запоздалые крики, и не пропускающая в себя ничего, порожденного внешним миром. Поэтому он ловит её голос, каждое прикосновение, пусть те и отзываются стыдом, что с тремором расходится по телу. - Ну вот и всё. Уже и закончили. Давай, поднимайся. – и она в очередной раз тянет его за руку, прикладывая усилия, помогая подняться на дрожащих ногах. Колени трясет так, что ей кажется, что если бы не надуманный шум в ушах, то она точно услышала бы, как кости в них отбивают чечетку. Полотенце. Всё тот же халат. Ноги скользят по мокрому дну, с которого ещё не успела уйти вода. Он почти наворачивается, выбираясь на пол. Облегченно выдыхает, кутаясь в теплую махровую ткань. Рубашку, насквозь промокшую, под конец совсем облепившую тело, пришлось снять совсем ненадолго, но этого уже хватило для эмоциональной встряски. Хигучи же обещает себе на подольше сохранить в памяти, как ставшая прозрачной, уже не скрывающая плавных волн выступающих ребер ткань, обрамляла тело, собираясь белыми изящными складками, подчеркивая изгиб талии… Пакет в комнате напоминает о том, что всё никоим образом не спешит заканчиваться, вызывая в эспере ощущения усталости и обреченности, столь сильные, что страх и вовсе блекнет и теряется на их фоне. В висках бьется желание зарывшись под одеялом, накрыться с головой, с детской наивностью твердя «не хочу», но он и в упомянутом детстве не мог себе позволить подобной роскоши. В детстве вообще не стоило позволять себе эмоций… Он понял это рано и пронес эту истину в сердце до того момента, пока Дазай, с легкой руки не засеял его семенами злости, азарта агрессии и ненависти. Косвенно, но поощряя их, создавая в тогда ещё совсем мальчишке, благодатную почву. А вот теперь… Невнятное месиво, поросшее бурьяном на некогда стройных грядках чувств. Отвратительно… Он закрывает глаза и присаживается на краю кровати, даже не сразу заметив как Хигучи, зачем-то полезла доставать из шкафа, ещё одну свежую рубашку. В логике девушки, при этом, всё было предельно просто, ведь пусть в квартире и не было натоплено, халат казался слишком теплым. А практика показывала дурноту идеи лишать её семпая драгоценных вещей полностью. - Подойдет? – Ичиё интересуется присаживаясь рядом, вырывая одаренного из размышлений, и не выдерживая, нежно разглаживает собравшуюся у того на лбу напряженную морщинку, не в силах подавить улыбки, когда следуя за ее рукой, удивленно поднимаются на лбу надбровные дуги. Рюноске смотрит то на её лицо, то на рубашку, медленно сопоставляя звук с картинкой и заторможено кивает, переняв из ее рук одежду, успев натянуть только один рукав, прежде чем блондинка его остановила. - Пластыри. – короткое пояснение. Такой же лаконичный кивок. Аптечка, антисептик, легкое жжение. Ничего нового и сложного. Долгожданное ощущение закрытой кожи. Неловкое мельтешение чужих, принявшихся за пуговицы пальцев. Она начинает не с первых, и застегивает не до конца, могла бы не застегивать вовсе, но всё ведь ради его комфорта. Закончив, Хигучи медленно окидывает его взглядом. Прядки, опавшие в привычное положение, едва мотаются из стороны в сторону, роняя одинокие капли на белоснежную ткань, из-за которой проступают острые углы ключиц, сходящихся на трогательной впадинке. Ткань струится до самого халата, до сих пор прикрывающего бедра, и лишь слегка расходится чуть ниже пупка, пусть за тенью и не видно тонкой, нервно натянутой кожи. Острые колени, совсем зажившие от мелких ссадин и царапин, одна из стоп, упиравшаяся на носок, создающая впечатление более неловкой, трогательной позы. Отступать уже около часа ей совершенно не куда. Перед глазами чередой строчек бегает мелкий текст сейчас только мешающих думать статей… Позы для массажа простаты, точно дурная идея в их случае… Улыбка у Ичиё от этой мысли выходит едва ли не глумливая. Знать бы Акутагаве о том, что причина ей больная самоирония. Но пояснить девушка не додумывается, и от того бегут по спине неприятные мурашки. Он точно выглядит глупо... Или во всяком случае убого, и это уж точно ничуть не лучше…Однако, лицо её вновь меняется вместе и пришедшей идеей, и Хигучи бодро перебирается к самой стенке, опираясь на ту спиной и удобнее устраивая ноги. Пакет оказывается совсем рядом, по правую руку. - Идем…- зовет она немного не уверенно, а Рюноске скользит взглядом по успевшим насквозь промокнуть, прилипшим рукавам. - Может снимешь? – он слушает её просьбы, обжигаясь прохладой воздуха, лизнувшей обнаженные бедра, и едва касается предмета своего внимания. - А? – Ичиё очень забавно моргает и Акутагава едва заметно дергает уголками губ, почти улыбается, замечая спешное смущение поджегшее её личико до самых кончиков ушей. - Мокрое же. – он приводит неоспоримый аргумент и девушке кажется, что откровенно над ней издевается, пусть это и стоит отметить как скорее хороший знак. Наверное всё-таки и права стоит. Если не от практичности, то хотя бы для честности. На ней всё ещё останется намного больше одежды, и пусть всё это действо в некотором роде не более чем медицинская процедура… Это более чем интимная «медицинская процедура»… Опуская не хитрый предмет гардероба за кровать, не глядя как тот оседает на полу, Хигучи становится стыдно за свой лифчик. Телесный. Самый обычный и точно скучный, хотя… Боже о чем она вообще думает! Если бы не обстоятельства, точно ударила бы себя по лбу. Как будто её семпаю сейчас и правда до этого есть дело. Хватит забивать голову неуместными, несбыточными фантазиями! Она и представить себе не может как заблуждается. Рюноске на самом деле тоже. Просто мысль проскальзывает сама собой, протискивается юрким студентом в междугородном поезде. Ей идет. Хорошо что не вычурный, иначе было бы как-то пошло… - Может быть немного неприятно, но… - наконец расквитавшись с вещью окончательно, девушка подбирается совсем близко, осторожно потянув за плечо к себе, ловя непонимающий взгляд и думая о том, какую же глупость сейчас морозит. Ей ли ему рассказывать о предстоящих ощущениях?...- Я… - словно оправдание подбирает хотя фраза и без того заранее заготовлена – Я буду очень осторожна и больно быть не должно… Акутагава ловит себя на мысли, что не до конца верит в происходящее. Не понимает на что подписался. А ещё не понимает чего она от него хочет, вынуждая произнести это вслух. - Можете перебраться ко мне на колени..? Занавес. Осознание бьет по голове тяжелым слоем красочного театрального шелка, для верности припечатав, по всей видимости слетевшим следом метафорическим карнизом. Эспер попросту впадает в ступор. Смущающий вопрос веса, сама суть её предложения, контекст позы… Ложащаяся на талию рука не дает продолжить ряд, вынуждая послушаться и ёрзая, неловко устроиться на девушке. Оказавшись большей частью на одной её ноге, чувствуя спиной вторую, полусогнутую, сидя в пол оборота, подгибая одну ногу чуть сильнее и почти вытягивая вторую. Он чувствует боком тепло её тела и плечом ощущает мягкость женской груди, ещё сильнее сковывающую движение. Участившееся теплое дыхание касается основания шеи. Что же они творят… Вопросом задаются оба, но моральной подготовки Хигучи оказывается немного больше. Она хотя бы представляла. Конечно не так, не беря в расчет, что пятьдесят килограммов живого веса на одну ногу несколько больно, и что нога обещает затечь в считанные минуты. Но это все не более чем проза жизни. Руки сменяют друг друга и пока одна занимает место на талии, сминая ткань рубашки, даже через которую чувствуется его напряжение, вторая на ощупь находит смазку. Вынимая, но пока лишь перекладывая ближе. Ичиё обнимает его обеими руками. - Повернешься ко мне? – немного неуверенно, смущенно. Рюноске сомневается насколько это хорошая идея. Теряется в мыслях, в смущении и кроющих одно за одним ощущениях. Слишком разных, слишком противоречивых… Медлит, и всё-таки разворачивается, неловко обнимая девушку за шею, ещё сильнее подтягивая ногу, чувствуя как успокаивающе та проводит по спине, ощущая тепло ладони сквозь легкую ткань. Телохранитель шумно выдыхает, прежде чем подавшись вперед уткнуться тому в ключицу, продолжая немного забавно сопеть, глядя через плечо одаренного, всё никак не решаясь продолжить. Ей смутно верится в происходящее словно это сон, или галлюцинация, белая горячка, бред воспаленного разума но точно не реальность. Акутагава запоздало думает, что так, совсем не больно сидеть. Странно, не совсем удобно, но не больно. Ягодицы, залитые тусклым маревом сходящих синяков, находятся почти на весу, когда основной вес смещен к бедрам. Дыхание Хигучи щекочет, и расходится по коже мурашками и странным, незнакомым ранее теплом. От того, как та затягивает с началом, ему даже хватает времени к этому привыкнуть. Наконец Ичиё нашаривает тюбик, для своего удобства занося одаренному за спину, и ловя себя на мысли, что гель наверное слишком холодный а от того, выдавив на руку, какое-то время греет, старается нечаянно не капнуть на кровать и не запачкать ему рубашку. С взятым для надежности количеством выходит у неё откровенно так себе и прозрачная вязкая жижа, тонкими каплями тянется к светлой простыне. Рюноске чувствует как потянуло свежим, сладковатым фруктовым запахом, и, поддаваясь смутному порыву, зарывается носом в светлые волосы, словно ища в них ещё большей поддержки. Здоровая рука вцепляется в запястье руки загипсованной. Хигучи действует на ощупь. Хотя бы по тому, что с её положения попросту не видно, куда стоит вести руку. И если с той, что продолжает обнимать затянутую в напряженные мышцы спину, невольно ощущая выступающую гряду позвонков, вторая едва касается поясницы. Кончики пальцев оставляют блестящий след лубриканта, медленно скользя вдоль ягодиц, неуверенно надавливая сильнее, едва раздвигая, в задумчивости заходя слишком далеко, касаясь яичек, кажется невольно напугав не только себя, но и одаренного. Других объяснений, невнятному, секундному, чем-то напоминающему писк звуку, Хигучи найти не может, тем более как вместе с тем дернулись его бедра, уходя от прикосновения, вынуждая на автопилоте обнять сильнее, крепче прижимая к себе. Она хочет надеяться, что то, что Акутагаву начало немного потряхивать ей только кажется. На самом деле дергаются не только бедра. Ничем не скованные в этот раз колени, тянутся сойтись и вторая нога оказывается ближе к уже полностью согнутой. Рюноске всеми силами сосредоточивается на запахе Ичиё. Стараясь не вспоминать, не сравнивать. Получается по меньшей мере никак. Её пальцы тоньше и немного прохладнее, касаются легче и, кажется, даже дрожат. Просто факты, к которым всё не удается выстроить определенного, точного отношения. Второй раз она ведет уже увереннее, натыкаясь на напряженные мышцы ануса, на пробу легонько обводя указательным пальцем нежную тонкую кожу. Эспер напрягается сильнее, так, что та может ощутить как сокращается сфинктер. - Ш-ш-ш…- как на зло не убирая руки, девушка успокаивающе гладит одаренного меж лопаток – Постарайся немного расслабиться… - каждое её слово выходит вместе с обжигающе горячим воздухом, а Акутагава совершенно не представляет как можно расслабиться в подобном положении, прикусывая изнутри губу, лишь бы не выдать звуков подступающей к горлу паники, пока её палец словно дразня повторяет невесомые круговые движения. А после надавливает. Удивительно уверенно, несмотря на сопротивление мышц проникая в тело, заставляя широко распахнуть глаза, резко вскидывая голову. Нет, это не больно, но слишком свежи воспоминания, чтобы так просто уйти от легкого неприятного ощущения. Хигучи делает плавное круговое движение, совсем малого диаметра, тут же убирая палец, оставляя ладонь лежать на ягодице, не надавливая, дабы не тревожить синяки. - Прости… - едва слышный шепот и… Ичиё искренне не ожидает ответных действий. Кажется Рюноске правда старается. Пересилить, успокоиться, поддаться ей. Иначе как объяснить что тот беззвучно мотает головой не отрываясь от её виска, зажмурившись, но заставляя себя расслабиться. И она продолжает, добавляя ещё смазки, проникая в этот раз на две фаланги. Ощущая горячие гладкие стенки, стараясь не спешить, растягивая постепенно, смазывая, подмечая подавленную попытку дернуться. Проталкивая до конца, когда тот успокаивается, чувствуя как сжимает палец у основания. Если не брать в рассмотрение контекст, это даже немного интересно. Как опыт, как ощущения. Хигучи действует осторожно, первое время не решаясь согнуть, только слегка водя, сначала кончиком, после всем пальцем, каждый раз дожидаясь когда за её движением не будет следовать реакции. Акутагава дышит тяжело и медленно, в то время как сердце бьется крысой, запертой в горящей клетке. Если следовать традиции средневековой пытки, такие прогрызли себе путь к свободе через человеческую плоть. Одаренный в целом не слишком удивится, если и его орган решит уподобиться этим животным. Он не может сказать, что это больно, даже дискомфортно многим меньше, чем тогда, в подвале и… Если судить совсем отстраненно, ему могла бы быть приятна её аккуратность но… Всё хорошее заглушается, острым вьющимся раздвоенным языком страха, проникающим следом за Ичиё, обжигающим ядовитыми каплями, впитывающимися в кровь, заставляющими дрожать и сильнее сжимать пальцы. Когда девушка решается на новое движение, он поджимает пальцы ног, и отпуская свою руку впивается ей в плечо. Ощутить, что оно тоньше. Ощутить её обнаженную, нежную кожу. Найти больше отличий. Бёдра ёрзают на месте, не имея возможности ускользнуть, когда она ведет пальцем словно в попытке оцарапать, только вместо ногтя, и без того выстриженного под корень, давит мягкой подушечкой, придавая движению волнообразный вид. После и вовсе сгибает, немного прокручивая руку, на секунду замерев, когда у самого уха послышался еле слышный, совсем нечаянно сорвавшийся у Рюноске скулеж, тут же осевший приятным теплом внизу её живота. Палец разгибается обратно, одаренный на выдохе пропускает тихое аханье, за которое, как кажется Хигучи, уже можно продать дьяволу душу. - Не больно..? – уточняет на выдохе не прекращая плавных круговых движений, постепенно выводя и возвращая палец обратно, стараясь равномерно разработать мышцы на всей доступной длине, стараясь игнорировать боль, врезающихся в собственное плечо, тонких пальцев её семпая. - Н-нет… - отвечает, пропуская пару вдохов, наклонившись ближе к её уху, словно намеренно возвращая её дыхание, что греет ему ключицу. И правда не больно. Когда получается сосредоточиться на девушке, даже не противно, но… Всё это моменты. Кадры в калейдоскопе ощущений, в которых бред настолько вплетен в реальность, что развести их фактически не возможно. И этот бред не позволяет эсперу успокоиться, в редких, нечаянных давлениях свободных пальцев девушки вырисовывая намеренные, болезненные наёмника… - Во-о-от так… - видимо оперевшись на его ответ, рискует осторожно ввести второй палец. – Видишь, всё в порядке… - она ловит легкое, тягучее, давящее ощущение, и решается мягко «погладить», провоцируя вместе со сдавленным выдохом, судорожное сжатие пальцев за которым следует осознание. Они же не так здоровы…Свободная рука ещё раз оглаживает спину, прежде чем метнуться, снимая его запястье, переплетая пальцы. - И-и…- новое, плавное поступательное движение попадает на самое начало слова, и то срывается уходя в тихий писк, который тот старается заглушить утыкаясь в её волосы. Она прекращает, и даже представить не может, насколько тот за это благодарен. – Извини…- наконец-то выдавливает извинение, только сейчас подумав. Что от его хватки теперь, скорее всего, останутся синяки. - Ничего страшного…Ничего… - Ичиё облизывает пересохшие губы, совсем забывая о близости чужой кожи, на мгновение запьянев, ощутив слабый соленый вкус, заставляя Рюноске замереть. Молодому человеку попросту перехватывает дух, и кажется всё на что он сейчас способен, сильнее сжимать её ладонь, гадая какие из мурашек запустил льдистый страх воспоминаний, а какие побежали от её дыхания, лизнувшего влажную кожу теперь не горячим, но прохладным дуновением. А Хигучи продолжает. По уже установленной схеме, лишь немного позволяя себе отвлечься, слегка поведя головой, потеревшись кончиком носа о нежную, бледную кожу. Совсем не ожидая, сменив движение, только-только разводя пальцы на манер ножниц, получить от Акутагавы новый, сдавленный, почти надрывный звук, тихий, но от того ничуть не менее трогательный. Пара секунд ожидания, и снова… На второй раз она готова предположить, что это напоминает всхлип. Нет, ему вовсе не стало больнее, просто…Чувственные, слишком хорошо ощутимые движения сводят с ума будоража, ломая границы и табу этой странной близостью, которой совсем не давно просто не могло существовать. Рюноске срывает. Постепенно толкает в пучину, не того океана, что он боялся ранее, пугающего, но понятного, совершенно неизвестную, закрытую своего рода эмоциональной инвалидностью, пучину, тех самых, проклятых чувств… Живых, шевелящихся, не задушенных и не подавленных на корню, что срывались теперь мимолетными всхлипами, вошедшими в единый ритм с плавными, бережными движениями Хигучи. - Я мо..- она начинает неуверенно, и Акутагава ей даже закончить не дает с протяжно плаксивым стоном мотая головой. Нет смысла останавливаться. Наверное… Одаренный сомневается буквально во всём, но её рука кидает на него тень уверенности. Голос отпугивает червей подсознания, а он в жизни не ощущал такого спектра всего, чтобы в секунды разобраться, что теперь с этим нужно делать. Новые движения, теперь опираясь лишь на язык его тела. Сводящие с ума полустоны. Нога совсем онемела, переставая чувствовать боль… Она действует словно в тумане, меняет углы, сгибает поочередно и вместе, на разной глубине, пару раз, поддаваясь искушению, повторяя немного резковатые толчки, заставляющие её семпая дергать бедрами, хвататься за её запястье, как за последнее спасение, и выгибать спинку… Наконец, Ичиё ловит себя на мысли, что во всяком случае первый из шариков, если она правильно помнила их размеры, должен пройти без особых проблем, и за этими мыслями убирает пальцы. Рюноске облегченно выдыхает, кажется впервые за это время почти полностью расслабившись, кажется, просто забыв, что всё это была только подготовка… Хигучи позволяет себе маленькой вольностью, нежно провести, ощущая как инстинктивно сжимаются влажные от смазки, растянутые мышцы ануса, прежде чем опять в слепую искать купленную игрушку. Ещё дома на всякий случай помытую и протертую подбанченным тем же консультантом дезинфицирующим средством, в целях обеззараживания, теперь девушка пыталась не глядя нанести на нее достаточное количество лубриканта, при этом окончательно не изгваздав кровать. Собственные брюки уже неотвратимо нуждались в стирке но… Лучше ведь переборщить, чем оставить её слишком мало и сделать ему больно?.. За возникшую передышку одаренный почти полностью восстанавливает дыхание, почти умудряясь игнорировать хлюпающие звуки за спиной, а от того ярче реагируя в момент, когда не живой прохладный предмет уверенно давит на естественное отверстие его организма. Очередной сорвавшийся предохранитель. Всё происходит как во сне. В проклятом кошмаре в считанные секунды ставя на место родной, ласковой Ичиё острые черты лисьей маски. Блондинистое золото отдает песчаной рыжиной и он сам не понимает как отшатнувшись успевает наотмашь ударить обидчика по лицу, теряя равновесие, заваливаясь на спину, смешно, дергано семеня ногами.В реальность его возвращает вскрик Хигучи.
Он лежит на кровати. У себя дома, со склизким от смазки ощущением меж ягодиц и едва тянущим глубже… Игрушка валяется рядом. А напротив сидит Ичиё. Его Ичиё с обожженной незаслуженной пощечиной щекой… В этот то раз точно не заслуженной и неожиданной. В первый раз за вечер, оба видят лица друг друга. У Рюноске влажные глаза и взгляд побитой собаки. У Хигучи ошарашенный вид и едва приоткрытые губы.На встречу друг другу они дергаются одновременно.
- Чёрт..! Прос.. – она обрывает извинения на ходу, напрочь игнорируя очнувшуюся и теперь ноющую ногу обеими руками обнимая его лицо, замечая влажный след от пальцев, сдавленно пища, принявшись вытирать его щеку, сбитым ранее в противоположный от них край, одеялом. Сыпет извинениями, только сильнее затягивая одаренного в болезненное чувство вины, заставляя повысить голос. - Ичиё! – на несколько секунд замирают оба, в зеркальном лабиринте хрустальной тишины, пока он не ловит чистую руку, прижимая её к губам, не целуя, но так и начиная говорить, с каждым словом касаясь тонких, дрожащих пальцев. - Ичиё, ты не виновата. Прости. Просто… Мне просто показалась. Не смей извиняться. – голос у него осипший, совсем тихий, но серьезный. Почти спокойный, или во всяком случае успокаивающий. Он медленно переводит дыхание, чуть сильнее сжимая её запястье. – Давай продолжим. Попробуем… - на самом деле он не хочет. Совсем не хочет, ощущая как от единого прикосновения едва устаканившаяся гладь воды, дернулась рябью паники. Но сильнее хочется успокоить её. В извинение за удар. В доказательство, если не для себя, то хотя бы для неё, то что он сильнее, что сможет это перебороть. У Рюноске кажется просто комплекс, требующий вечно что-то и кому-то доказывать. – Хорошо..? Девушка медленно кивает. Старается ободряюще улыбнуться но… Улыбка выходит не искренней. Не выходит так быстро прогнать мимолетно поселившийся страх того, что она всё испортила. Возможно даже ранила… Стоп! Хигучи тормозит саму себя и отползает обратно к стенке, дожидаясь пока Рюно, не вернется на прошлое место но… Неуверенно возложенные ей на плечи руки перехватывают до того как тот успевает их устроить. - Подожди…- она притормаживает мягко, нежно оглаживая тонкие, узкие, даже меньше её собственных, кисти его рук – Развернись, пожалуйста… Акутагава совсем уж не уверенно возится, пытаясь устроиться к ней спиной, никак не в состоянии умостить всё ещё подрагивающие ноги, дергаясь всем телом когда девушка подхватывает одну под коленкой, сгибая, отводя в сторону и переставляя через свою, в некотором роде фиксируя его, оставляя широко расставленными, навеивая мысли, что та точно обиделась и кажется решила отомстить. Свободная рука как и в самом начале оказывается на талии, а Хигучи из последних сил делает вид, что своими же действиями не смущена до смерти. Кое-как дотягивается до игрушки, прежде чем оставив её подле себя устроиться ещё немного удобнее, устраивая голову на его плече, чуть вытянув собственную вторую ногу, протолкнув под его и мягко, еще немного отводя в сторону. - Ты не против?... – уточняет с такой трепетной осторожностью, что он почти перестает верить в надуманное им же, желание мести с её стороны, от того и кивает в ответ, пусть щеки окончательно залило алым, а сам он почти лежит на девушке в преступно открытой позе… Ичиё же вновь добирается до игрушки, и в этот раз одаренный видит как прозрачная, немного вязкая субстанция ложится на силиконовую поверхность, стекая с краев, медленно обводя плавные скругленные линии, до того как его телохранитель успевает равномерно распределить слой, только сильнее пачкая и без того пропахшие дыней пальцы. Эспер совершенно не уверен какими ассоциациями теперь может быть чреват этот запах. Волнение, растущее с каждой секундой, сильнее давит на грудь, сковывая легкие, добавляя в дыхание не здоровой хрипотцы. Ему правда страшно. Даже не так. Почти жутко, и организм предательски выдает этот факт зажатыми мышцами и крупной, нервной дрожью. Пальцы коченеют и едва двигаются, и поддаваясь постыдно боязливому порыву, он отворачивается утыкаясь Хигучи в висок. Она же видит, слышит прерывистое, опадающее на щеку дыхание и только чуть ближе склоняет к нему голову, перехватывая игрушку, удерживая ее между мизинцем, большим и безымянным пальцами, освобождая указательный и средний, которыми осторожно касается ануса. - Давай пока так, ты же помнишь, это совсем не больно… - успокаивающий тон, осторожное круговое движение, немного щекотное и ужасно смущающее и… Рюноске выдыхает, пропуская в себя уже знаваемые теплые фаланги, на секунду снова дернувшись, от непривычной смены угла, замечая, что в новом положении маневренности стало заметно меньше. Пара поступательных движений, явно на пробу, осторожных и нежных, следом за которыми добавляется второй палец. Акутагава не шевелится, пока те не приходят в движение, повторяя уже прошедшие ранее жесты, легко проходящие но… Всё-таки ощущающиеся немного иначе, возможно от новой волны стресса, или новой позы, но пальцы ног невольно поджимаются в так прокрутившимся в нем, принадлежащих его телохранителю. Судорожно дергаются коленки, отзываясь на медленные глубокие толчки, слегка ёрзает таз, подаваясь назад, упираясь в девушку, и не сумев уйти от настойчивого движения, обращается протяжным стоном на ухо, словно этот стон она и протолкнула, вгоняя пальцы до упора, ощущая, как сжимает их у основания. В этот раз подготовка заканчивается быстро, да и по правде говоря, изначально является лишь формальностью, призванной успокоить растревоженное сознание молодого человека. Рюноске нашаривает её руку, держась хотя бы за плечо, пока ладонь девушки покоится на вжатом, напряженном животе, придерживая, слегка прижимая его к блондинке. Он жмурится сильнее, пока Ичиё немного дразнится, проведя кончиком игрушки, повторяя то, с чего они начали, коснувшись прохладным силиконом яичек, и тут же опускаясь ниже, пристраиваясь у успевших немного припухнуть и порозоветь мышц. - Главное не напрягайся… - шарик растягивает проход, легко поддающийся, почти затягивающий в себя идущую на убыль диаметра часть, оставляя странное ощущение на стыке перед большим и заставляя одаренного жалобно проскулить. Дрожь заметно усилилось и что-то неживое внутри навязчиво тянуло на себя воспоминания о наконечнике плетки, от которого сами собой сжимались стенки, тут же кидая болезненные позывы, встретив препятствие к полноценному сокращению. Акутагава сильнее сжимает пальцы и подтягивает согнутую ногу. - И-ичи… - голос так же дрожит, обрываясь вместе с начавшимся движением, меняющим угол, едва тянущим игрушку назад, выводящим шарик, было растягивая проход, но меняя направление и водя второй почти на половину. Боль на самом-то деле совсем слабая, легко терпимая, но одаренный содрогается всем телом, дергая бедрами вверх, пытаясь соскользнуть, освободиться от растягивающего нутро черного силикона. –Х..хватит… Ичи, пожалуйста…! – в голосе появляются высокие надрывные нотки. Внезапная паника, нарастает с каждой секундой уловив в этом положении что-то до дрожи общее с самыми глубокими и болезненными толчками плети наемника, и Рюноске уже не понимает, что сам мешает Хигучи осторожно убрать проклятую пирамидку. Эспер запрокидывает голову, скулит и всё вертит бедрами, нечаянно только сильнее насаживаясь, впуская в себя полностью второй шарик. На глазах опять выступают слезы. - Ичиё…! Пожалуйста… прошу… Хва..! – вскрик обрывается рваным выдохом, когда та рискует резко вывести так ярко спровоцировавший истерику предмет. Отбрасывает его в сторону, и крепко обнимает одаренного обеими руками, хотя тот ещё продолжает уже невнятно причитать. - Всё… Всё, тише… Я убрала, его больше нет. Видишь, ничего нет… Тебя никто не тронет без разрешения…- говорит лишь бы говорить, пока тот изворачивается в кольце рук, сам обнимая в ответ, поджимая, спешно сводя трясущиеся ноги. Чистой рукой Хигучи успокаивающе гладит его о волосам, дожидаясь когда его отпустит, и в серые глаза вернется осознанность. Когда ее семпай вернется сюда. В это время и это место. И только тогда решается выдавить вымученное, искренне виноватое. - Простите… Рюноске дергает головой и прикрывает глаза, почему-то так и не отпуская её из объятий, лишь ослабляя хватку так, что теперь при желании, она легко смогла бы ускользнуть. - Не уходи сегодня… - язык едва шевелится и Акутагава буквально шелестит эти слова. Он слишком устал. Слишком. Невыносимо, чтобы оставаться один на один со своими кошмарами, то того только сильнее стискивает зубы, до дрогнувших на лице желваков, когда телохранитель осторожно убрала с себя его руки но… Приступ не успевает накатить, придушенный опущенным сверху одеялом, вместе с которым вернулось и тепло юркнувшей обратно девушки. Да, в конечном итоге Хигучи не добилась желаемого эффекта, но... Может оно и к лучшему? Во всяком случае сейчас, после произошедшего, ситуация хоть немного вышла из патового, безвыходного положения, давая шанс, на то что из разбитого стекла психики Рюноске, во всяком случае, получится собрать витраж.