Пластыри и лютики

      Фриск редко ходил по магазинам в одиночку. В компании друзей, шумной и весёлой, было куда комфортнее: он отлично ладил и с людьми, и с монстрами, и вокруг него всегда толпились и те, и те. Покупать одежду, кофе или туалетную бумагу было куда приятнее, когда можно поговорить с кем-то в это время. А если Фриск и ходил куда-то один, то редко, чаще всего болтая в это время по телефону. Но двенадцатого августа, в шесть семнадцать вечера ему пришлось сделать исключение. Мобильник сел, солнце заходило за горизонт, отражаясь бликами на ровной водной глади. Набережная заканчивалась лестницей к торговому центру, все уже пять минут как разошлись, а у Фриска кровоточили мозоли на ногах: новые кроссовки оказались сплошным разочарованием. Они жутко натирали, делая ужасно больно, но любимые кеды сейчас были слишком грязными после последней заброшки, на которую Монстрёнок затащил чуть ли не силой. До дома ещё двадцать минут пешком, вызывать такси в такую прекрасную погоду не хочется, и Фриск всё же выбирает путь наименьшего сопротивления. Юноша поднимается вверх по той самой лестнице, скрипя зубами заходит в торговый центр и, пробираясь через толпу, проскальзывает в небольшую аптеку неподалёку от канцелярского.       — Здравствуйте, — здоровается человек за кассой. Фриск по началу даже не поднимает на него глаз, пытаясь включить севший телефон (один процент же ещё есть, ну же!), но после он закашливается, привлекая к себе внимание, и шатен всё же обращает на него внимание. Парень перед ним едва ли намного старше самого Фриска, смотрит чуть недовольно алыми глазами и сдувает прядь каштановых волос с лица. Фриск вглядывается сильнее, замечая, что в ярком свете солнца шевелюра юноши отливает медью. Смотрит ещё, и глаза, наполненные нескрываемым раздражением, резко превращаются в сверкающие рубины.       — Алло, — хмурится прекрасный незнакомец, привлекая внимание, — может уже возьмёте что-нибудь? Хватит пялиться.       — Ох, да, сейчас, — спохватился Фриск и поспешно вынул карту из нагрудного кармана синей рубашки в клетку, прикусывая губу. Он быстро оглядел прилавок глазами, пытаясь собраться и вспомнить, зачем пришёл сюда, но лишь снова уставился на юношу. Белый халат не скрывал воротник чёрной рубашки, и Фриск задержал внимание на том, как из-за чёрной ткани выглядывал мягко очерченный кадык.       «Пластыри», — напомнил он себе, сглотнув, — «я пришёл сюда за пластырями».       — Если не собираетесь ничего брать, то не тратьте моё время, — цокнул юноша и устало опёрся на прилавок, опуская глаза в свой телефон. Фриск задумался о том, что с клиентами так обычно не обращаются, но блять, парень был настолько прекрасным, что да, ему простительно.       — Пластыри, пожалуйста, — улыбнулся он и заправил достаточно длинную прядь волос за ухо, — и леденцы от горла.       Не то чтобы у Фриска болело горло, но брать только чёртовы пластыри было как-то некрасиво, что ли. Он, откровенно говоря, сейчас вообще о своём здоровье не переживает: зачем ему вообще эти пластыри? Плевать, что ноги жутко болят. Куда важнее то, что парень откладывает телефон и начинает что-то искать в ящичках сзади. Фриск думает о том, как бы снять с него этот чёртов белый халат. Дальше прекрасный незнакомец перечисляет чуть ли не весь ассортимент пластырей, которые имеются в аптеке, и Фриск честно старается слушать. Не получилось. Бывает.       — На твой вкус, но побольше, — резко переходит «на ты» Фриск с той же доброжелательной улыбкой. Незнакомец слегка краснеет, что-то бурчит себе под нос и выбирает какую-то упаковку с пластырями, — а леденцы малиновые. В остальном тоже на твой вкус.       — Пожалуйста, — выдахает парень, называя цену. Расплачиваясь, Фриск откровенно пялится на его рот, замечая маленькие царапинки на его губах. Затем скользит выше, вглядываясь в его лице и замечая едва заметные пятна веснушек. Юноша очень бледный, так что Фриск списывает их на рыжеватые волосы, а не на постоянное нахождение на солнце.       Отходя в сторону, Фриск аккуратно снимает с себя кроссовки и едва слышно шипит от боли, в добавок чувствуя, как глаза округляются: на ногах полный пиздец, всё, можно в гроб. Юноша за прилавком сначала не обращает на него внимания, но после вдруг громко вздыхает, показывая раздражение и обращая на себя внимание, быстро пробивает и оплачивает пачку влажных салфеток и перекись, после чего выходит из-за стойки вместе с взявшимся из ниоткуда стулом. Он подходит к Фриску быстрыми, уверенными шагами, ставит рядом с ним табуретку и чуть давит на его плечо, заставляя сесть.       — Прямо так собрался пластырь клеить? У тебя же там грязь, инфекция попадёт ещё, — цокает он и вдруг опускается на колени перед Фриском. У последнего аж уши краснеют от такого, но длинные пряди, спадающие вдоль скул тогда, когда Фриск опускает голову, уставившись на незнакомца в, чёрт, рваных джинсах с колготками в сетку под ними и чёрными ногтями, так что не страшно. Обладатель каштаново-рыжих волос кусает губу почти до крови, до конца снимает кроссовок Фриска и аккуратно смывает кровь и грязь с его ноги. Они оба понимают, что у Фриска отодран добрый кусок кожи и красные синяки вокруг ран. Незнакомец устало вздыхает, но принимается тщательно обрабатывать место повреждения. Фриск громко айкает от того, как больно делает ему перекись, но незнакомец поднимает на него свои невероятные глаза, и он тут же замолкает.       — Готово, — сообщает он ровным голосом спустя минут шесть и поднимается с колен, отряхиваясь и убирая салфетки в карман своего халата. Фриск быстро обувается и отдаёт ему перекись. — Не вздумай даже поверх вот этого клеить пластыри.       — Хорошо, спасибо! — улыбается Фриск и помогает незнакомцу донести стул до его законного места. Он делает это под присмотром алых глаз: оно и понятно, вдруг украдёт что-то. Уже на выходе он оборачивается и открывает рот, но юноша его опережает.       — Сегодня у меня нет настроения, но завтра я заканчиваю в девять, — говорит он, склонив голову на бок. — Чара. Мне восемнадцать, если тебе принципиально.       — Фриск, семнадцать, — говорит Фриск на прощание.       Примерно так он и стал ходить в эту аптеку почти каждый день.