ID работы: 10638500

In vino...

Слэш
NC-17
Завершён
9
автор
Размер:
6 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
9 Нравится 2 Отзывы 0 В сборник Скачать

***

Настройки текста

Но я не терплю слова друзья, Я не терплю слова любовь, Я не терплю слова всегда, Я не терплю слов. «Аквариум»

      Не надо было сюда приходить лично — такой простой вопрос вполне можно было решить через управляющих. Но день не задался с самого утра, а в такие дни граф Метелин принимал решения исключительно интуитивно.       Иначе говоря, как левая пятка пожелает.       Левая графская пятка сегодня желала пустить пыль в глаза людям, которые, по глубокому убеждению Метелина, его презирали. Показать, что он, граф, теперь человек деловой и занятой, вздёрнуть гордо подбородок, сверкнуть алмазными вензелями.       Не перед Набедренных, разумеется, у него свои вензеля не хуже. Но кое-кто другой пусть посмотрит. На то, как молодой и владелец завода стремительно проходит к кабинету Набедренных, как пожимают они друг другу руки и обмениваются исключительно деловыми замечаниями.       Хоть и дела-то того было — на пять минут. А потом Набедренных из вежливости предложил Метелину выпить вина. А граф от неожиданности и смутной моральной неудовлетворённости согласился.       С бокалом в руке сверкать вензелями гораздо эффектнее. А вино у Набедренных было отменное, особенно красное, с непривычным сливовым привкусом. Чего нельзя было сказать о компании — Метелин полагал застать в особняке обычное весьма разнообразное общество, но оказалось, что вино сегодня вечером дегустировал только господин Солосье.       И обстановка в маленькой непарадной гостиной была скорее интимная — вино пили при свечах, и большая часть экзотически обставленной комнаты тонула в тенях и сладковатом папиросном дыму.       Левая графская пятка немедленно зачесалась, и Метелин первый бокал опустошил гораздо быстрее, чем намеревался.       Господин Солосье развалился в кресле, демонстрируя всей своей позой, насколько по-домашнему он здесь себя чувствует, и слушал Набедренных, который вдохновенно фантазировал о перспективах развития технической мысли: «И отчего люди не летают как птицы, а ограничиваются передвижением по плоскости?» Жорж покачивал бокалом и влюблённо смотрел на своего приятеля, но губы под дурацкими этими усиками кривились обиженно.       Следовало откланяться и уйти.       Но Метелин зачем-то ввязался в дискуссию, поделившись слышанной от Гныщевича таврской сказкой о человеке, который сшил огромный бурдюк из шкур, нагрел его над костром и пытался так улететь на небо, чтобы проверить есть там бог или нет.       Жорж соизволил приподнять бровь, но взглядом не удостоил.       Ну и не надо, зло подумал граф, ему ведь разницы никакой — не один богатый приятель, так другой.       Набедренных за мистический поворот темы ухватился с восторгом, но развить не успел — слуга принёс ему чью-то визитную карточку, граф рассеянно взглянул на неё, отставил вино и, торопливо извинившись, покинул гостиную: «Не стесняйтесь, друзья мои, продолжайте столь занимательную беседу».       Жорж, так и не проронивший ни одного слова, выразительно фыркнул.       И это фырканье заставило Метелина остаться и наполнить бокал в третий раз.       — Очень жаль, — сказал он сквозь зубы. — Что вы, Жорж, в столь занимательной беседе участия не приняли. У вас наверняка есть собственное оригинальное мнение.       Жорж запрокинул голову на спинку кресла и принялся с интересом изучать хрустальную люстру над головой и скрытый тенями потолок.       — За такой беседой гораздо занимательнее наблюдать, — ехидно отозвался он. —Давно ли вы, граф, интересуетесь таврским folklore?       — Не всем же увлекаться Индокитаем.       — Однако индокитайское вино, согласитесь, недурно, — Жорж наклонил бокал в его сторону и покачал отставленным пальцем. — Вы что же, не обратили внимание на то, что пьете? Это, граф, нездоровый признак.       Тонкое кружево манжет скрывало костяшки, ложилось волной на изящные пальцы, блеснул золотом ободок перстня — и Метелин почему-то не мог отвести глаз от этой руки, а голову затапливало хмельное марево гнева. И гнев этот мешал подобрать ответ, такой же едкий и обидный.       С каких пор вообще Жорж зовёт его исключительно графом? И какого лешего его это задевает?       Нездоровый признак.       — Не слишком ли много внимания вы сегодня ко мне проявляете, господин Солосье? Сперва интересы, теперь вот о здоровье печётесь… — Метелин резко поднялся на ноги, не в силах больше находиться на одном месте.       Индокитайское сливовое вино оказалось коварным. Тело как будто бы слушалось, но все движения выходили чрезмерно неловкими. А пол под ногами — индокитайский же ковёр с птицами и гранатами — стал зыбким и ненадёжным, или это графская пятка опять проявила своеволие, или каблук подвёл. Теперь не разберёшь причину, да и поздно — Метелин уже пошатнулся, дрогнул бокал в его руке, наклонился, и тёмное густое вино уже разлито.       Пурпурные пятна расползаются по белоснежному кружеву.       Лицо Жоржа исказилось, и наконец-то он посмотрел прямо на Метелина, зло и презрительно посмотрел, и сразу стало понятно — извинения все будут пустыми и лишними, потому что никто их не примет.       И Метелин не извинился, лишь отступил растерянно.       — Замечательно, — ядовито сказал Жорж, двумя пальцами поднимая испачканный воротник. — Слова ваши расходятся с делом… Граф, ежели вы не хотите моего внимания, зачем же так усердствуете, его привлекая?       — Это случайность! — выпалил Метелин сердито и торопливо. — Я, разумеется, возмещу все ваши убытки…       — Это лионские кружева ручной работы, батюшкин подарок, — прошипел Жорж. —Вы сейчас несомненно думаете, что отделаетесь денежной подачкой, но такой вещи вы не купите нигде и ни за какие деньги.       Одного слова было достаточно, чтобы гнев вернулся и потеснил и растерянность, и неловкость, напомнив о том, что именно всегда раздражало Метелина в Жорже. И раз ситуация уже хуже некуда, зачем пытаться и выбирать слова?       — Вы слишком привязываетесь к вещам, господин Солосье, а ваш батюшка, меж тем, задаривает вас без меры.       — А вы завидуете, Саша, — Жорж встал из кресла. — Вот ведь в чём дело? У меня есть то, чего у вас нет и не будет, и вы смириться с этим не можете?       — Идите к лешему с вашими романными теориями, — зло ответил Метелин. — Мне плевать, что у вас есть и чего нет, вы мне неинтересны.       И отвёл глаза, потому что Жорж был слишком близко, а врать в глаза Метелин не умел совершенно.       — Да неужели? — фыркнул Жорж и взял графа за подбородок.       Пальцы у него были твёрдые и прохладные и пахли вином и папиросами.       — Да, — сказал Метелин, безуспешно пытаясь рассматривать ширму за спиной у Жоржа. — Скажите, как именно мне следует возместить вам ущерб, и на этом покончим.       Жорж выпустил его и шагнул назад.       — Что ж, вы сами это предложили, Саша, — он усмехнулся зло и лукаво и взялся за пуговицы жилета.       По золотистому шёлку ширмы были разбросаны скалы и цветущие кусты.       — Полагаю, я могу себе это позволить.       — Полагаю, что можете, — согласился Жорж, и зелёный жилет отправился на кресло.       — Что это вы делаете, Жорж? — поражённо спросил Метелин, ожидавший, что ему озвучат приличную сумму в грифонах.       — А на что это, по вашему мнению, похоже? — Жорж распутал узел шейного платка и с сожалением провёл пальцами по ткани. — Здесь тоже пятно, граф.       —Неважно, просто добавьте к общему счёту.       — Как великодушно с вашей стороны, — ядовито и вкрадчиво сказал Жорж и отбросил платок.       Проклятая рубашка была полупрозрачная.       — Господин Солосье… Жорж!       За одним из цветущих кустов, оказывается, прятался тигр — он крался по скале, мягко переступая мощными когтистыми лапами, скалил клыки и хищно сверкал жёлтыми глазами.       — Неужели я вас смущаю, граф? Вы же сами неоднократно говорили, что предпочитаете девиц?       Кожа у Жоржа бледная и нежная, но совершенно не девичья, с редкими курчавыми волосками на груди. Метелин не хотел смотреть, и всё равно замечал — и тонкие ключицы, и коричневые соски, и плоский живот. И выцветший след от чьих-то чужих губ.       — Верно, — сказал он хрипло, потому что рот вдруг пересох. — Однако ж, зачем вы раздеваетесь?       — Чтобы вручить вам рубашку, разумеется, — Жорж улыбнулся ехидно и протянул ему кружевной комок. — Смею питать надежду, что вы найдёте способ привести её в надлежащий вид.       Что же это, леший, он за прислугу его принимает? Швырнуть бы сейчас эту проклятую тряпку — да хоть в камин! — развернуться и уйти. А Жорж ведь этого и ждёт, чтобы он опять доказал, что заслуживает и презрения, и насмешливой этой ухмылки, потому что слово возместить ущерб дал, а сдержать не может.       Метелин стиснул зубы и взял рубашку.       И тут его посетила ещё одна неприятная мысль, от которой щёки его заполыхали.       — Однако как же вы теперь, господин Солосье, без сорочки? И не будет ли это всё превратно истолковано?       — Граф Набедренных, без сомнения, одолжит мне одну из своих, — Жорж безмятежно отмахнулся и снова упал в кресло. — Он человек широких взглядов, не переживайте.       И кончиками пальцев скользнул по груди, да так, что Метелин вдруг живо представил то, о чём думать не желал никогда. Пол под ногами снова стал зыбким и ненадёжным.       — Упаси леший, — буркнул он и развернулся на каблуках к двери.       — Уверены, что не хотите дождаться его возвращения? — хихикнул ему в спину Жорж.       Этот вопрос граф Метелин крайне невежливо предпочёл оставить без ответа.       И в этот раз точно нужно было отправить слугу с запиской. Но Метелин хотел увидеть изумление на нахальном лице господина Солосье.       Пусть неловкая ситуация превратилась в забавный анекдот — рассказчиком Жорж был отменным и, наверняка, историю дополнил и приукрасил. Однако же известно, кто смеётся лучше всех. Граф Метелин комедийный жанр не любил и потакать распространению анекдотов не намеревался. А способ для этого был всего один — поставить в этой истории закономерную точку.       В «Алмазах» ничего не изменилось, и встретили его с прежним радушием, словно не и было никакого перерыва. И привилегия единственного приятеля, допущенного в дом, всё ещё действовала — ему позволили подняться в комнаты Жоржа без сопровождения и доклада.       Это раздражало. В чужой доброжелательности Метелин тонул, как муха в патоке. Она была слишком заманчива и одновременно совершенно фальшива, потому что предназначалось очевидно не ему, человеку Александру Метелину, а «другу господина Жоржа».       По лестнице Метелин поднимался стремительно, стараясь не смотреть по сторонам и не думать.       Жоржа он застал за чтением, и выражением лица насладился вполне.       — Неужели вы не рады меня видеть, господин Солосье? — и от колкости не удержался.       — Скорее, не ожидал, — Жорж, впрочем, нашёлся быстро.       Он захлопнул книгу и с подоконника спрыгнул. И Метелина передёргнуло от узнавания: он, оказывается, до сих пор помнил об этой привычке Жоржа сидеть боком на подоконнике, обхватив рукой одно колено. Когда-то давно, в прошлой жизни, раскованность друга его восхищала — в особняке Метелиных никому и в голову бы не пришло сидеть на подоконнике, разве что кухаркиному коту. И тому бы, пожалуй, выговаривали, что так себя вести не подобает.       А Жоржу не выговаривали, только умилялись.       Метелин бросил на стол свёрток в шёлковой бумаге.       — Извольте удостовериться, Жорж, что драгоценная рубашка ваша в целости и сохранности.       — Поразительно, — Жорж ловко распутал ленту. — Как же вам удалось? Я, признаться, был уверен, что пятна от этого вина вывести без вреда для кружев невозможно.       Метелин уверен не был в силу своей полной неосведомлённости в некоторых областях, однако камердинер его качал головой и цокал языком так, что и граф начал опасаться — не придётся ли заказывать новую рубашку из Европ.       Приведённая Гныщевичем женщина из Порта тоже языком цокала, трогая тонкое кружево красными грубыми руками, пыталась путано что-то объяснять про то, что такую вещь варить нельзя, только присыпать чем-то и отмачивать. Метелин понятия не имел, о чем она говорит, но заплатил щедро. Хоть и подозревал, что большая часть уйдет в совсем другой карман — и пусть уходит, ведь это не столько плата за посредничество, сколько за молчание.       — Грифоны обладают магическою силой, — самодовольно ответил он Жоржу. — Вы удовлетворены, я надеюсь?       — В полной мере, — Жорж поднёс рубашку к лицу и принюхался. — Вы, впрочем, могли отправить посыльного, зачем же такая честь?       Что именно добавляла в свой таз женщина с красными руками, неизвестно, но лионское кружево пахло теперь росскими ромашками — Метелин знал, потому что рубашку тоже в руках крутил, придирчиво выискивая, не осталось ли где пятна.       — Убедиться хотелось лично, — признался Метелин, незаметно отступая к двери. —Что все наши взаимные претензии исчерпаны.       — Убедились, а теперь намерены сбежать, — Жорж покосился на него лукаво и позволил ткани выскользнуть из рук. — Почему ты убегаешь, Саша?       Он шагнул к Метелину, и это до неприличия напоминало о прошлой встрече, вот только теперь они были не в гостиной чужого особняка, куда в любой момент мог зайти посторонний, а на территории Солосье, в комнате за закрытой дверью.       — Я не убегаю! — хрипло возразил Метелин, облизывая пересохшие губы. — Но оставаться здесь … Я занятой человек, в конце концов… Жорж!       Жорж смотрел на него пристально и ждал продолжения, и уголок его рта подёргивался — словно он никак не мог решить, обидеться или ухмыльнуться.       Метелин и сам не знал точно, что именно хотел ему сказать — слов не хватало, чтобы выразить то, что происходило в его голове. Что ни скажи — всё будет неправда. Находиться в этом доме было невыносимо, слишком здесь было хорошо и потому — плохо. И Жорж раздражал тоже, как больной зуб, как мелкая заноза, которую и достать не получается, и игнорировать невозможно. Что было между ними, каким словом это назвать, так чтобы уместилось всё — и щелчки выстрелов, и бесконечные разговоры, и жгучее собственническое чувство, и злые мысли, и тонкие обнажённые ключицы, которые мучительно хотелось потрогать.       К лешему, решил Метелин, и собрался снова развернуться и уйти.       Жорж поймал его за шейный платок.       — Очень занятой человек Александр-р, — медленно произнёс он, перекатив на языке «р» на французский манер. — Я тебя надолго не задержу. Только позволь выразить мою благодарность.       Шельма Жорж задумал опять какую-то шутку, понял Метелин, смущающую и унизительную шалость, и нет никакого способа его остановить, можно только опередить.       — Хорошо, — сказал он отчаянно и наклонился к нему сам.       — О-о, — успел удивиться Жорж.       Поцелуй начался неловко, но потом Жорж оправился от изумления, запустил руку в его волосы, не давая отстраниться, и ответил.       Для некоторых выражения некоторых чувств действия подходят лучше, чем слова — злые и жадные прикосновения, торопливо сброшенная на пол совершенно лишняя одежда, прогибающаяся под двойным весом перина.       Горячие ладони, твёрдые пальцы, мягкие губы и влажный ловкий язык.       И никаких слов, потому что слова лгут, а зубы, прикусывающие бледную кожу на плече, на груди, на внутренней стороне бедра, — нет.       Моё, говорят оставленные зубами следы.       На ощупь всё — другое, непривычно жёсткое, руки ищут мягкие податливые округлости и не находят.       — Ну же, — нетерпеливо и насмешливо спрашивает Жорж, когда он замирает в растерянности. — Ты не знаешь, что нужно делать?       — Знаю, — сквозь зубы цедит Метелин, и щеки его горят от возбуждения и лжи.       — Тссс, — шепчет Жорж, толкает его на спину и целует.       Он и понятия не имел, что и так тоже можно.       Его пальцы впиваются в ягодицы Жоржа — ему хочется быстрее и глубже, но страшно от собственной неловкости. Ему кажется, что это должно быть чудовищно больно, но Жорж улыбается и ласкает себя, и глаза его полузакрыты — и теперь Метелину хочется, чтобы Жоржу было больно, хочется, чтобы эти глаза распахнулись и посмотрели на него. Хочется услышать, как Жорж молит — о чём? О пощаде? О продолжении? Метелин не знает. Ни одной связной мысли в его голове нет сейчас, только лихорадочные обрывки. Жорж ритмично приподнимается и опускается на его бёдрах, и молить о пощаде готов сам Метелин.       — Жорж, — зовёт он хрипло.       Тот не отвечает, но насаживается глубже, и Метелин чувствует, как он сжимается.       — Жорж, — требует он.       Пальцы ложатся на его губы, и он прикусывает их кончики, трогает языком подушечки — Жорж сбивается с ритма и запрокидывает голову, грудь его судорожно вздымается.       Метелин вдруг забывает, как дышать.       Однажды, в другой жизни, рассказывая про очередное батюшкино приключение, полное пикантных подробностей, Жорж задумчиво заметил, что женщина может солгать о полученном удовольствии, а мужчина — нет. Какая разница, удивился тогда неискушенный Метелин, а Жорж спрятался за манжет.       И вот теперь он видит лицо Жоржа на самой вершине, на гребне волны, которая вот-вот подхватит его самого — и понимает — разница огромна.       Метелин приподнимается на руках, садится и подхватывает его за спину, целует нетерпеливо — Жорж цепляется за его плечи, прижимается виском к виску.       Кудрявые волосы влажны от пота. Метелину кажется, что они пахнут ромашками.       — Ещё, — шепчет Жорж.       Это безумие, думает Метелин и опрокидывает его на кровать.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.