Блинчик

Вэс искренне старался не унывать, оказавшись в Константе, хотя разозлённый его появлением Максвелл сделал всё, чтобы жизнь мима превратилась в жалкое существование. Злой волшебник, вероятно, совершенно не представлял, насколько парнишка привык быть магнитом для неприятностей, и с этой точки зрения тюрьма-невидимка дарила долгожданный покой. Или экзистенциальный кризис, если сбиться со счёта смен дня и ночи. Не раз прокручивая в голове тот злополучный день Вэс вспоминал лишь маленькую девочку, которой не смог вернуть куклу, и от этой мысли на душе скреблись кошки. Всё, к чему он прикасается, пусть даже мимоходом, превращается в кошмар. Может и это место до его появления было лучше?.. Вэс не знал, честно, и старался искать хорошее в роковом стечении обстоятельств, перечисляя по памяти тех, кому помогли его неудачи. Он был слишком добрым малым, чтобы оставить попытки сделать мир чуточку лучше для других, даже если для него самого всё заканчивалось печально. Единственное, о чём Вэс действительно жалел, кроме самой истории с куклой, — его любимый блинчик. Нет, ему не было жаль разделить его с обезьянкой, но падающий на тротуар джем являлся во снах, и его шлепок слишком походил на звук падающей слезы. Героическое спасение Уилсоном мгновенно пробудило всё самое доброе и светлое в Вэсе, и именно поэтому в разгар тут же начавшейся грозы в него ударила молния. Не убила — и то славно, но перепугала всех знатно. С этого момента начались его приключения в компании других выживающих, бесконечные попытки всех развеселить, а также преследование гончими, пауками, оборотнями… Мим был нарасхват среди всех обитателей этого мира, просто из выживающих — за очаровательную улыбку и искреннюю доброту, а у всего остального — за тотальную беззащитность. Вэс довольно быстро и легко примирился с мыслью, что лесоруб и камнедобытчик из него никудышный, и с тем, что он — самая завидная цель для всего недружелюбного. Для окружающих в последнем был явный плюс, и пока Вэс стремглав пытался убежать от гончих, остальные методично добивали их, спасая мима. Да и в грозу с ним не страшно, если рядом нет громоотвода. За него — да, а с ним — нет. Лишь иногда, сидя у костра ночью, Вэс вспоминал про ту опустевшую улочку, про куклу девочки и то, с каким звуком джем из любимого блинчика падает на тротуар. Тоска клубилась где-то в районе желудка. Он никому не мог и не хотел рассказать о том, как очутился в этом мире и что оставил незаконченным. Описывать любимую еду не было смысла вдвойне — хоть люди приноровились разгадывать его пантомимы, даже начитанная донельзя Уикерботтом не знала рецепт французских блинчиков. Или не знала, что должна бы его знать. Сам Вэс к готовке любимого блюда предпочитал не притрагиваться, имея в запасе сотню неуклюжих историй, о которых никогда никому не расскажет даже на языке пантомим. Значительно позже их компанию пополнил Варли, и каждый вечер они вместе устраивали ужин с концертной программой, что здорово поддерживало моральный дух всех присутствующих и дарило Вэсу умиротворение. Он в прямом смысле вкладывал в шарики свою душу, чтобы развеселить окружавших его людей, всех до единого из которых он обожал за сам факт их существования, и большего ему не требовалось. Заживали и раны от гончих, и раны, что остались на сердце от былых роковых неудач. А когда Варли с милой улыбкой предложил ему блинчик с ягодной начинкой, Вэс запомнил звук, с которым слеза падает на тесто. Это всё, что ему требовалось для счастья.