Горящие на палубе огни

      На палубе уже горел свет. Очередной утомительный день вдали от дома подходил к завершению. Члены экипажа вот уже прекращали свою суету на корабле, все готовились к ночи.       На толще водной глади оставались последние лучи закатного солнца. Отблески кристального морского зеркала пестрели на выразительном умиротворённом мужском лице. Их мягкий свет своими мягкими прикосновениями ласкал дорогие черты. Красно-карие глаза горели огнём уходящего солнца. Казалось, в них отражался целый мир. Такой величественный и непостижимый. И это было донельзя правильно. Ему так шло это спокойствие, море даровало его. Даже невооружённым глазом можно было сказать сколько то для него значит. Он был рождён бороздить океан и ему это нравилось. Никто даже и подумать не мог, что столь яркий и резкий человек, будет столь нежен здесь, на борту. Его непринуждённая улыбка и ямочки на щеках делали каждого потенциального наблюдателя немного счастливее. Цукаса бы даже сказал, что это не солнце так красиво подсвечивает его профиль, а просто сам капитан таит в себе главный источник этого немеркнувшего света. Глядя на такого него в душе начинает теплиться что-то доселе неизвестное, но разрастающееся с каждым днём. Оно растекается по венам и заполняет собой всё естество. От каждой его фразы, каждого его действия, направленного на какого-то там сильнейшего в мире примата, по телу проходит такой электрический ток, что его бы хватило на недельное питание всего корабля. Стоит признать, находиться в компании с этим человеком было безумно приятно. Приятно вдыхать вместе с ним запах йода и соли вот так, стоя у борта, приятно встречать рассвет, помогая расправлять парус, приятно наблюдать как двигается кончик его горбатого носа, когда тот громко раскатисто смеётся, как дёргаются в удивлении широкие брови, и как щурятся довольные глаза. В такие моменты думать о чём-то другом не получается. В памяти остаётся только один образ. И поэтому ты просто стоишь и завороженно смотришь на это чудо. А после накатывает такая обида на себя самого потому что не позволил себе встретиться с ним раньше. Рюсуй надолго заседает в голове, голос его шумом прокатывается по каждой мысли так, что звенит в ушах.       Как теперь жить без этого человека, способного настолько, что остаётся лишь диву дивиться. Что теперь делать без его редкого флирта и искры во взоре? С первого взгляда тот казался таким несмышленым и легкомысленным, но в итоге таковым оказался лишь сам Шишио. Он уже давно погряз в этой пучине, выбраться из которой более не представляется возможным. Нанами за столь короткий срок успел стать неотъемлемой частью его жизни.       И ради него действительно хотелось стараться, стараться также как для Мирай, также как для Сенку. Пожалуй, Цукасе впервые так сильно хочется чьего-то внимания. И он выкладывается на тренировках на весь миллиард, нет, десять миллиардов процентов. В конце концов, он так старательно желает привлечь к себе внимание, что, кажется, все видят как мечется его душа к одному только человеку. Возможно, все члены экипажа стали случайными свидетелями его странного влечения. И как же хочется, чтобы и тот, кому Цукаса всё это адресует, тоже понял. Чтобы он понимал всю свою значимость хотя бы для одного человека.       И может, когда нибудь, когда всё закончится, и цивилизация будет восстановлена, Шишио сможет осмелится позвать его к себе выпить. Только он, его друг и алкоголь. В тот вечер он грезит напиться и рассказать всё, что об этом думает, рассказать все свои переживания и приподнять завесу своего желания. Возможно единожды по пьяни стать случайными любовниками и оказаться настолько близки, чтобы понимать друг друга без слов. Нет, они итак уже могут обмениваться своими мыслями, не размыкая губ. Их общение с самого начала не было похоже на обычное товарищество, но по натуре человеческой всегда хочется большего. Цукаса всегда знал это и противился тому. Но как бы он не боролся со своими желаниями, как бы не прикрывался своей мнимой праведностью, в глубине своей души отрицать не мог. Ему тоже не было достаточно. Утопая в океане своих глупых мыслей, всё естество экстренно требовало ещё. Да, возможно, он и не был настолько жаден, как человек, стоящий всего в паре сантиметров от него, но да какая, впрочем, уже разница? Подобное происходило с ним, Цукасой, главным борцом против устоев старого мира, и это пугало. Неужели Рюсуй Нанами оказывал на него столь большое влияние?       Из мыслей его вывело лёгкое прикосновение к плечу. Такое невесомое и еле заметное, опущенное не то со страхом, не то с безграничной нежностью и вниманием. Конечно, Шишио надеялся на второй вариант. Рука была убрана также быстро как и появилась, что несколько расстраивало, но он бы предпочёл не думать об этом. Поэтому просто медленно повернулся на беззвучно обращение. Взгляд снова скользнул по красивому лицу и остановился на извиняющейся, чуть заметной полуулыбке. Рюсую нужно было идти. Цукаса понятливо кивнул и немногословно бросил – «Я скоро буду». Он отвернулся обратно к воде. Где-то за спиной послышалось пожелание спокойной ночи и тихие шаги. В голове сразу всплыла картинка, как их капитан аккуратно крадется (ну или очень пытается), стараясь не цокать каблуками сапог. Этой мысли стоило лишь улыбнуться и продолжить стоять рассматривать уже тёмную завораживающую гладь, так напоминающую одного невероятного человека. Огни на палубе уже давно были погашены.