Верная предательница

      Эбби родилась в этом отравленном смертью мире, но жила как ни в чём не бывало. Каждый день есть еда на столе, горячий душ, тёплая постель. Здание из больницы превратилось в неприступную для чужаков крепость, защищала всех её близких и знакомых. Но в один день чужак всё-таки смог проникнуть за её стены под маской союзника.       Смерть, что бродила годами по опустелой земле, наконец добралась до Эбби. Дышала своим мерзким дыханием прямо в затылок, застав девочку врасплох. Грязными когтями вырвала самое драгоценное, что у Эбби когда-либо было. Напоила своим ядом её душу, оставив медленно и мучительно умирать.       Чужак умер. Даже не умер, а подох, как бродячая псина. Изуродованная многочисленными ударами морда блестела в полумраке: от заветной мести Эбби отделял лишь один мощных взмах. Когда всё помещение разразилось истошными женскими криками, смерть затянула своими липкими косматыми лапами толстую петлю на шее Эбби.       В воспоминаниях о дороге обратно в Сиэтл остался лишь жгучий мороз, пробирающийся под мокрую куртку.       Боль в мышцах после тренировок не унимала боль в груди от каждого пробуждения после той злополучной ночи. Раньше помогало: каждая физическая нагрузка приносила небольшую дозу противоядия, заставляла думать только о том, что будет, а не о том, что было. Но и то, и другое уже отпечатались в её истории. Уродливыми шрамами покрыли сердце, что не прекращало беспокойно стучать. Смерть посадила Эбби в карцер, оградила от любой помощи уже очень давно. Но Эбби заметила его толстые решётки только сейчас.       "Может, мы перестали искать свет."       — Может, — горько усмехалась Эбби в ответ пронёсшимся в голове чужим мыслям. Теперь, когда она засыпала на лодке с Левом, к двум чудовищным образам присоединился ещё один — самый свежий и до сих пор кровоточащий. Резкий подъём с дивана иногда будил спутника, который сам, бывало, вставал в холодном поту от собственных кошмаров.       А когда это всё началось? Когда из её поля зрения исчез свет, потухнув навсегда? Когда она из страждущего светлячка превратилась в одичалую волчицу? Наверное, в тот самый момент. Задолго до того, как клюшка с отвратительным хрустом пробила череп другого человека. Свет внутри неё погас, когда родной медицинский халат багровел, вытягивая жизнь у самого близкого из всех. Кровь впервые растекалась по полу, блестя под яркими лампами, не спеша двигалась к коленям девочки. В тот миг что-то у неё внутри упало вниз, к желудку, навсегда там и оставшись. Словно этот внутренний выключатель не просто отключили — вырвали с корнем, безвозвратно сломав.       Во второй раз по полу растекалась вовсе не родная кровь — чужая, незнакомая. Собственные глаза налились животной яростью, навсегда оборвав другую жизнь. Но свет так и не вернулся: внутри продолжала пустовать всепоглощающая мгла.       А в третий раз увиденная кровь больно обожгла что-то в груди. Заставила согнуться пополам, мышцы сковало дикими спазмами. Смерть тяжёлыми шагами приближалась к Эбби, волоча за собой ушедшие души. И все они вышли из своих тел по вине всего одного человека — Эбби.       Не стоило убеждать отца идти на операцию. Не стоило приводить Джоэла с братом в тот дом. Не стоило уезжать из океанариума.       Наконец-то наступила бессонная ночь, когда Эбби впервые отключилась от изнурения, а не уснула.

***

      Они с Левом вышли на сушу. Их поиски увенчались долгожданным успехом — Светлячки ещё где-то остались. Приступ радости зажёгся ярким огнём под сердцем, отбивающим теперь неожиданно ровный ритм.       Желание обнять Лева и тепло прижать его к себе быстро сменилось на необходимость вырвать мальчика из рук врага и убежать на спасительный остров союзников. Но смерть решила иначе — она затянула петлю на шее до упора, что всё это время покоилась на плечах Эбби с той самой ночи в Джексоне.       Она потеряла счёт времени уже давно. Прошло ли несколько часов или месяцев — доподлинно неизвестно. Не помнила и то, что говорили ей и что говорила она сама. Какие ругательства выплёвывались из её рта, какие — из чужого ей в лицо. Секунды начали приобретать свою привычную форму только тогда, когда песок стал жечь незажившие раны.       Освобождение Лева произошло само собой, по инерции, автоматически. Будто это было её биологической потребностью, восполняющейся организмом так же, как дыхание. Однако спасительная реабилитация прервалась лишь одной фразой:       — Я не могу дать тебе уйти.       Эбби показалось, что прогремел выстрел. Оглушительно, громко, пугающе. У противника в руке был нож, что заставило Эбби набросится первой. На руках множились колотые раны, зудящие после каждого падения в солёную воду. От изнеможения и общей усталости она пропускала множество выпадов и мощных ударов Элли, постоянно падала, но всё-таки вставала. Ради себя и Лева. Ей совершенно не прельщало умереть здесь, оставив сироту на произвол судьбы, но и убивать снова ей тоже не хотелось. Тем более того человека, что сейчас гневно обрушал на неё кулаки, покрытые чужой кровью.       Вдруг всё стихло: остались слышны лишь волны и разнобой двух дыханий. Туман на горизонте тоскливо темнел. Мокрое дно осталось наедине с Элли, когда Эбби отшвартовала лодку.       Послышался тихий плач. Но шум воды под вёслами медленно его заглушал.