Call It What You Want

Серёжа держится уверенно, спокойно отвечает на вопросы журналистов, пресекая каждую провокацию кратким: «без комментариев», и кажется, никто, кроме Олега не видит, как дрожат уголки его губ в натянутой улыбке, как он неуверенно сжимает-разжимает руки в кулаки и как он еле заметно оборачивается, бросая на Волкова умоляющие взгляды исподлобья. «Эй, я с тобой» — Олег показывает ему большой палец вверх, и Серёжа, тут же поворачиваясь назад к камере, обречённо вздыхает и улыбается репортёрам, смахивая с лба лезущую в глаза чёлку. Олег не может сдержать вздоха обожания и гордой улыбки. Это его Серёжа, его от корней волос до кончиков тонких музыкальных пальцев, он всегда был его: когда был маленьким и позволял носить за ним портфель и бить за него морды, разбивая кулаки в кровь, был его даже тогда, когда они оба выросли и избавились от детской наивности, но продолжали держаться вместе, его талантливейший и светлейший гений, которого он обожает всего целиком и полностью. Волков жадно следит за каждым серёжиным взглядом, случайно обращённым в его сторону, мысленно целует острые скулы и наморщенный нос, каждая черта Серёжи выучена им наизусть, как любимое стихотворение. Тёмные, почти сошедшие следы на шее (Олег с усмешкой мысленно отмечает, что это пора исправить), сосредоточенное красивое лицо и покусанные ключицы, скрытые воротом душной рубашки. Олег обожает в нем все. Они встречаются взглядами, и Серёжа нервно сглатывает. — Что вы можете сказать по поводу предстоящего запрета анонимайзеров? — задаёт вопрос красноволосая журналистка, оценивающе рассматривая Разумовского. — А? — переспрашивает Серёжа, не отводя взгляда от Волкова, — вы можете повторить ещё раз, извините? Репортёрша недовольно поджала губы и повторила свой вопрос, раздраженно и нетерпеливо постукивая ногтями по микрофону. Ей совсем не хочется здесь находиться, и Серёжа предполагает, что ей есть куда возвращаться, и кто-то точно ждёт её дома. Он, в общем-то, её прекрасно понимает: он тоже хочет уйти, разлечься в родных руках, прижаться к тёплому телу и отпустить себя, чтобы о нем позаботились. Ему хочется прямо сейчас броситься Олегу на шею и зацеловать его всего, но он не имеет никакого права сделать это сейчас. Ему и так достаточно статей с громкими заголовками стервятников про нетрадиционную ориентацию главы компании «Vmeste». И невдомек журналистам, что они друг друга с детства знают, что право на то, чтобы быть вместе, им пришлось выгрызать зубами, и когда у Серёжи не было никого — у него был Олег. — Я... это противоречит понятию свободы слова, — говорит Сергей, нахмурив брови, — это неправильно. У каждого пользователя сети должно быть право на анонимное пользование контентом. Девушка кивает и сладко улыбается, отчего Разумовский тут же напрягается, весь резко вытягивается как струна и снова оборачивается, ища взглядом Олега и тут же успокаивается, найдя. «Всё в порядке» — продолжает думать про себя Сергей. «Это всё не со мной». Он на мгновение жмурится, к горлу подступает ком, всё, о чем он сейчас может думать, так это о волнении в глазах Олега, который выглядит так, будто готов прямо сейчас выкрасть его из зала, и, видит Бог, Серёжа бы ему позволил. — И ещё один вопрос, — вальяжно растягивает слова журналистка, облокачиваясь на трибуну, Сергей видит в ней хищницу, которая готова разорвать его на мелкие кусочки ради сенсации, ох, он так ненавидит это. К горлу подкатывает истерика. — Да? — дрожащим голосом произносит Разумовский, слегка отступая назад. — Как вы можете прокомментировать ситуацию с заголовком газеты «Новая правда»? Сергей почти физически ощущает взгляд Олега на своей спине. — Не понимаю, о чем вы, — честно отвечает он, и журналистка усмехается. — Оу, — она надувает губы в притворно-удивленном жесте, — вы правда не видели этот скандальный заголовок? Очень жаль, Сергей, — уголки ее рта опустились вниз, — в прессе активно распространяются мнения о вашей... особой связи с вашим телохранителем. Как вы можете это прокомментировать? Серёжа чувствует, как у него земля уходит из-под ног. Смартфон выпадает из руки. — И-извините, — бормочет он, — я не понимаю. Это бред. Девушка смотрит на него почти с сочувствием. — Без комментариев, — выпаливает Сергей, до боли в руке сжимая микрофон. Журналистка понимающе кивает, но Сережа чувствует себя так, будто его растоптали, разбили, как хрупкую фарфоровую вазу с большой высоты. Он разлетается на тысячи осколков. Пока не ощущает тяжелую руку на своём плече. — У Сергея Дмитриевича встреча с инвесторами. Спасибо за то, что посетили нашу презентацию, — голос Олега звучит как мягкий плед, в который хочется укутаться и никогда не снимать, но сейчас в нем слышны металлические нотки. Журналистка выглядит раздосадованной, но быстро натягивает на лицо фальшивую улыбку и кивает. — И помните, мы можем изменить этот мир только вместе! — Сергей показывает пальцами знак соцсети и позволяет Олегу увести его с собой, облегченно выдыхая. Крепкая хватка его пальцев на тонком запястье чувствуется как что-то такое правильное и настоящее, от чего Разумовский никогда не сможет отказаться, в родных тёплых руках он ощущает себя действительно живым. Истерика, зарождающаяся внутри, медленно идёт на спад с каждым шагом, что они делают вместе. На мгновение Сергею кажется, что, может, у них и сердца бьются в каком-то одном ритме, а может, и дышат они вдвоём тоже в унисон. Все это как в сказках или древнегреческих мифах, где всё переплетено, и каждый поступок, каждая мысль были нужны, чтобы привести к единому правильному варианту. Или человеку. Они слеплены друг для друга из одного пластилина, два искалеченных человечка, оба бракованные, оба сломленные, и наверное, если бы не было их у друг друга, то и в живых их бы сейчас не было. Во время панических атак и пылких истерик — лишь «Лиличка» Маяковского шепотом под нос и имя родное и любимое, на горячих точках, когда глаза закрыты от дыма и резкого газа и залиты кровью, в руках — волчий клык на подвеске, который уносит куда-то далеко, в тёплые объятья, «береги себя» сломленным от дрожи голосом. — Отмени все встречи, — устало говорит Олег Марго, и Сергею хочется запротестовать, сказать, что он, вообще-то, уже взрослый мальчик и вполне может справиться со всем этим, но по твёрдому взгляду мужчины понимает, что тот не намерен слушать его отговорки, и решает промолчать. Да и он действительно не в порядке. Он чувствует себя разбитой мозаикой, но что ж, Олег знает, как его починить. — На моей репутации ещё никогда не было так много чёрных пятен, — Сергей горько усмехается, и хватка на его запястье усиливается. — Ты в норме? Серёжа вздыхает и пожимает плечами. — Я не знаю. Нет, да, наверное. Меня трясёт, — он выставляет перед собой дрожащие руки, и Олег тут же берет их в свои, мягко поглаживая пальцами, — но сейчас мне легче. Ты здесь. Это главное, — шепотом произносит Сергей и слабо улыбается кончиками губ. Олег зеркалит его жест и тоже улыбается, несмело и слабо, и в эту секунду Сергей понимает, что ему тоже больно и тоже страшно. Волков прижимает его к себе резким движением и утыкается носом в макушку, легко касаясь губами. — Серый, — его голос звучит обречённо и болезненно-ласково, — ты себя губишь. — Знаю, — шепчет Серёжа и мягко улыбается, касаясь кончиками пальцев его плеча, — но ты же рядом, да? — Всегда, — устало говорит Олег и проводит носом по его макушке. Серёжа помнит, как они стояли так в детстве — когда мерзкая воспитательница била его палкой по пяткам, когда Костя Павлов воровал его рисунки и разрывал их в клочья, зареванный и красный от рыданий, он прижимался к Олегу, который гладил его по голове руками, засыпанными кровавыми ссадинами. Разбитые костяшки пальцев, потерянный в сугробах, с любовью связанный сердобольной уборщицей в их детдоме, тёплый зелёный шарф, царапины на лице и синяки от чужих кулаков. Олег с детства привык защищать его. И хранить его тайны. — Отведи меня к кровати, — властно говорит Разумовский, и Олег закатывает глаза, но послушно ведёт, не выпуская из полуобъятий, — Олеж, я так устал, ты себе представить не можешь. Волков лишь громко хмыкает, когда Сергей плюхается на кровать с мученическим стоном и хлопает по свежим хрустящим простыням, но этому призывному взгляду голубых глаз он сопротивляться не может. — Чёрт с тобой, — Сергей закусывает губу, когда Олег скидывает с плеч чёрную ткань. В этих маленьких битвах он выигрывает всегда, но не то чтобы это хоть как-то расстраивает Олега — более того, каждый свой проигрыш он принимает с достоинством. И любовью. Олег нависает над ним, и Сергей чувствует, как у него замирает сердце. Холодная сталь подвески с клыком касается и контрастирует с разгоряченной кожей, грубая ткань приятно прижимается к почти полупрозрачной рубашке, от всей одежды хочется как можно быстрее избавиться. В голове не остаётся никаких мыслей и воспоминаний о презентации, инвесторах, и Сергей просто позволяет ему аккуратно снять рубашку. Он дергается, когда Олег проводит ногтями по его ключице, от него пахнет чем-то терпким и душным, Разумовский моментально узнаёт в этом запахе свой парфюм и усмехается, утыкаясь носом ему в шею. Черт, он его обожает всего, целиком и полностью, с самого детства Олег принадлежал ему. — Как же они все тебя замучили, — шепчет Волков, прикусывая кожу на шее, Сергей гортанно стонет от легкой боли, но не мешает ему, — я помогу тебе расслабиться. Олег никогда не сделает ему больно. Каждое его прикосновение будто из шелка, мягкое и ласковое, он обращается с ним так нежно, будто он из тонкого стекла. И только в этой ласке Серёжа ощущает себя защищённым и любимым. — И как же? — хрипло спрашивает Сергей, но Олег лишь загадочно подмигивает и опускается ниже, проводя языком по коже. Олег быстрым движением расстёгивает ремень, стаскивает узкие брюки вниз, из-за чего Сергея пробивает короткая дрожь от нетерпения. Возбуждение накатывает жаркой волной, они пересекаются взглядами, и у Серёжи замирает сердце от щемящей любви и нежности. Он хватается за влажные тёмные волосы, вплетая пальцы в пряди, когда тонкие губы касаются его члена, и резко вскрикивает, тут же кусая ладонь, заглушая стон. Но Олегу это совсем не нравится, он скользит языком по всей площади ствола, вылизывая каждый участок кожи, заставляя Разумовского под собой тихо всхлипывать и кричать уже во всю громкость своего голоса. Всё тело ощущается ватным, каким-то сотканным из дождя и туманов, уж слишком сейчас ему было хорошо и спокойно вне человеческого общества. В конце концов, о нем всегда есть кому позаботиться. Олег на секунду отстраняется, чтобы разглядеть его сейчас получше. Весь красный и разгоряченный, с нежно-порозовевшими щеками и горящими сердитыми глазами, Серёжа в его объятьях такой красивый и такой тёплый. Его хочется никогда не выпускать отсюда, у него слишком тонкая эмоциональная кожа и он не выдерживает всё, что с ним сейчас происходит. Но Олег всегда рядом. Сергей под ним шумно дышит, крепко зажимает бёдрами его шею, и Олег на секунду отвлекается, чтобы осторожным жестом коснуться губами колена, отчего Серёжа усиливает хватку на его волосах. Но Волков мягко касается его руки и убирает её, раздвигает его колени шире, опаляя жарким дыханием кожу на внутренней стороне бедра и неожиданно прикусывает её. Сергей резко ойкает и лягает коленом Олега по лицу. — Серый, твою мать! — недовольно вскрикивает Волков и хмурится. Выражение лица Серёжи из виноватого становится обиженным. — Ну а чего ты кусаешься? — а потом резко заливается смехом и под ничего не понимающий взгляд Олега поясняет, — да ты выглядываешь оттуда, как из окопа. Олег шумно фырчит и качает головой, притягивая его к себе за ноги. — Я тебе там настрой не сбил? — интересуется Серёга, поглядывая исподлобья на него. Вот же зараза, а. Но Олег никак на это не отвечает, только заместо ответа притягивает за щиколотки к себе и разводит колени для удобства. — Вытащи смазку, — почти приказным тоном говорит он, и Серёжа со вздохом засовывает руку под подушку, нащупывает пальцами бутылёк и вытаскивает, передавая его в раскрытую ладонь. Он сгибает его ноги, заставляя непроизвольно выпятить задницу и под тихий серёжин вздох зачерпывает ладонями смазку и, огладив пальцами чувствительный вход, вводит один. Серёжа захлебывается воздухом, и, глядя на это, Олег не сдерживается и целует его, загребая сильной рукой его растрепанные волосы. Это так с ума сводит, что только он может видеть Серёжу таким: растрепанным, несобранным, счастливым и уязвимым, только для него он не Сергей Разумовский, создатель соцсети и самый юный миллиардер, а всё тот же Серый, рыжий мальчишка, который нежно любит искусство эпохи возрождения, который умеет отличить Вагнера от Мусоргского, не умеет постоять за себя и мечтающий о белой вороне. Олег любит его всю жизнь, обожает его всего со всем его дурным характером, трясущимися от нервов руками и любящим нежным взглядом. — Я люблю тебя, — шепчет Олег, целуя его в выпирающее адамово яблоко. Серёжа ничего не отвечает, лишь бросает на него мягкий взгляд, полный безмолвного признания, и этого достаточно, чтобы сердце дрогнуло и замерло, тут же начиная биться сильнее. Наверное, если бы не Серёжа, этому сердцу было незачем биться, а Олегу — жить. Он вставляет ещё два пальца, аккуратно растягивая мышцы ножницами, устраивает голову между его разведённых коленей и насаживается ртом на его член, заглатывая до конца, заставляя Сергея с громким всхлипом выгнуться и зажать его ногами сильнее. Тёплый и влажный язык ощущается как благодать, Сергей крепко зажмуривает глаза и тут же распахивает их, встречаясь взглядом с Олегом. Волков решает, что тянуть сейчас совсем нет сил, за всё это время он ни разу не прикоснулся к себе, будучи сосредоточенным на чужом возбуждении, но у Сергея глаза влажные от подступающих слез, а разъезжающиеся колени дрожат, как и он сам, от нетерпения. Ещё чуть-чуть, и Серёжа начнёт умолять его, но Олег не хочет доводить его до этого, поэтому он ещё раз целует его, слегка оттягивая нижнюю губу, подхватывает за искусанные бёдра и осторожно входит. Сергей захлёбывается воздухом, и Олег резко начинает двигаться в нём, целует острый подбородок, спускается ниже, кусая и тут же вылизывая красный след от зубов на шее. Его так много. Олег заполняет его всего: все его мысли, все его фантазии и страхи, Сергей принимает его всего и душой, и телом. Только с ним прямо сейчас он может почувствовать себя живым и любимым, нужным, всё это ощущается так правильно, будто быть с ним — это единственное верное решение. Но, честно говоря, Олег никогда не давал ему никаких поводов для сомнений. Он так любит его. И раздражённым, и хмурым, и счастливым, и печальным, они так давно срослись, став одним целым. Сергей бы умер за него. Тысячу раз. — Перевернись, — произносит Олег, тяжело дыша. Серёжа переворачивается на живот, и Олег толкается ещё раз, задевая простату под правильным углом, заставляя Разумовского вцепиться ногтями в тонкие простыни и вжаться лицом в подушку. Он сипло стонет, стараясь быть тише, но не сдерживается, когда Волков сжимает его волосы в своей руке, слегка оттягивая. Его хватка ощущается так правильно, и эта лёгкая боль кажется такой сладкой. — Хочешь, придушу тебя? — хрипло спрашивает Олег, касаясь пальцами его шеи, слегка царапая ногтями. Сергей ничего не отвечает, лишь сдавленно стонет в подушку, но Олег так хорошо его знает, поэтому лишь фырчит и нежным жестом убирает спадающие на шею длинные волосы, проводит большим пальцем по выпирающим позвонкам и стискивает его горло рукой, лишая доступа к кислороду. Ощущения от члена внутри становятся ярче и сильнее, Серёжа широко открывает рот, издавая приглушённый хрип, Олег лишь усмехается и начинает вбиваться сильнее, царапая ногтями где-то за ухом. Прямо сейчас он может убить его. Он может сжать руку сильнее, лишив его возможности дышать вообще, но Серёжа ему действительно доверяет, знает, что Олег никогда не навредит ему. До безумия заводит одна лишь мысль, что прямо сейчас его жизнь в руках (точнее, в одной руке, сомкнутой у горла) любимого человека, и если Олег действительно захочет убить его — что ж, Сергей никак не сможет ему помешать. Свободной рукой Олег держит его за бёдра, впиваясь короткими ногтями, наверняка оставляя на коже фиолетовые или синие следы. Эта боль не приносит никаких страданий, Олег ломает его, чтобы тут же собрать по кусочкам, как пазл, как мозаику. Что ж, он единственный, у кого есть инструкция. Серёжа хватается пальцами за мощную руку на своей шее, сипло пищит фальцетом и кончает себе на живот, обмякая. Олег выходит из него, но ему достаточно всего пару раз провести по всей длине, чтобы кончить ему куда-то на спину. Разумовский блаженно расстилается по постели, чувствуя себя так, будто он размял все свои мышцы разом, он ощущает себя почти заново рождённым, и это потрясающее чувство. Он тяжело дышит, поджимает пальцы на ногах и вяло переворачивается на спину. Взгляд Олега совершенно довольный и какой-то игривый, прямо как в подростковом возрасте, когда они зажимались в тёмных углах, чтобы незаметно для воспитателей целоваться под винтажное радио. — Сегодня ты быстро, — легко шутит Олег, вставая с кровати и накидывая на себя футболку, висящую на кресле. — Да пошёл ты, — вяло переругивается Серый, следя за ним взглядом, — было классно. Через полчаса Сергей лежит на его коленях в его же свитере, таком большом и тёплом, крепко зажмурившись, пока Олег аккуратно массирует ему болящую голову. Ну что ж, они могут сплетничать сколько угодно, писать разоблачающие статьи и создавать темы на форумах, да, его песчаные замки и детские мечты разрушены и сметены морской волной, все лжецы могут называть это как им угодно, но сейчас его дела обстоят лучше, чем когда-либо. Он действительно счастлив в объятьях человека, которого он любит уже целую жизнь, человека, чьи глаза освещают ему самые мрачные вечера и ночи. Сергей верит ему, как самому себе. Олег хранит его так бережно, как хрупкую драгоценность, хоть он и никогда не был ничем стеклянным, оставаясь кремнём даже в самые трудные времена. И рядом с ним он возвышается над всеми стервятниками, лжецами и шутами. — Тебе не нужно спасать меня от них, — тихо говорит Сережа, глядя ему прямо в глаза. Его взгляд мягкий, будто сшитый из бархата. — Знаю, — отвечает Олег, улыбаясь самыми кончиками губ, — но я буду рядом. Серёжа несмело улыбается ему в ответ. Ну что ж, пока он рядом... Называйте это, как хотите.