Благословение Архонта

      К моменту, когда остался последний контракт, за окном уже стало смеркаться. Подписав документ, обещающий довольно неплохую прибыль за счёт ввоза необходимых материалов для защиты страны, Чжун Ли аккуратно отодвинул от себя внушительную стопку бумаг и устало потёр глаза, затем размял шею и плечи. В последнее время дела Ли Юэ шли довольно хорошо — повысился спрос на шелковицу, глазурные лилии, полуночные нефриты и, в особенности, кор ляпис. Из-за редких диковинок, коих на территории Властелина Камня было в избытке, у страны, в первую очередь, появилось ещё больше возможностей поднять инфраструктуру, запастись армией и оружием. В остальном Ли Юэ продолжал процветать. Но со всем этим появилось ещё больше работы для Чжун Ли: хоть он и отдал Сердце Бога Синьоре из Снежной, обычным человеком он таки не стал, несмотря на то, что перестал излишне опекать страну. Он все также продолжал наведываться к магам Бездны, устраивая им взбучки за нарушение контракта-номер-какой-то-тысячный «не приставать к мирным жителям», «не заниматься вредительством». Затем он ходил в гости к Похитителям сокровищ, на кулаках объясняя и показывая, где бы он хотел видеть их головы и длинные подвешенные с матами языки. С гостинцами навещал пожилых друзей, слушая их позабытые рассказы, помогал им в хозяйстве. В дождливые дни наведывался к Сяо, с которым он пил зелёный чай и долго разговаривал о жизни. Чжун Ли любил Сяо, как если бы родитель любил своего ребёнка: он нашёл его ещё совсем младенцем, вырастил и дал ему все самое лучшее, на что он был способен. Сяо был для него сыном, ещё совсем юным и пылким. Чжун Ли любил наблюдать за ним в бою, будучи всегда уверенным, что зеленоволосый адепт выйдет победителем. А ещё он доверял ему Ли Юэ без оговорок — Моракс знал, что, если с ним что-то случится, то Сяо сумеет защитить страну и людей. В частые бессонные ночи, когда Чжун Ли чувствовал себя усталым, но не желавшим спать, он устраивал себе вечерние прогулки, которые могли длиться всю ночь. Вот и сегодня Чжун Ли, выключая свет и закрывая бюро на ключ, который он спрятал в карман плаща, неспешным шагом прогуливался по засыпающим улицам гавани, наблюдая за отчаливающими в ночь кораблями, почесал за ушком черно-белого кота, и, наконец, подошёл к подножию горы Тяньхэн. Он бесцельно поднимался по выложенной тропе, думая о том, что с того момента, как перестал быть Архонтом, жизнь особо и не поменялась. Он не стал смертным, но значительно ослабел в стихии, перестал так явно чувствовать землю и камни, тело словно стало легче, как если бы с него сняли доспехи. Зато теперь он более тщательно пробовал на вкус рутинную людскую жизнь. За целый год в роли мирного, Чжун Ли уже выявил два огромных недостатка. Первый: он все также не имел ни единой моры (интересно, и куда же он их девал со своей зарплаты?) в своём собственном распоряжении, потому пытался изворачиваться всеми способами. И второй: ему до чёртиков хотелось секса. Чжун Ли, игнорируя то, что он не умел краснеть, смущался столь дикого желания своего тела. То ли Сердце Бога сдерживало его истинные желания, то ли раньше он просто был увлечён войной, страной и прочим — он не имел понятия, но точно знал, что, решив стать полноценным человеком, он не учёл, что в его природе было в норме желать секса. Причём, очень много. Он каждое утро мучился от крепкого возбуждения, скопившегося за ночь внизу живота. В груди металось что-то, что заставляло его учащенно дышать и низко рычать, пока он доводил себя до края рукой. В особые ночи, когда ему во сне являлся кто-то до боли знакомый, но не показывающий своего лица, и опускался на колени, открывая свой греховно горячий рот, Чжун Ли просыпался и, ложась на живот, остервенело терся о подушку, представляя вместо неё своего гостя из сна. Смутно он вспоминал, что видел проблеск рыжих, слегка волнистых прядок, зажатых меж его пальцев. В остальном, по мнению Чжун Ли, жизнь была вполне сносной. Были, конечно, другие радости и не радости, на которые он особо не обращал внимания — пережив войны, он считал их слишком мелкими проблемами. Уже проходя мимо Тяньхэна, Чжун Ли взял курс на статую, которая находилась меж гробницы Дуньюй и перевалом Линцзю — прошло уже очень много времени с тех пор, как он посещал её, и стоило бы дотронуться до неё, чтобы услышать через прикосновение воспоминания. Вбирая в легкие приятный, свежий вечерний воздух, Моракс наслаждался тишиной и спокойствием, нарушаемых его едва ли слышными шагами. Вечер казался размеренным и атмосферным. Когда Чжун Ли оставалось ещё метра два, чтобы взобраться на вершину горы, на которой находилась его статуя, он услышал странные звуки. Замерев, он прислушался: кто-то или что-то рвано дышало, издавая сдавленные всхлипы, шуршала трава и… Чжун Ли ощутил холодок и мурашки по спине. Ему показалось? Или это был раненый, истекающий кровью, зверь? Тогда ему непременно нужно подняться и помочь ему выжить — убийства возле статуй Архонтов были запрещены. Кровь в его венах взбурлила, когда он вспомнил про Похитителей сокровищ, мстительных пропащих людей. Сделав рывок и вскочив на ноги в боевой готовности с громким «как вы посмели?!», Чжун Ли так и замер, широко раскрыв глаза и рот. В его светящихся янтарных глазах мелькнуло изумление, а обычно равнодушное лицо вытянулось. Осматривая представшую перед ним картину, Чжун Ли подумал о том, что люди весело живут. Ну или только Тарталья. Чайльд также замер и, прекратив дышать и побледнев, смотрел на него во все свои огромные голубые глаза, вцепившись напряженными ладонями в каменные колени, широко разведя ноги. Стройные, обтянутые серыми брюками соблазнительные ножки, которые свисали по обеим сторонам от чужих бёдер. От бёдер Чжун Ли. От его чертовой неживой копии. Взгляд Чжун Ли быстро прошелся по распахнутому пиджаку, открывающему вид на плоский живот, к которому прижимался выглядывающий из расстёгнутой ширинки колом стоящий член Аякса. Чуть больше среднего размера, ровный, с тяжелой головкой, из дырочки которой обильно стекал предэякулят. Затем Чжун Ли поднял глаза к набухшим соскам, к выступившим на шее венам, к блестящему от слюны рту и испуганным глазам. Чайльд за эти несколько секунд, казавшихся вечностью, успел переменить тысячу и одну эмоцию, покраснеть, позеленеть и побледнеть одновременно, контрастно не чувствуя своё тело. Он непослушно сидел на статуе того, кто стоял прямо перед ним, не желая двигаться и бежать от мужчины с воплями. Он продолжал сидеть на нагретых коленях, сжиматься вокруг игрушки, уткнувшейся ему прямо в простату через проделанную дырочку в штанах, и глупо пялиться в ответ на тяжёлый и нечитаемый взгляд Чжун Ли. Неужели, насаживаясь на искусственный член, прикрепленный к паху каменного Моракса, и желая умереть от оргазма, он призвал свою смерть? Да ещё таким позорным образом? Что теперь Чжун Ли с ним сделает? Кинет в него метеорит, выкинет с горы, свернёт шею? Чжун Ли, поняв, что его опасения не оправдались, принял расслабленную позу и скрестил руки на груди, склонив голову набок и заинтересованно глядя на Чайльда. Тот выглядел так, будто его душа покинула это стройное и гибкое тело. Где-то на задворках памяти шевельнулось что-то подозрительное, и Чжун Ли прищурился. В синем свете, исходящем от статуи и освещающего пространство в радиусе трёх метров, Моракс разглядел во взгляде Чайльда что-то совершенно другое, не покрытое возбуждением и похотью. Абсолютно невинное и наивное, юное и нетерпеливое. И уже настолько отчаянное и сдавшееся. Чжун Ли тихо сказал: — Что бы ты ни делал, тебе следует быстрее с этим закончить. Кто знает, перед кем бы ты предстал в таком виде, будучи совсем не защищённым и не готовым биться? Ты же вчера сам мне сказал, что мир создан для сильнейших. Тарталья моргнул, и капельки слёз, собравшиеся в уголках глаз, скатились по щекам. В груди парня что-то больно ёкнуло. И только в этот момент он понял, как сильно затекли его ноги, как неприятно бёдра врезались в камень, и как ужасно по-детски он представлял себе в голове, что вместо статуи был настоящий Чжун Ли. И как отчаянно он хотел, чтобы это было правдой. — Тарталья? — Чжун Ли испытывал смешанные чувства: будучи вечным защитником, он захотел спрятать это задрожавшее тело в плащ и унести домой, а в связи с последними событиями, ему, Мораксу, очень хотелось толкнуть Чайльда на высеченную грудь, избавить его от одежды, схватить под коленками тренированные ноги с красивым изгибом мышц и вздернуть их вверх, чтобы поцеловать мягкие ягодицы, испробовать на вкус наверняка сладкую и гладкую дырочку. А потом жестко взять Чайльда на своих же каменных коленях. Желтые зрачки опасно вспыхнули, и Чжун Ли тяжело сглотнул. Кажется, лучше бы Тарталье попался кто-нибудь другой — даже будучи Богом Чжун Ли не умел сдерживать свой гнев, а сейчас и подавно. Мужчина шагнул к нему, а Тарталья вновь сжался, уже готовясь к смерти в столь постыдном положении. — Н-не смотрите, Чжун Ли, — тихо шепнул он, и Чжун Ли остановился. — Я-я… просто присел отдохнуть. Чжун Ли кое-что заметил в позе Предвестника, который сидел с выпяченной задницей, как если бы насаживался в эту самую минуту на… Моракс издал рокочущий грудной звук. Его собственный член дёрнулся в узких штанах, и ему нестерпимо захотелось увидеть, на чем ерзал Аякс. Вспоминая, в какой позе были сделаны статуи, Чжун Ли подумал, что парню, наверное, не совсем удобно сидеть на нем. — Присел отдохнуть? — изогнул бровь Моракс. Тарталья горел красным цветом вместе со своими ушами. — Да, понимаете, я шёл после задания, абсолютно устал, ноги уже вообще не держали… и я подумал, что хотел бы присесть… — Чайльд начал заикаться с каждым сделанным шагом Чжун Ли по направлению к нему, и когда между ними остались жалкие пятьдесят сантиметров, рыжий вскинул голову, смотря жалобными глазками на него снизу вверх. Все фантазии Моракса, накопившиеся за этот год, заметались в его голове, и одна самая яркая представила ему картину, в которой он протягивает руку и берет Аякса за щеки; как он водит головкой своего члена по мокрым и мягким губкам, а потом медленно, тягуче входит в горячий рот так, чтобы холодный носик парня утыкался ему в лобок. И как Чжун Ли сгорал бы от этих невероятно приятных ощущений. — Чжун Ли? — позвал он, дрожащими руками пытаясь запахнуть пиджак, но ему не позволили. Чайльд изумленно округлил глаза и охнул, когда чужое лицо оказалось в опасной близости от его собственного. Жёлтые зрачки то увеличивались, то уменьшались. — Ты знаешь, что сидишь сейчас на статуе Архонта и занимаешься непотребством? — услышал Аякс низкий голос, не сулящий ничего хорошего. Нутро похолодело, а член предательски дёрнулся. — Я-я же говорю, что присел отдохнуть, — повторил Тарталья, молясь про себя, чтобы Чжун Ли расправился с ним побыстрее, и ему не пришлось переживать унижение. И на кой черт он послушался Венти? Что он там сказал? Гео Архонту понравится, если он оседлает его? Маленький вредный… — Чтобы сидеть на моих коленях, тебе нужно получить благословение,  — горячий шёпот достиг его ушка, и Чайльд, мало того что уже был доведён до предела, так ещё и разволновался из-за Чжун Ли, вскрикнул и кончил, обессилено утыкаясь лбом в чужое плечо. Приятный запах кофе, старинных книг и домашнего тепла окутал его, а большие руки обвились вокруг его талии, тогда как подбородок Чжун Ли умостился ему на плечо. — Простите, — приглушенно сказал Чайльд, не желая отстранять лицо от этого удобного плеча, в котором он прятался. Моракс, чувствуя попавшие ему на шею капельки спермы, с нажимом провёл ладонями к бёдрам, мягким ягодицам, кончиками длинных пальцев подбираясь к порванным штанам. Чайльд зажмурился сильнее, скребя ногтями статую. Чжун Ли коснулся основания небольшой игрушки, скользкой и мокрой, а затем он почувствовал горячие края растянутой дырочки, из-за чего Чайльд проскулил. — У-убейте меня, — промычал он, цепляясь за его талию. Чжун Ли лишь хмыкнул, а потом мягко отстранился, собирая пальцами капельки спермы по своей шее и слизывая их, пробуя на вкус. Тарталья уже не знал, как сильно ему нужно покраснеть и показать своим видом, что ему хотелось бы остаться одному и закончить весь этот ужас, но тот будто специально игнорировал его намеки. — Ну, теперь тебе нужно отработать своё удовольствие, — пожал плечами Чжун Ли и, вспоминая, как Венти однажды давал ему уроки флирта (маленький вредина учил его брать одним своим взглядом), изящно махнул рукой, тем самым обращая внимание Чайльда на свою вздыбленную ширинку. В любой другой момент Чайльд бы разозлился и бросился, как обычно, в драку с Чжун Ли, но сейчас, понимая, что это могла быть разовая акция, быстро проглотил своё смущение и аккуратно поднялся с насиженного места. Искусственный член выскользнул с неприлично громким хлюпом и гордо остался торчать там. Чжун Ли прикинул и почему-то самодовольно улыбнулся, понимая, что сам он был побольше. Чайльд собирался опуститься на колени, но Чжун Ли остановил его. — Молиться Богу надо по всем правилам, — сказал он и магией отшвырнул прикреплённый член от статуи, а затем уселся на неё сам, расставляя ноги, чтобы Чайльд умостился между ними. — Начинай. Чайльд послушно опустился на коленки, положил ладони на тёплые бёдра и, сделав глубокий вдох-выдох, потянулся к ремню. Под изучающим взглядом Моракса, следящим за каждым его движением, Тарталья выдернул кожаную ленту из металлической вставки, расстегнул ширинку и спустил нижнее белье, тут же издавая удивлённое «ой». Член Моракса был немного больше его собственного, с багряной головкой, выступающими венами и тяжелыми яичками. Рот Аякса наполнился слюной, и, не заставляя себя ждать, он наклонился, целуя сначала головку, а потом обхватывая её губами. Прижав язык к дырочке, толкнувшись в неё и получив одобрительное мычание сверху и вцепившиеся в его волосы пальцы, Тарталья опустился ниже, беря больше и глубже. Чжун Ли нравилось то, что он видел и ощущал. Это было прямо как во сне: влажно, жарко и очень хорошо. А мог ли Тарталья делать это кому-то ещё? Чжун Ли не особо был осведомлён в делах минета, зная лишь по словам Венти, что это «обворожительно». Тарталья втянул щеки, создавая что-то подобие вакуума, и издал чавкающий звук, заставляя Чжун Ли слегка толкнуться дальше. Помогая себе рукой, Чайльд начал играться с яичками, потирать под ними и кольцом водить вверх-вниз — он делал все то, что делал руками для себя, представляя на их месте чужие. — Чайльд, — позвал его Чжун Ли, и парень поднял на него глаза. Мужчина коснулся его нежной щеки, проводя пальцами по головке, упирающейся во внутреннюю бархатную стенку. — Ты такой красивый. В этот момент что-то отразилось в голубых глазах, но исчезло в ту же секунду. Тарталья продолжил, заглатывая и пропуская дальше в глотку. Если бы ещё тогда, когда он гнался за Сердцем Бога, ему сказали, что он будет сосать член этого самого божества, Чайльд бы разорвал этого человека в своей третьей фазе. Однако странным образом он не мог вспомнить, когда у него началась эта одержимость и… появились странные чувства к Чжун Ли, кто знатно поиздевался над ним и выставил его посмешищем. Обижался Тарталья долго, где-то месяца три избегая мужчину и абсолютно не желая его видеть. Тогда он ещё не понимал, что его тяга к нему и повышенный интерес были ростками его влюбленности. Позже, когда Тарталья по своей глупости попался Мораксу в какой-то пещере в горах, замерзая от холода, Чжун Ли спас его. Ну, как спас. У него самого не было ничего с собой, но, в отличие от Аякса, Чжун Ли менее восприимчив к холоду, и потому засыпал тогда Тарталья у груди мужчины, свернувшись калачиком. Утром, правда, очнувшись и поняв ночную ошибку, полез драться и в итоге только оказался прижатым к промёрзлой земле и широко расставленными ногами, между которых оказался Чжун Ли. Может быть, если бы в тот момент член Чайльда не решил возбудиться, то он бы и не думал о Боге моры в последующие дни, недели и месяцы. Они довольно часто встречались на улицах Ли Юэ. Возможно, кто-нибудь бы спросил, почему Чайльд не уехал в Снежную вслед за Синьорой, если он так не хотел видеть Чжун Ли. Только дело было в том, что он провалил это задание и ушёл со скандалом из Фатуи, понимая, что где бы он ни был, везде им пользовались как пешкой. Единственное, что он попросил у Царицы, наступив на свою гордость, это защиты его семьи. И потому узнав, что они были в порядке, Тарталья остался здесь, устроившись в Гильдию искателей приключений, работал по заказам и вполне неплохо зарабатывал. Было несколько вещей, что его расстраивали: он больше не имел возможности увидеться с семьей и чувства к Чжун Ли. Если с первым он ещё мог справиться, общаясь через письма, то со вторым у него не получалось. Когда Чайльд не был влюблён и, в принципе, не знал обо всех этих вещах, уделяя все своё внимание службе, он считал себя непобедимым. В каком-то смысле так и было, но в последнее время он в этом сомневался. То ли любовь делала его человечнее и мягче, то ли Чжун Ли просто приворожил его. Чайльду все больше хотелось прикасаться к мужчине просто так, а не в драке. Ему хотелось обнимать его, целовать и задыхаться от горячих поцелуев. Он представлял их совместную спокойную жизнь, утренние ленивые ласки, вкусную еду и дикий секс по ночам. Но ожидание расходилось с реальностью, и потому все, что делал Чайльд — снова работал, но теперь уже имел больше свободного времени, потому развлекался в одиночку, пробуя новые жизненные утехи. Полгода назад в его жизни появился Венти, бард из Мондштадта, очень милый парень в белых чулочках, любящий садиться ему на колени и рассказывать смущающие истории. Он же и нашептал ему, что молиться статуям можно не только с помощью геокулов и анемокулов, но и чистой энергией души — сильные эмоции. Почему-то Тарталья решил, что Венти имел в виду именно то, что он сделал: раздобыл сложными путями искусственный член, подобрал подходящий безлюдный вечер и наконец осмелился на столь вопиющий наглый поступок. В итоге он был сейчас здесь, задыхаясь от крупного члена во рту, головка которого уже упиралась ему в заднюю стенку горла. Чжун Ли, толкнувшись последний раз, осторожно отстранил его, а потом потянул на себя, усаживая на колени. Чайльд довольным котом заурчал, выгибая поясницу и обнимая мужчину за шею. — Я достаточно хорошо помолился? — спросил Чайльд, находя себя смелее. — Ещё нет, — ответил Чжун Ли, хватая его за задницу и сжимая её, протолкнул в анус два пальца, разводя их на манер ножниц. Тарталья выдохнул, опуская бёдра и желая сесть на член мужчины. — Чжун Ли. Моракс притянул его ближе, чтобы поцеловать, вторгаясь языком ему в рот, игриво толкая чужой. — Продолжай работать, — выдохнул он через несколько мгновений. Тарталья молчаливо положил ладони ему на плечи и стал опускаться, пока Чжун Ли направлял член. Горячее тепло обхватило его головку, и Чжун Ли низко рыкнул. Спустя долгие минуты две, когда Чайльд принял его до конца, тяжело дыша и пьяно глядя ему в глаза, Чжун Ли обнял его и поцеловал в шею. То подозрение, которое мелькнуло у него в голове ранее, прояснилось. В его снах появлялся Чайльд. Именно он заставлял Чжун Ли просыпаться по ночам в мокрой пижаме, остервенело мастурбировать и устало мычать от раздирающего возбуждения. Гневный огонёк в груди Чжун Ли шепнул ему, чтобы он трахнул парня так сильно, чтобы тот после был не в состоянии нормально жить ещё неделю. За что? За все хорошее. Чайльд упустил момент, когда Чжун Ли порвал его штаны на заднице, чтобы было удобнее сжимать его ягодицы и толкаться в узкую горячую дырочку, кусая надплечье. Но когда член Чжун Ли задел комочек концентрации его возбуждения, Чайльд уловил моментально, громко простонав и выгнув спину. Настоящий и живой Чжун Ли не шел ни в какое сравнение с бездушной статуей, так восхитительно толкаясь глубоко внутрь и доводя Тарталью второй раз за этот тёплый вечер. Или уже была ночь, ведь темнота вокруг стала плотнее, но он точно не знал. — Чайльд, — сказал Чжун Ли, и Тарталья сфокусировался на нем, облизывая губы. — Скажи мое имя. Чжун Ли вспоминал, как в его снах Чайльд кричал его имя, называл всяческими извращенными словами, царапал спину и изгибался на простынях. И сейчас ему очень хотелось услышать своё имя, произнесенное мягким голосом Аякса. — Чжун Ли, — рвано выдохнул Чайльд, вновь краснея. Это казалось намного интимнее того, что происходило, хлюпающими звуками впиваясь ему в уши. — Чжун Ли. Чжун Ли. Чжун Ли. Тарталья ускорил движения своих бёдер, опускаясь и поднимаясь быстрее, до хруста чужих костей сжимая широкие плечи, уже готовился излиться во второй раз. — Тарталья, — низко рыкнул Чжун Ли, блеснув золотыми глазами и сжав мягкую задницу в ладонях, буквально натянул Аякса на член. Головка уперлась в простату, и Чайльд, вздрагивая, кончил, съёживаясь и опускаясь в объятия мужчины. Из-за судорожно сжимающегося вокруг него Чайльда, Чжун Ли кончил следом, заполняя его до краев. Он лизнул жилку на шее парня, а затем нежно поцеловал замерзшее ушко. Несколько минут они пытались прийти в себя, не двигаясь. Тарталья так вообще не двигался, не желая вставать и отдаляться, ему так хотелось остаться на коленях Моракса на всю жизнь. Ему было теплее и уютнее, чем во всем мире целиком. Он казался ему островком в океане. — Почему? — спросил он, прижимаясь щекой к его плечу. Чжун Ли погладил его спину. — На этот вопрос у меня нет ответа, — Чжун Ли мягко отстранил его от себя, заглядывая в глаза. — Нам нужно возвращаться. Тарталья кивнул. Через несколько минут, уже полностью собравшись, Чайльд кутался в плащ Чжун Ли, чтобы скрыть свои порванные штаны. Спускаясь вниз, Чайльд сказал: — А я… ты мне нравишься. Он упрямо не смотрел на него, вперив глаза в землю, в то время как Чжун Ли изучал его профиль. Желание обнять его и спрятать усиливалось. — Я знаю, — улыбнулся он, и Чайльд удивлённо вскинул голову. Румянец снова наполз на его светлые щёки. — Твои глаза выдали тебя. Тарталья смущенно отвернулся. То есть, он тут старался прятаться и шифровался, а его глаза выдали его? Классно. Чжун Ли взял его за руку и, возле поворота к постоялому двору Ваншу, притормозил. — Мы могли бы пойти ко мне домой. Я бы научил тебя есть палочками, а ещё я готовлю вкусный зелёный чай, — начал Моракс, и Чайльд, уже расстроившийся тем, что его чувства оказались не принятыми, воспрянул духом. Чжун Ли улыбнулся. — Твои глаза сияют. Это значит да? — Да, — кивнул Чайльд, сжимая чужую руку. И уже многим позже, когда Чжун Ли подарил Чайльду золотые палочки, сказав ему учиться ими есть, старый добрый Венти шепнул парню, что это был древний обряд брака. Так скреплялись узы. И глубокой ночью, упираясь ладошками в крепкую грудь Чжун Ли и насаживаясь на его член, Чайльд наклонился к нему и шепнул в губы: — Навсегда. Глаза Гео Архонта блеснули в темноте, а его губы изогнулись в счастливой улыбке. — Любимый.