Вы волшебник, поручик!

Вместо эпиграфа: Поручик Ржевский подключается к разговору: — Кстати, о птичках, видел вчера в зоопарке бегемота: вот такая жопа и ни одного перышка!

* * *

      А черножопый-то не наврал! — весело подумал Ржевский, рассматривая себя в зеркале. И правда — отрок. Чернявый, лохматый и со шрамом на лбу. Мордаха ниче так, а глаза зеленющие, колдовские. Еще чуток, и начнет бабам нравиться.              — А ты, дружок, не печалься, — заправил он своего местного друга в штаны. — Еще подрастешь — всем покажем!              Ха! Новое отрочество, юность, молодость — всё в лучшем виде. А как там с грядущим и сказками? Пойти надо узнать.              * * *              — Господа! — заявил он, явившись на кухню, где мадам вновь дожаривала бекон. — Со мной произошла неприятность. Ночью я вставал по нужде и ебнулся головой. Теперь я много чего не припомню. Прошу заранее простить, если вдруг пиздану что не к месту, — он обвел торжествующим взглядом застывшее в немой сцене семейство. Неплохо ведь замутил, чтобы лишних вопросов не возникало? — И первое, что попрошу мне ответить — какой нынче год?              — Д-девяносто первый, — наконец, выдавила из себя дама.              — Отлично! Тысяча восемьсот девяносто первый год! Это надо отпраздновать! Разрешите помочь? — поручик снял с плиты сковороду, о которой хозяйка, кажется, уже совершенно забыла.              — Тысяча девятьсот девяносто первый! — зло поправил мужик. — Не вздумай сожрать и это!              — Девятьсот?! Охуеть! — счастливо заржал Ржевский, кладя бекон на хлеб и смачно откусывая. Кажется, он охуел в третий раз, так что сегодняшний план был полностью выполнен. Ай да джинн, ай да сукин ты сын!              * * *              Но план оказался перевыполненным многократно. Всего было не перечислить и не пересказать. Поручик даже в очередной раз обещал себе завести дневник, чтобы не растерять впечатления к тому времени, когда он начнет писать мемуары.              Начать с того, что мужика этого звали мистер Дурсль, и оказался он почтенным английским буржуа, а вовсе не компаньоном хозяйки борделя. Мадам же была, опять-таки, порядочной домохозяйкой, фривольность платья которой объяснялась свободными современными нравами. Ржевский уже мысленно руки потирал, стремясь поскорее увидеть красоток, сверкающих на улицах голыми ножками.              — Вас точно не выпорют? — на всякий случай всё же поинтересовался он перед посадкой в сказочный экипаж без упряжи и лошадей. Шельмец факир не соврал даже в этом! Ебись он конем, если это не настоящая сказка и волшебство! — А если еще и ляжки открыть?              — Заткнись! — заорали на него оба Дурсля, наверное уже раз двадцатый за последние полчаса. За это же время они восемь раз обещали его запереть, девять раз не кормить и четырежды выпороть.              «Насрать, — весело подумал поручик. — В конце концов, обещать — не значит жениться. Посмотрим еще, кто кого, если до дела дойдет».              Светило солнце, волшебная кибитка неслась с потрясающей скоростью, а под колеса ложилось идеально ровное серое дорожное полотно. И по нему мчались такие же безлошадные экипажи. Ржевскому стало любопытно, какая сила их двигает, о чем он и спросил. Но Дурсль, лихо правящий экипажем, лишь рявкнул:              — Не задавай глупых вопросов!              — Да я так и подумал, что колдовством! — проявил смекалку поручик, и они чуть не врезались.              Последующие десять минут на него все кричали, чтобы он не произносил таких слов. Он так и не понял, что такого сказал, вроде в этот раз даже не матерился. То, что он легко изъяснялся по-англицки, коим в прежней жизни владел довольно посредственно, уже даже не удивляло. Сказка есть сказка — чудом больше, чудом меньше, — дело житейское.              Возможность охуевать на сегодня себя исчерпала, так что поручик не особенно удивился, когда к нему стали приходить всякие воспоминания касательно его новой жизни. И пока они ехали в Лондон (что было само по себе замечательно — он никогда не был в Лондо́не), он уже вполне себе представлял свою местную жизнь.              Звали его здесь Гарри Поттер, и был он отроком почти одиннадцати годов от роду, сиротою, а Дурсли приходились ему дядей и тетей, а также опекунами. Скрягами они были еще теми, а потому регулярно его недокармливали и одевали в обноски своего отпрыска, словно в крестьянской семье, хотя недостатка в деньгах не имели. А еще с ним с самого детства время от времени творилась всякая бесовщина, отчего они приходили в неистовство.              Впрочем, всё это никак не могло испортить ему настроения. Пока он был сыт, почти пьян от необычности происходящего и очень доволен. Вокруг было столько всего, что он не в силах был сдержать восторженных возгласов, так что за следующие полчаса ему запретили употреблять в своей речи слова «блядь», «волшебно», охуенно», «чудо», «ебануться», «твою мать», «усраться», «колдовской», «ебись ты жаворонком» и «залупа пьяного факира». В конце концов его опекуны изрядно охрипли от непрерывного ора и угроз, и наступил шаткий и, видимо, временный, но все-таки мир.              Единственный, кто докучал Ржевскому, был жирдяй кузен, успевший во время дороги изрядно ему надоесть. Пихнул его в бок как раз, когда мимо пролетала красотка на чем-то похожем на безголового коня на колесах.              — Да отъебись ты, — беззлобно посоветовал ему поручик. — Не то глаз на жопу натяну.              Кажется, угроза произвела немалое впечатление — почти весь путь до Лондона Дадли сосредоточенно пялился на свой зад. Наверное — примеривался.               * * *              Миссис Бреймондс работала в лондонском зоопарке билетершей не первый год и могла с первого взгляда определить посетителей, от которых стоит ждать неприятностей. Вот и сейчас ей отдал в руки билеты грузный краснолицый потный мужчина, у которого явно нехорошо с сердцем, а его сухая с болезненными пятнами на худом лице жена недалека от нервного срыва. Полный мальчик занят неразрешимой проблемой, и только худой черноволосый и зеленоглазый выглядел очень счастливым.              — «Лондонский зоопарк», — довольно прочитал он. — Даже и не надеялся здесь когда-либо побывать.              — Так интересуешься животными? Вам так повезло с любознательным ребенком, — подбодрила она его родителей, которым, видимо, было нехорошо.               — Конечно, мадам. Всегда мечтал посмотреть, как ебутся североамериканские дикобразы!