Три раза - уже закономерность

Ваня ловит Беркута за руку прежде, чем тот успевает покинуть комнату. Держит слабо, анемично: практически за кончики пальцев; но Серёжа все равно чувствует себя так, будто его с силой пригвоздило к полу. — Я хотел бы поблагодарить тебя чуть больше, чем просто словами. Поблагодарить как следует. За всё: за этот побег, за то, что потянул за собой, когда я сдался и готов был лечь и умереть прямо на полу. За вторую жизнь, у которой, кажется, есть шанс наладиться. Правда, чтоб разглядеть этот шанс, нужно было утащить с собой из М-2 микроскоп. — Ты что, не помнишь? — Беркут ставит поднос с недоеденным завтраком на тумбочку и приваливается спиной к боку кровати, не выпуская чужую руку. — Так-то ты, доктор, мне эту жизнь и спас. — И сам же её чуть не отнял, — Соболев едва дотягивается, но всё же хватает свободной рукой с подноса яблочную дольку, хотя до этого говорил, что кусок в горло не лезет. Кажется, за разговорами у него появляется хоть какой-то аппетит. — Ты был под влиянием Симбионта. Ваня молчит. — Ты смог вовремя вырваться из-под его контроля. Ты не сдался: ни тогда, ни когда подорвал генераторы, чтоб эта зараза не просочилась на поверхность. — Там же люди!.. Столько неповинных людей. Там же, в конце концов, моя семья!.. — Соболь с трудом продавливает слова через комок в горле. — Я люблю их... Правда, с тех пор, как он в последний раз говорил эту фразу, прошел долгий месяц. Беркут оборачивается и думает, что он поспешил с заявлением, что таких людей, как его дед, уже не осталось. Он стискивает ладошку Соболя посильнее, кивает ему. Встаёт на ноги. Всё же надо разобраться с кое-какими делами, а Ваня пусть отдыхает. На выходе из спальни в спину Серёжи прилетает едва различимый шепот. Слова «я люблю... тебя». Он не уверен, что должен был их расслышать.

Один раз — случайность, два — совпадение.

Они спят вместе, потому что так легче гнать кошмары. Серёжа ободрал себе все старые раны, пока продирался сквозь завалы искореженного БТР Убежища, и теперь к нему во сны временами заглядывает мёртвый сержант. В остальном же ему снится неясная муть с М-2, туманная и бесформенная. Туманная и бесформенна, наверное, потому, что она расцвела махровым цветом именно во снах Соболева. Тот ворочается, вскрикивает, подскакивает на кровати, словно его пробивает током. Током нервных окончаний, которые поражает вирус в его крови. Беркут обнимает его, Беркут прижимает его к себе, и когда черты лица Вани перестают походить на перекошенное лицо инфицированного, он, кажется, слышит едва различимый шепот. «Я люблю тебя»

Три раза — это уже закономерность.

Ване внезапно становится хуже. Тело Метаморфа, собранного в спешке для умирающего сознания, даёт сбой. Ване плохо, и Беркуту, наплевав на всю их конспирацию, приходится мчаться в город за препаратами. Некоторые из них отпускаются только по рецепту. И тогда-то на его телефон приходит смс-ка, которая неожиданно резким звуком бьет по ушам, а его ногой – по тормозам. Сзади уже кто-то сигналит, но как раз этот звук кажется ему куда тише. Он берёт телефон и видит переписку с Ваней.       «Если получится как-нибудь договориться с аптекарем, возьми тримеперидин. Если нет – езжай домой, не рискуй и не езди в другие аптеки. Я тебя прошу...» (отправл. два часа назад). Но... погодите-ка. На панели уведомлений кое-что сохранилось.       «Я люблю тебя» (удал.) Беркут быстренько успевает черкануть ответ так, чтобы не врезаться в машину впереди.       «Я тебя тоже» Позже они обязательно об этом поговорят.