Сделаем лапшу сегодня?

Феликс лежал на диване в гостиной. Его взгляд был опущен в телефон, а губы приоткрыты в свойственной Феликсу улыбке. Пара сообщений в баббл уже отправились и Ликс выключил телефон и прикрыл глаза, продолжая расслабленно улыбаться. Погода сегодня хорошая, даже очень. Солнце проникает лучами в комнату, ветер приносит в дом свежий запах весны и, кажется, запах каких-то только приготовленных булочек, что пекут недалеко. За окном ни единого звука. Все порхают (пашут), как пчелки, — разгар рабочего дня всё-таки. Однако, мальчики сегодня получили заслуженный выходной. Хёнджин тихо зашел в комнату, направляясь вообще-то на кухню. — Ты чего такой довольный валяешься? — внезапно спросил Джин и сел рядом. Феликс, чье лицо было особенно белым в свете яркого солнца, по-доброму усмехнулся и протянул руки куда-то в сторону голоса, вместо ответа. Хёнджин коснулся его ладоней в ту же секунду. Он знал, какой Ликс тактильный [а кто не знает?], и любил эту его особенность. Джини поглаживает ладони, руки, плечи, а потом и вовсе плюхается на парня. Феликс гладит друга по волосам, а затем по спине, очерчивая контуры мышц. Ладони Хёнджина сами по себе обвивают тело Ликса посильнее, а лицо прячется в изгибе шеи. — Хёнджин… — тянет Феликс. Почти уснувший Хён поднял голову и посмотрел парню в глаза. Феликс замер с открытым ртом. Солнечные лучи, лоснящиеся из незашторенного окошка, мягко легли на лицо Хёнджина, отчего заблестели его волосы и карие глаза ярко-ярко засияли. Взгляд Ликса бродит по лицу нависшего сверху парня, цепляется за его манящие черты лица. Если бы Феликс мог отдать всё, что ему принадлежит, лишь бы видеть такого настоящего Хёнджина всегда, он бы это сделал. — Что такое? — ожидает ответа Джини. Его брови приподнимаются, и он усерднее вглядывается в лицо застывшего Ликса. — Э... я... Собрать слова в предложение почти невозможно. — Ты очень красивый, Хёнджин.

***

«Ты очень красивый, Хёнджин» — крутится в голове, как неоновая вывеска. Пара минут уходит на осознание и переваривание Хёнджином внезапно сложившейся ситуации. Он глупо хлопает ресницами, отводит взгляд и выдыхает. —…Ты об этом хочешь поговорить сейчас? — наконец отвечает Хён минуту спустя. — Нет, то есть да, но нет. Не совсем об этом. Забудь. Феликс мечется. Хочется убежать, закрыться и верить, что они никогда это не вспомнят. Спрятаться некуда, дать заднюю — тоже. Он закрывает ладонями лицо в качестве хоть какого-то укрытия от внимательных хёнджиновых глаз. — Ладно-ладно, Феликс Ли, я тебя понял! — громко затевает Хён, смеясь, — Я всё понял! На лице Феликса появляется улыбка, а потом он заражается смехом парня, да так, что сводит щеки. Парни тыкают в друг друга подушки, перекручиваются, складываются в попытках успокоиться. А потом Ликс резко замирает. — Давай приготовим лапшу сегодня. Феликс говорит тихо, своим привлекательным низким голосом. Жмурясь, как кот, от удовольствия, Хёнджин кивает, одобряя. Они оба улыбаются. С любовью. Счастливо. Нежно. В их дружбе всегда было место ленивым объятиям, особенно трепетным, когда никто не видит. Когда выводишь невидимые узоры на коже другого человека, когда украдкой рассматриваешь его спящее лицо, когда становится так спокойно и счастливо. Это счастье отдает в груди тёплыми ощущениями и заставляет проходить приятные мурашки по конечностям. Феликс и Хёнджин действительно были родственными душами — они помогали друг другу цвести.