станцуем?

мелло подмечает в толпе малознакомых людей лохматую макушку, когда он уже слегка пьян. алкоголь пульсирует в крови, иглами обжигая саднящее горло. он клятвенно обещал себе не злоупотреблять - он держит обещание. два шота текилы - не так уж много. чертовски мало, чтобы едва держаться на ногах. в самый раз, чтобы сжать рюмку до побелевших пальцев. в самый, блять, раз, чтобы одёрнуть задравшуюся майку и подняться с места. слишком мало, чтобы заплакать. в самый раз, чтобы прочистить горло и зашагать в сторону кофейного столика и такой знакомой джинсовой куртки. оставив опустевший сосуд (он правда держится, чертовски хорошо держится) на барной стойке. подавись своей джинсовкой. подавись своей едкой прокуренной ухмылкой. мелло охуительно держится - по крайней мере, для градуса текилы. по крайней мере, для градуса напряжения. ниа вскакивает следом за ним, что-то обеспокоенно лепечет. что-то про ‘мелло, мой милый мелло, останься со мной’. кель лишь отстранённо кивает в ответ и не сводит глаз с кучки пьяных тел в углу комнаты. интересно, как много выпил мэтт (да плевать он хотел на этого мэтта). интересно, на сколько хватит его мёртвой слепой решимости. - только не натвори глупостей, - робкое наставление ускользает от него густым клубничным туманом. о нет, он не натворит глупостей. он всего лишь заберёт украденное. всего лишь вернёт то, что у него отобрали. подошвы ботинок отбивают ритм по начищенному до блеска паркету, а в голове ‘растоптать. забыть. навсегда’. он не натворит глупостей - ривер может не волноваться. спирт - не кислота. всё обойдётся. музыка бьёт в уши раскатистыми импульсами, забирается под кожу, впивается в сердце. если вечеринка обходится без кровопролития, это непозволительно поганая вечеринка. - как поживаешь? - электрическим разрядом по сонной артерии. мэтт сглатывает, слыша знакомый голос. бледнеет, пусть этого и не видно в полумраке поблёскивающих красных светодиодов. его бросает в холодный пот и тошнит то ли от выпитого, то ли от окатившей ледяной волной решимости. ‘как поживаешь?’ - в горле вальсирует сталь. он отчаянно путается в словах и предложениях, но на ум никак не идут нужные. - и тебе не хворать, - всё, что он способен выдавить. с дежурной улыбкой и выгнутой бровью. мелло едва пересиливает себя, чтобы не сморщиться от отвращения. - что-то хотел? - потанцуем, мэтт? - он нарочно делает акцент на имени. чеканит почти по буквам сквозь зубы, не сводя глаз с расслабленной физиономии. интересно, притворяется ли. - с тобой-то? - облизывает губы и с хриплым смешком оглядывается. даже смех - и тот выходит неестественным. вымученным. - а с кем же ещё? - будто презрительный плевок в лицо. - давай же, мэтт, станцуй со своей грёбаной принцессой. принцессой. мэтт вздрагивает. не подаёт виду. кель хватает его за плечо и рывком уводит подальше от стен. он никогда не учился танцевать, но кому есть до этого дело? пусть он не собирается ломать мэтту запястья и наступать на ноги. пусть живёт. он сверлит взглядом бессознательную черноту зрачков и растянутые в ухмылке тонкие губы, на автопилоте вычерчивая на полу проклятый вальс. его личное проклятие. мэтт превосходно держит лицо и даже не противится, когда тонкие белые пальцы стискивают его плечи с такой яростью, что кожу сквозь плотную ткань невыносимо жжёт. останутся синяки. заслужил, сука. смотреть в глаза становится всё более невыносимо с каждой секундой. когда танец близится к завершению, он не выдерживает. опускает голову. сдаётся. мелло брезгливо вытирает руки о куртку и провожает его одной-единственной фразой. - мне жаль, что я знаком с тобой. заслужил.