***
Но спустя пару часов, Ильин уже лежит на земле в лесу, сжимая в руках их с Максом фотографию, прежде спрятанную под чехлом телефона и позитивных мыслей уже не остаётся. Он прикрывает рот рукавом жёлтой куртки, закашливаясь в очередной раз. Глаза жжёт от дыма, дышать становится все труднее, он почти чувствует, как углекислый газ проникает в его лёгкие, вытесняя кислород. Рома прижимает фото ближе к груди и думает — «Может всё-таки получится увидеть Макса ещё хоть раз? Может всё ещё наладится, может спасутся?» Надежда умирает последней, да? Видимо, её конец наступит скоро, как и его — парень усмехается своим мыслям, вспоминая очередную дурацкую цитату «хотелось бы верить, да верится с трудом». Он снова кашляет и мысленно прощается со всеми, кто ему дорог. Говорят, что перед смертью проносится вся жизнь перед глазами. Но Рома убеждается, что это не так. В последние минуты сил будто не хватает даже на мысли. А так бы хотелось уйти, вспоминая всё хорошее, что было в его жизни. Рома выпускает из ослабевших рук фотографию и почти закрывает глаза, но видит жёлтое пятно, медленно приближающееся к ним. Он напрягает зрение и понимает, что это Соколов. И лёгкие будто наполняются свежим воздухом, а тело получает резкий заряд энергии. Нет, он не умрёт, не сейчас и не так. Никто не умрёт. У них ещё есть шанс.***
Они лежат с Соколовым на земле, обгорелые, мокрые до нитки, совершенно без сил, но абсолютно счастливые. Рома хрипло смеётся, что теперь ему точно героя дадут, а начальник только отвечает, что не заслужил. Им нужна передышка, прежде чем пытаться добраться до остальной команды, поэтому они лежат, прислушиваясь к собственным ощущениям и пытаясь понять, не сломано ли чего. Вдруг командир подаёт хриплый голос: — Я смирился с тем, что ты дочь мою бросил и у неё ничего не вышло, но может у Макса получится тебя воспитать. — Вообще-то, это ваша дочь меня бросила, сказав, что хочет сосредоточиться на учёбе и работе, так что не сваливайте это на меня — вскликнул парень, резко садясь, и, тут же хватаясь за неготовые к такой подставе рёбра. — А я говорил, что это она так решила, молодец. А то ходил и говорил всем «совместное решение, оба предложили», звиздабол ты, герой — мужчина усмехнулся, вспоминая уязвленное выражение лица Ильина. — Ой ну вас. Да и вообще, Макса вы тут вообще ни к месту приплели — Ильин улегся обратно на землю, стараясь не делать резких движений. — Роман Романыч, я может и старый, но не дурак. Ты его спину взглядом полируешь уже сколько времени, аки влюблённая в старшеклассника, девчонка. Тут бы даже слепой заметил. — Соколов, чуть кряхтя, дотягивается до покрасневшего (от огня, конечно же) лица парня и натягивает на него грязную, местами прожжённую, синюю шапку. — Блять… ну почему я не умер сегодня? — в действительности Рома так не думает, но это никогда не мешало ему драматизировать. — Ладно, этот разговор не может стать ещё более неловким. — Он слышит, как усмехается пожарный — Если вы такой внимательный, то что насчёт Макса? Я нихрена не понимаю, если честно. Он со всеми такой или только со мной? — Парень закрывает глаза и вспоминает все те моменты, когда Шустов сбивал его с толку, улыбаясь так солнечно и касаясь так близко. — Э не, это ты уже с него самого спрашивай, я за него ничего сказать не могу — Соколов усмехается, глядя в ночное небо. Ему всё ещё сложно поверить, что они все-таки выжили. Мужчина вдыхает совсем не свежий воздух и медленно поднимается на ноги. — Пойдём, до остальных доберёмся. — Рома нехотя встаёт и, придерживая командира, направляется к злочастной тропинке до реки. — Алексей Палыч, знаете что? — после вопросительного мычания того, он продолжает. — Несмотря на то, что мы с Катей разошлись и вы не стали мне тестем, вы всё равно мне как отец. — Вот это откровение. Думаешь, так получать от меня меньше будешь? Э не, малец, ты всё ещё мой подопечный и я буду шпынять тебя до стёртых пяток. — Мужчина усмехается, чуть сильнее сжимая руку на плече парня. — Да ну вас. Остальной путь они идут практически молча, придерживая друг друга. У обоих было чувство, что этот вылет они точно не забудут. Соколов думал о том, как его дочь вся извелась уже, ожидая его. А Ильин отчётливо представлял, как Макс сейчас сидит на базе, в окружении детей, потрепанный, но все равно весёлый и играет им на своей любимой гитаре. Не терпелось увидеться с ним и сказать то, что давно уже не даёт спать спокойно. Рома и не знал, как сильно он ошибается. Чем ближе они подлетали, тем сильнее поднималась тревога в душе Ильина. Что-то явно было не так. Он знал, что на момент, когда они пересаживались с катера на самолёт, чтобы добраться до базы, Пётр был уже там. Роме было страшно спрашивать у главного начальства, поэтому он только вопросительно посмотрел на Соколова. А тот без слов его понял и покачал головой. Значит новостей от вертолёта с Максом и детьми нет. Спокойствия это точно не добавило, только пугало. Деревенских тоже. У многих там были дети, чьё спасение значило для них больше, чем их собственные жизни. Поэтому они и согласились отправить детей таким путём. Верили, что хотя бы те спасутся. Но сейчас, когда людям больше ничего не угрожало, они сильно волновались. Пара женщин спрашивала пожарных об этом, но никто и сказать ничего не мог. Как только катер коснулся берега, Рома сорвался с места, направляясь к базе. Он проигнорировал и команду, и боль во всём теле, и людей, нуждающихся в помощи. Зотов тут же его окликнул, удивляясь наглости. — Не трогай его, сами справимся. — Только махнул рукой Соколов. Ильин бежал, спотыкаясь и чувствуя боль в повреждённых, сильным потоком воды, рёбрах и уставших ногах. Когда он добрался до самой базы и увидел стоящий на площадке вертолёт, резко остановился, выдыхая. Значит добрались, справились. Улыбка сама собой появилась на измученном лице. Он подошёл к детям, уплетающим за обе щеки какой-то сухпаек, и заметил Окопыча, немигающим взглядом смотрящего в сторону леса. Парень решил не беспокоить пилота и обратился к детям, по пути снимая любимую шапку. — Ребят, а где пожарный, что с вами летел? Кудрявый такой, с гитарой — улыбка сошла с лица, как только он заметил, что некоторые дети дёрнулись и опустили виновато глаза. К нему подошла самая старшая, по виду, девочка. На её, потемневшем от копоти лице, были видны светлые полосы от дорожек слёз. Да и сейчас глаза были на мокром месте. — Он сказал нам закрыть глаза — девочка всхлипнула, — но я не закрыла, я всё видела. Он прыгнул туда, вниз, прямо в огонь. А потом мы взлетели. — Рома не заметил, как выпустил из рук шапку и вслед за ней стал оседать на землю. Девочка подняла шапку и положила её парню на колени. — Ах, это вы. Значит, именно вам просил записку передать. Он её написал, перед тем как он… как… в общем, держите, — Девочка вложила бумажку ему в руку и закрыла в кулак, видя, что он не реагирует. — Простите, я… мама! — на площадке показались потрепанные деревенские и дети рванули к ним. А у парня не было ни одной мысли в голове. Только сжимающая боль где-то под рёбрами. Ильин расслабил ладонь и посмотрел на мятый клочок бумажки. Он развернул его, но не сразу разобрал текст, слова расплывались от слёз на глазах. Рома утёр глаза рукавом, размазав копоть по всему лицу и уткнулся взглядом в листок. «Мне жаль, Ромка, не получилось вернуться. Просто знай, что свои последние минуты я думал о тебе. Надеюсь ты сможешь простить меня, герой. Не скучай» — Ильин почти услышал этот ребяческий, но виноватый тон. Сдерживаться больше не было сил и он закричал, не сдерживая эмоций. Он пришёл в себя, лишь почувствовав тяжёлую руку Петра на плече. — Пойдём, малой, тебе к врачу надо. — Парень поднял на Величука осоловелый взгляд, не сразу поняв, что от него хотят. Механически кивнув, Рома поднялся, не без помощи Петра. Мужчина практически тащил его на себе в медсанчасть, ведь у того будто задеревенели все конечности. — За ним отправили вертолёт. Окопыч дал примерные координаты того места, где они были тогда. — Я тоже полечу — Парень встрепенулся, будто за секунду обретая силы, но Пётр тут же осадил его. — Нет. Это не поможет. Ты со своим волнением только будешь мешать. Да и нет в этом уже смысла. Скорее всего, его больше нет с нами — Он поджал губы, не в силах договорить. Все-таки они были друзьями. — Но я должен, как же ты не «понимаешь», — хотел уже сказать Рома, а потом понял. Тот понимает, как никто другой. Он ведь тоже потерял любимого человека в огне. Парень сглатывает и кивает. Дальше Ильин урывками помнит охающую медсестру, обрабатывающую сбитые на руках костяшки, врача, проверяющего целостность рёбер и взгляд Соколова, заглянувшего в этот момент проверить парня. Открывшийся вид ему явно не понравился. А потом он проснулся на кровати с ощущением, будто последние 20 лет лежал в коме и все его конечности атрофировались. С трудом подняв голову, Рома понял, что лежит вовсе не на своей кровати, а на Шустовой. На него сразу нахлынули воспоминания последних часов. Он уткнулся лицом в подушку, пытаясь учуять смесь любимых запахов — ромашковый шампунь, запах самого Макса и его одеколон. Парень обхватил руками подушку, крепко сжимая, будто пытаясь найти в этом действии ответ, как ему дальше жить без самого дорогого ему человека. Но тут под подушкой он нащупал какой-то конверт, достал его и увидел подпись красивым, чуть витиеватым почерком «будущему герою РФ Ильину Ромашке Романовичу». Он хлопнул глазами, не веря реальности находки. Но после пары минут упрямого сверления глазами конверта, тот не исчез, как и надпись на нём. Сомневаться в том, кому это письмо адресовано, не приходилось, поэтому Рома решил, что имеет полное право на его вскрытие. Тем более теперь. Дрожащими руками он открыл его и взглянул на содержимое. Внутри было письмо и какой-то маленький кулёк. Несколько раз глубоко вздохнув, в попытках успокоиться, Ильин открыл письмо и принялся читать: «Привет, Ромашка. Если ты читаешь письмо, значит я уже ум… хрен тебе, это значит, что я наконец набрался смелости тебе открыться. Но не настолько, чтобы сделать это лично. Я не очень хорош в выражении эмоций и складывании слов, если только это не песня. Поэтому прости, родной, это будет нелепо и очень неловко. Не представляю, как в глаза тебе буду смотреть после этого. Особенно, если ты меня отвергнешь. Но я всё-таки надеюсь, что ты так любовно смотрел на меня не потому, что хочешь стащить мою куртку. Хотя они же совсем одинаковые, не считая именной нашивки. Впрочем, не это важно. Чувствую себя нашкодившим школьником, корпящим над объяснительной. Но я всё-таки не окно мячом разбил, а тебе свою душу открываю. В общем, не знаю, как давно это началось, но ты стал мне дороже любого. Знаешь, я ведь никогда смерти не боялся. А теперь боюсь, но не своей, а твоей. Сердце каждый раз заходится, когда ты в самое пекло лезешь. Для тебя приключения на зад найти, как мне рифму. А ещё теперь страшно уйти, оставив тебя одного. Надеюсь, мне не придётся. Короче говоря, я тебя люблю. Сильно. И всё-таки наивно надеюсь, что это взаимно. Ах да, ты мне как-то говорил, что с детства хотел гитару, но не умеешь играть, а сейчас учиться и не хочешь (жаль, я бы тебя научил). Поэтому в конверте ты найдёшь браслет. Может для тебя это нелепая и совсем не модная побрякушка, но мне очень хотелось её тебе подарить. Но предупреждаю, если ты его наденешь, я буду знать, что мои чувства взаимны. И вряд ли смогу тебя отпустить так просто. В общем, Ромашка, пусть это будет твой ответ.С Любовью, Макс»
Рома сидел, растерянно глядя на письмо и не мог поверить своим глазам. Максим действительно хотел признаться ему? Значит он тоже его любит? Точнее любил… Ильин увидел мокрую кляксу на письме, внутри которой уже размывался текст и, скорее, утёр слёзы. Ему не хотелось портить последнее, что осталось ему от Макса. Хотя нет, не последнее. Парень наконец обратил внимание на свёрток, выпавший прежде из конверта. Он взял его в руки и стал аккуратно открывать, стараясь не повредить упаковку, ведь сохранит и её. Результатом распаковки в его руке лежал кожаный чёрный браслет с декоративной металлической гитарой в центре. Рома улыбнулся, на мгновение поднёс его к губам и тут же надел, затягивая потуже. Браслет был действительно красивым, и снимать его парень собирался примерно никогда. Украшение теперь останется с ним, как частичка любимого человека, память о нем. Ильин лёг обратно на кровать, сжимая в руках письмо и глядя в серый потолок комнаты. Он закрыл глаза и на него нахлынули воспоминания о Максе. А за месяцы, проведённые в одной команде, их было много. Больше, чем с другими её членами. Хотя первый месяц Ромка держался от всех особняком. Ему казалось, что члены команды относятся к нему с каким-то пренебрежением, а сам Максим будто даже со снисхождением, что бесило ещё больше. Молодой язвил на любое проявление доброты того, фыркал на его улыбки и показательно отказывался от предлагаемых сладостей. И однажды он не выдержал. Как раз в тот день, когда Катя его бросила. (Да-да, все-таки это была её инициатива.) Тогда он зашёл в комнату, запихнул часть своих вещей в рюкзак и выскочил на улицу, игнорируя вопросы и удивлённые взгляды. Остановился метров через пятьсот, сел на траву, достал сигареты и закурил. Он не очень часто курил, но иногда успокаивался только таким способом. Рома наслаждался этими моментами, медленно затягиваясь, опрокидывая голову назад и так же медленно выпуская ядовитый дым из своего рта. Таким его Макс и нашёл. Просто сел рядом, жестом попросил сигарету и последовал примеру парня. — Я и не знал, что ты куришь, — протянул Ромка, глядя, как его коллега крутит злосчастную палочку в руках, лишь изредка поднося к губам, прикрывая глаза и затягиваясь глубокого, умело. Парень даже немного залип на это действие, тут же встряхивая головой, в попытке снять морок. Шустов на это только усмехнулся. — А я и не курю. Курил когда-то, в студенчестве ещё. А потом нам рассказали множество случаев, как люди засыпали с зажженной сигаретой в руке или бросали её где попало. И сгорали дотла, вместе со своими супругами, детьми и соседями. Да и в лесах такое часто бывает. Меня тогда зацепило сильно и я сразу после той пары в ближайшую мусорку свои сигареты и выкинул. А потом нашёл свою отдушину в конфетах. Особенно леденцах мятных. — Он немного закашлялся с непривычки, чем вызвал встревоженный взгляд собеседника, почти сразу скрывшийся за привычным безразличием. Да, без излюбленных очков, эмоции парня были как открытая книга. Может поэтому и носил он их, уж больно живые у него глаза. — Ну так зачем сейчас за сигарету взялся, раз на леденцы перешёл? Это же вредно. И тебе, и природе. — Ну если ты куришь, то и я, раз вместе сидим. Могли бы вместе конфеты есть, да ты видно сладкое не любишь. Хотя видел я, как ты шоколад уплетаешь, так что, похоже, причина не в этом. — Макс посмотрел исподлобья на парня своим самым хитрым взглядом, вызывая мурашки по телу. — Да ну тебя. Не в этом дело. Просто если честно, задрал ты меня совсем своими конфетами. Носишься со мной как с ребёнком. Тут помощь предлагаешь, тут конфетку в рот суёшь, как с малышом, чесслово. Бесит уже. Ладно, я уже понял, что я вашей команде не сдался, но могли бы хотя бы попытаться меня принять, раз Соколов меня к вам взял. Я знаю, что это только из-за Катьки и теперь я снова вернусь к однокурсникам, вертолетную площадку ногами сбивать. Ему же нет теперь резона надо мной издеваться. А я может с детства мечтал быть пожарным и был бы рад стать профессионалом, да под ваши подколки только косячу и косячу. — Рома прервался, чтобы набрать воздух в лёгкие и продолжить свою тираду, но Макс ему не дал, приложив ладонь ко рту. — Хэй, успокойся, Ромашка, всё хорошо. А теперь по порядку. Я тебе помощь и конфеты предлагаю не от того, что тебя ребёнком считаю, а потому что поддержать хочу. Ты малой ещё, но смелости и боевого духа в тебе не меньше, чем в нас. Только ко всему прочему, ты ещё и балбес, уж прости. Со своей смелостью и любовью к приключениям на задницу, лезешь в самое пекло, а нам потом разгребать. Я над тобой стебаться и не думал. Хотел подружиться, а ты шарахаешься, как от пощёчины, когда тебе помочь хотят. Глупо это. Мы ведь команда. А за Алексея Павловича не волнуйся. Если бы хотел тебя выгнать, то выгнал бы после первого же полёта, когда ты в лес пошёл гулять ночью и заблудился. Но он понимает, что ты не дурак и можешь стать отличным пожарным, если свои понты куда подальше засунешь. И не стал бы он тебя в команде держать только из-за дочери, если бы знал, что может подвергнуть этим опасности других. По поводу Серёжи с Костиком даже не говори, они не со зла так, просто подначивают тебя, чтоб не расслаблялся. Так что собрал волю в кулак и вернулся в казарму. У нас завтра вылет, а ты важная боевая единица, без тебя никак не полететь. — Максим потрепал улыбающегося малого по голове и встал, потягиваясь и жмурясь на отблески заката. Рома встал, чуть кряхтя от неудобной позы, отряхнулся и протянул Шустову руку ладонью вверх. Тот непонимающе улыбнулся и положил свою сверху, чуть сжимая. Ильин затормозил, глядя то на парня, то на их руки, чуть покраснел и опустил свою, чтобы тут же поднять другую. — Да нет же, не надо мне твою лапу. Я у тебя конфету просил, раз ты их не только детям раздаёшь. — Макс рассмеялся, но конфету дал. Точнее не одну, а целую горсть, которая тут же заполнила карман молодого пожарного. А потом Шустов протянул вторую руку, но уже пустую. — А я что? У меня для тебя ничего нет, прости. — Окурок сюда давай, Ромашка. Мы же добропорядочные граждане, мы не мусорим. — Максим снова ухмылялся и глядел хитро, будто насмехаясь. — Сам ты.! Хотя нет, ты не ромашка, ты Одуван. Стой, не двигайся. — Рома так и убрал окурок сигареты в карман и, нагнулся, чтобы сорвать пушистый цветок и вручить его Максу. Затем достал из рюкзака телефон и сделал фото — Одуван с одуванчиком в руке. Получилось очень красиво, особенно в лучах заходящего солнца. Как только фото было сделано, Ромка сдул цветок прямо парню в лицо. А потом пришлось пуститься в бег, чтобы избежать той же участи. Когда запыхавшиеся, но весёлые парни добрались до базы, Максим всё-таки решился задать вопрос, ради которого и пошёл за молодым. — Так ты сильно переживаешь из-за расставания? — Чего? А, нет. По-моему, к этому всё шло, но мы не хотели признавать. Грустно, конечно, но после встречи мы поняли, что не так уж друг другу и нравимся. Поэтому расстались друзьями. Она сейчас углубится в учёбу, я в работу, все нормально. Рома поднял глаза, а Макс стоит и улыбается. А потом как по щелчку, картинки начинают сменяться одна за одной, как очень быстрый показ слайдов. Вот они вместе на вылетах, вместе проводят все свободное время, вот Рома внимательно слушает песни Макса, уже ставшего ему хорошим другом, а вот пытается научить новым. Несколько месяцев их взаимоотношений проносятся перед глазами и парень будто со стороны видит, как они начинают сближаться, как Ильин перестаёт курить, сначала только при друге, а потом и вовсе. Зато он перестал отказываться от конфет и теперь в их команде было две сладкоежки, над чем не устают шутить их коллеги. А потом всё резко останавливается и вот уже Ромка видит, как Макс стоит к нему спиной, метрах в ста, а вокруг только огонь. Ильин зовёт его, но тот не откликается, он переходит на крик, но Шустов даже не оборачивается. Парень уже срывает горло и вдруг резко подскакивает, чувствуя чьи-то руки на плечах и отдалённый голос. Парень поднимает голову и видит Соколова, взволнованно склонившегося над ним. — Эй, герой, всё нормально? Я пришёл с новостями, а ты тут трясёшься весь во сне и кричишь. — А? Да, я в норме. Кошмар приснился. Точнее реальность, ставшая кошмаром… — он отворачивается и немного отодвигается от начальника, не желая показывать свою слабость. — Поисково-спасательная вернулась. С Максом. Я решил, что ты захочешь его увидеть. — парень дернулся, но кивнул. — Да, я хотел бы с ним попрощаться, спасибо. — Он убрал письмо во внутренний карман куртки и поправил браслет на руке. — Где я могу найти его… тело? — Ну с телом ты погорячился, конечно. Он, хоть выглядит не очень, но не такой уж и трупак. — Алексей Павлович усмехнулся, видя недоумение пожарного. — Жив, он, Ромка, жив. Чудом выжил. В лазарете сейчас отлёживается. — Ильин неверяще смотрел на Соколова секунд пять, а потом улыбнулся и рванул в указанном направлении. Он не мог поверить своему счастью. Макс жив, он смог, он справился. Залетев в медсанчасть, он чуть не сбил врача, сбивчиво извиняясь за это по пути. Подбежав к посту он выпалил «Макс! Шустов Максим, точнее. Где он? Что с ним, он в порядке?» Дежурная медсестра сначала испугалась, но будто готовая к этому, направила его к нужной койке, предупредив, что пациент без сознания и к нему надолго нельзя. Ромка яро кивал, будучи рад хотя бы как-то его увидеть. Подойдя к кровати и увидев, мерно вздымающуюся грудь Максима, он наконец выдохнул. Действительно жив, хотя и изрядно потрепан. Оказывается, у пожарного всё-таки было с собой огнеупорное одеяло, которым он смог укрыться, благодаря чему и выжил. Конечно, при падении с вертолёта, он сломал руку, повредил ногу и, видимо, из-за этого, получил несколько не самых приятных, но не очень опасных ожогов, но все это было не смертельно. Шустов даже умудрился не сильно надышаться дымом, а огонь и вовсе его будто обошёл. Уже после, непосредственно от спасателей, Ильин узнал, что вся поляна была выжжена, за исключением маленького клочка земли, на котором они и нашли удачливого пожарного. Ну а пока он сидел у кровати этого кудрявого чуда, сжимая здоровую руку и счастливо прощупывая размеренный пульс под пальцами. Рома тихо шептал ему о том, как волновался, о том, как был уверен, что больше никогда не услышит его голос и не увидит лучезарную улыбку. Минут через десять его всё-таки выгнали медсёстры и парню казалось это ужасно несправедливым. На прощание он поправил рукой непослушные кудри Максима и направился на улицу. Та его встретила свежим воздухом и долгожданным проливным дождём. Что удивительно, ведь его обещали ещё не скоро. Теперь Ромка был уверен, что всё будет хорошо. Макс жив, люди спасены, а пожар потушен. Перед тем, как отправиться спать, парень нашёл спасателей, нашедших друга и поговорил с ними, поблагодарив от души. От них же он и узнал, что главная любовь Максима Шустова — его дорогая гитара, сгорела в том огне, так же выкинутая из вертолёта, как и другие вещи. Поэтому у Ромы возникла замечательная идея и он тут же отправился её исполнять.***
— Слышь, герой России, ты там последние мозги растерял? — Зотов дал Ильину, мирно восседающему на траве, увесистый подзатыльник. — Ауч, что такое-то? Я тебе ничего плохого не сделал. И Оксане тоже, если что.— Парень отложил телефон и стал потирать ушиб на голове. Который, к слову, вовсе не болел, но для проформы надо было на жалость подавить. — Ещё бы ты ей или мне что-то сделал. Ты почему к Максу не заходишь? Он уже почти неделю в лазарете и пять дней в сознании, а ты все мимо, да мимо. Ждёшь, когда его выпишут и он сам придёт, чтобы тебе костылями пиздюлей отвесить? Так я буду рад на это посмотреть. Как по ночам к нему таскаться с конфетами и фруктами, так ничего, а как лично прийти, пока тот бодрствует так нет, слабо. Что смотришь? Или ты думал, что скрип твоей кровати, шуршание пакетов и гостинцы на тумбочке Шустова никто не заметит? Так вот ты ошибаешься. Достали уже. Оба. Один боится зайти, другой волнуется и постоянно о другом спрашивает. Ну вас, придурков бессовестных. Соколов просил к тебе не лезть с этим, но видеть уже не могу расстроенную моську Макса. Ты моего друга не обижай, а то в следующий раз чем покрепче подзатыльника приложу, чтоб не повадно было. Чтоб сегодня же к нему зашёл, понял? Рома сидел, ошарашенно глядя на Сергея. От него он точно не ожидал таких длинных нравоучений и проницательности что-ли. Оказывается, Зотов был не так прост. А парнишка всегда думал, что девиз того «Сила есть, ума не надо». Кто бы знал, что он не обделён сообразительностью и эмпатией. Рома даже не сразу понял, что от него ожидают хоть какого-то ответа, глупо хлопая глазами на тираду коллеги. — Да понял я, понял. Но сегодня никак не могу, — Сергей уже занёс руку для второго подзатыльника, но тот быстро продолжил. — Завтра! Завтра, ладно? Честно, я к нему зайду. Просто раньше никак нельзя. А завтра я смогу, обещаю. — Зотов с подозрением посмотрел на Ромку, показательно хрустя косточками на руках. — Какой ты у нас, Молодой, занятой. Ну смотри, чтоб завтра сходил, а то точно получишь. — Мужчина показал кулак и ушёл, оставив всё так же удивлённого Рому сидеть дальше над своими важными делами. У него действительно были причины отложить посещение Шустова до определённого времени. И ему они казались вполне весомыми. Ну почти. Поэтому как только ему пришла долгожданная посылка, ради которой и пришлось терпеть целую неделю, Ромка чуть не светился от радости. Ведь он правда очень сильно скучал, а ночных гляделок ему было мало. Каждый раз Ильин проникал абсолютно тихо (как ему казалось) в лазарет, но его все равно находили и выгоняли минут через десять. Он и решил зайти днём, чтоб его не выгоняли. Взял свой небольшой презент, любимые сладости Макса и отправился в медсанчасть. И чем ближе он подходил, тем сильнее колотилось сердце. Ему вдруг стало страшно, что его там и не ждут вовсе. Рома постоял у дверей лазарета немного, набираясь смелости и, наконец, направился ровным (ну почти) шагом к стойке дежурной медсестры. — Здравствуйте, а к Шустову Максиму можно? — увидев его, женщина усмехнулась, вспоминая, как он пытался незаметно пробраться мимо неё. — А если скажу нет, тебя же разве это остановит? — Ромка невинно улыбнулся, будто не понимая о чем речь. — Иди уже, горе ты луковое. Думаю, дорогу тебе показывать не надо. Парень кивнул и ушёл, по знакомому уже пути. Увидев Макса спящим, он даже выдохнул облегчённо. Значит, обойдутся без неловких взглядов и палева подарка. Ильин даже сначала решил оставить его здесь и уйти, но вспомнил внушительный кулак Зотова у своего лица, почесал макушку и остался. Он поставил свой маленький подарок на пол и сел на стул возле кровати. Какое-то время он сидел, вглядываясь в лицо спящего мужчины, любуясь солнцем, запутавшемся в его кудрях, а на душе было так тепло. Затем он зевнул и положил голову на кровать, рядом с рукой Максима, на секунду прижавшись губами к мозолистым пальцам. Из-за стресса последних недель и постоянного недосыпа, парня вырубало при любой возможности. Вот и сейчас он задремал, подложив под голову левую руку. Поза, конечно, не самая удобная, но он уже привык. Просто передохнет немного, а потом встанет и разбудит Макса. Но получилось немного не так, как он планировал. Максим проснулся первым и не сразу понял, что действительно уже бодрствует. Ведь рядом с ним, полулежа, спал Ромка — его маленькое чудо. Как же Макс был рад его видеть. Он боялся, что тот так к нему и не заявится. По крайней мере днём. А судя по передачкам на тумбочке, тот регулярно к нему захаживал. И это было странно. Ведь если бы Рома не хотел его видеть, он бы и не приходил. Но почему тогда не мог сделать это лицом к лицу? Это Максим и собирался выяснить. Поэтому как бы ему не хотелось дать парню ещё отдохнуть, он стал тихонько гладить его по голове здоровой рукой, шёпотом зовя его по имени. — Ещё пять минуточек, мам, честное слово. — Пробормотал тот и отвернулся. А Шустов не сдержал усмешки. — Ромашка, если хочешь спать, то либо иди к себе, либо ложись рядом по-человечески. — Рома тут же поднял голову и уставился на мужчину, хлопая глазами, точно Бэмби. — Проснулся? Я бы с радостью полюбовался твоим спящим лицом ещё немного, но мне кажется, ты пришёл не за этим. — Ромка залился краской и нервно стал тереть лоб рукой, не зная, что и сказать. Вся заготовленная речь вылетела из его головы, и у него было стойкое желание провалиться под землю прямо сейчас. — Да… я это, поговорить хотел… вроде. — начал было он, но его тут же перебили, заметив украшение на руке. — Ты носишь браслет? Так стоп, откуда он у тебя? Ты письмо нашёл? Рома, только не говори, что прочёл его. Как же стыдно. Но если ты его надел, значит ты… — Стой! Подожди. Прежде чем я отвечу, у меня для тебя тоже кое-что есть. Небольшой ответный подарок. Не мог прийти к тебе без него. Чувствовал, что должен. — Тараторил красный как рак, Ромка, поднимая с пола подарок и кладя его себе на колени. Макс тут же встрепенулся и сел, придерживаясь за плечо Ильина. — Это что? Ты серьёзно? — Он ошарашенно глядел на этот «небольшой подарок» и просто отказывался верить своим глазам. На стуле, упакованный в простецкий жёлтый бант, лежал гитарный чехол и, явно не пустой. — Ром, ты… — А ну-ка цыц, все вопросы потом. Смотри, тут у нас чехол. Не простой, но и не золотой. Специально для тебя, он сделан из огнеупорного материала. Честно говоря, я так и не понял из какого. Швея, у которой я его заказывал все говорила про стеклоткани, углеродные волокна и прочее. Я просто сказал сделать на её усмотрение. Ну короче, теперь чехол твой не горит. Я проверил. Но это ещё не всё. — Ильин аккуратно развязал бант и открыл чехол, доставая новенькую гитару. Макс не выдержал удивлённо-восторженного вздоха. — Так, я не знал, какая именно гитара тебе нужна, поэтому выбрал ту, что больше всего была похожа на твою предыдущую. За исключением рисунка. У меня подруга художница, делает крутые работы по ткани и дереву. Я хотел, чтоб она и чехол расписала, но не сложилось из-за нехватки времени. И так было очень непросто найти тех, кто сделает всё качественно и в кратчайшие сроки. — Парень медленно проворачивал в воздухе инструмент, показывая его во всей красе. Он избегал взгляда Макса, боясь увидеть там разочарование и скуку. — Вот, а на самой гитаре, как видишь, она всё-таки нарисовала поле цветов. Смотри, какие красивые одуванчики — на тебя похожи. А рядом ромашки. Прости, что самонадеянно выбрал дизайн для твоей гитары, вместо того, чтобы повторить предыдущий. Почему-то я решил, что ты больше не захочешь увидеть её в огне. Ну ты понял, хах. Ой, прости, если затронул тяжёлые воспоминания. Ах да, тут ещё на боковой стороне надпись — «Собственность героического пожарного и музыканта Максима Шустова». Ну как-то так. Нравится? — Рома положил инструмент перед другом и, наконец поднял глаза на Макса, нервно постукивая пальцами по ноге и прикусывая губы. А тот неотрывно смотрел на гитару, лежащую теперь у него на коленях, трясущейся рукой чуть касаясь грифа, затем струн, рисунка. Ильин испугался, увидев мокрую дорожку слёз на его лице. Он приблизился, кладя руку на щеку пожарного. — Хэй, ты чего, всё нормально? Может болит где-то? Или я тебя расстроил и тебе не нравится подарок? Блин, прости, пожалуйста, я хотел как лучше. Ну мы можем съездить в магазин, и ты выберешь любую гитару на свой вкус. — Роман чуть приподнял лицо мужчины, глядя прямо в глаза и пытаясь найти ответы на свои вопросы. Он неоднократно прокручивал в голове этот момент, но такой реакции не ожидал. Но тут Максим наконец вышел из ступора, улыбнулся, пока парень стирал очередную слезу с его лица. Он прошептал «спасибо» и прижался своими губами к Роминым. Не настойчиво, легко и мягко, но чуть задерживаясь, прежде чем отстраниться. Ромка тут же отпрянул, прижимая руку ко рту и как-то глупо хлопая глазами. — Т-ты чего это? Зачем? — он выглядел испуганно и Макс мысленно ударил себя по лицу. Не стоило ему целовать мальчишку так неожиданно и без разрешения. — Прости, что поцеловал тебя, мне показалось, что ты тоже этого хочешь. Просто эта гитара и браслет на твоей руке, да и вообще. Я почему-то был уверен, что ты тоже… ай неважно. Я не буду сопротивляться или отвечать, если ты решишь меня за это ударить. Всё понимаю и мне жаль, что я сделал тебе неприятно. — Тут уже Рома его прервал, не выдержав. — С-стой, погоди ты, не в этом дело. Я просто не ожидал. Всё хорошо, правда. — Парень встал, убрал гитару на стул и упёрся коленом на кровать, положив одну руку Максу на плечо, а вторую на затылок. — Я не против. И это не было неприятно, даже наоборот. Я просто испугался. Ты сначала заплакал, а потом поцеловал. — Он оставил быстрый поцелуй на щеке. — В последнее время ты очень часто меня пугаешь. Но нет и нет, я не собираюсь тебя бить. И да, я тебя тоже люблю. — Ещё один на скуле. — Очень. Спасибо, что вернулся. — Ильин нежно улыбнулся и вернул Максиму поцелуй, уже в губы. Более продолжительный и уверенный. Рома окончательно забрался на край кровати, пытаясь быть ещё ближе, поднял левую ладонь на шею Макса, а правую запустил в его золотые кудри. Тот в ответ чуть приподнял Ромкину футболку и коснулся спины, чувствуя мурашки под пальцами. Отстранившись друг от друга и прижавшись лбами, парни выглядели как самые счастливые люди на свете. А может так и было. Максим подвинулся на край кровати, уступая вторую часть Ильину и некоторое время они просто лежали вместе, болтая о всяком и не замечая ничего вокруг. Было не очень удобно на, не самой широкой, больничной койке, учитывая ранения Макса, но их это не особо волновало. Рома просто старался не задевать чужую больную ногу и сильно не давить на мужчину, лишь касаясь его лица или рук. По окончании всех ужасных событий, прикосновения друг друга были для них словно свежий воздух после жары. Такой приятный и такой важный. Рома как раз рассказывал о том, как им с Соколовым пришлось выбираться из леса, когда тот и появился возле них. — О, да вы легки на помине, Алексей Павлович — усмехнулся он. Его совсем не смущало, что он лежит в обнимку с мужчиной, на глазах у своего непосредственного начальника. Да и тот вроде не выглядел возмущённым. — Да что ты говоришь, а я вот хожу и думаю, что же у меня уши горят, вот прям как у Макса щёки сейчас. — Он усмехнулся, вгоняя того в краску ещё больше. Соколов хотел было сесть на стул но увидел гитару, удовлетворенно цокая. — Хороший инструмент. Ну что, вас можно поздравить? Уже готовы заселяться в семейную комнату? — А что, так можно? — встрепенулся Ромка, вызывая искренний смех у пожарного. — Конечно можно, как только вы свадьбу сыграете, так тут же на очередь и поставим. А если ещё и детей родите, так сразу. Только непонятно кто из вас рожать будет. — Он с ухмылкой оглядел парней — Хотя, похоже что ты, Роман Романыч. — тут Алексей Павлович уже не выдержал и рассмеялся в голос. — Да ну вас, я же правда поверил. — Парень надул щёки, как хомяк и сделал вид, что действительно обижен этой шуткой. Но ему, конечно, никто не поверил. — Ладно, я на самом деле не просто так пришёл. Сверху приказ пришёл о награждении особо отличившихся. И вас, двух оболтусов, в том числе. Так что приводим себя в порядок, выздоравливаем и завтра встречаемся на базе в половину десятого. И не опаздывать, герои. А ты, Максим, не сильно разлёживайся, куда же мы без тебя и твоих песен — Ромка счастливо улыбался, переглядываясь с Соколова на Максима и обратно. — Будет сделано, Алексей Палыч. — коротко кивнул Максим. — А я говорил, что героем стану, а вы мне не верили. — Усмехнулся Ильин. — Да-да, мы поняли уже. Пойду я к остальным. И это, медиков не сильно смущайте, а то пожалуются на вас. — Рома неловко кивнул, наконец замечая знакомую ему, уже, медсестру, качающую на них головой. И если бы не лёгкая улыбка, он бы правда решил, что та их осуждает. Алексей Павлович ушёл, а Рома устроился поудобнее и обратился к Максу. — Слушай, а может правда семейную комнату попросим? Ну а вдруг дадут. У нас точно есть свободные, я знаю. — Макс на это только потрепал его по волосам, не сдерживая некоторого умиления. — Какой же ты у меня все-таки дурашка, Ромашка. За что ты на меня такой свалился? — Шустов опустил руку Роме на затылок, мягко поглаживая. — За всё хорошее и не очень, Максим. Но раз ты против, я всегда могу уйти — парень хитро улыбнулся, делая вид, что собирается встать с кровати и уйти, но его тут же схватили и вернули на место. — Да куда ты теперь денешься с подводной лодки, герой. — Он аккуратно опустил руку на бок Ильина, и оставил лёгкий поцелуй на его виске. — Я тебя теперь точно не отпущу. — Рома, в принципе, был не особо и против.***
С тех пор, парни практически официально стали парой. Конечно, не целовались у всех на виду, но всё и так было понятно. К ним даже сильно никто не лез по этому поводу. Опытные пожарные понимали, что жизнь слишком коротка, особенно у них, чтобы строить её на предрассудках. Хотя один раз, несколько новобранцев решили устроить подлянку парням за их спиной, но получили хорошенько от, прознавших об этом, Сергея и Костика. Да и когда кто-то пытался грубо подшутить, Ромка отвечал и словесно так, что умник затыкался раз и навсегда. Так что, в общем всё было прекрасно. А куртку Шустова, Рома все-таки таскал, не слушая возражений того. У Макса даже на обоях стояло фото, где чётко видна его фамилия на нашивке. И несмотря на показное возмущение, это грело его сердце, будто они и правда стали полноценной семьёй.