Дар или проклятие?

Вера отметила, что хотя раненое предплечье всё еще давало о себе знать, боль стала заметно меньше. Но таблетку всё же необходимо было выпить, а потому, улучив момент, когда Митя снова принялся листать книгу, девушка вытащила из кармана заранее взятое в своей комнате обезболивающее. – Почитать тебе? Согревшегося горячим чаем мальчика уже клонило в сон, но Митя всё равно кивнул. – Вот отсюда. Про лошадок, – он пододвинул себе подушку и улегся на нее грудью. – Этот Роберт добрый, не захотел их убивать. «Только вот за эту доброту втридорога пришлось потом заплатить», – вздохнула Вера, зная, чем закончилась экспедиция Роберта Скотта. Она читала Мите с четверть часа, они вместе разглядывали картинки и делились впечатлениями. – Ему не повезло, – сказал Митя и добавил, внеся ясность, что он имел в виду не экспедицию: – У него фамилия Скот. Его, наверное, сильно дразнили в детстве. – Точнее, Скотт, и на английском эта фамилия значит совсем не то, – возразила Вера. – Она происходит от названия страны – Шотландия – и ее жителей, и это вовсе не обидное ругательство. – Не-а! – мальчик замотал головой. – Не хотел бы я там жить. Меня и так дразнят Кровавый Митяй. А если еще и Скот! – А мне кажется, Роберт бы не поддавался на дразнилки, – возразила Вера. – Помнишь, что я тебе говорила? О своем мнении. У него тоже наверняка было свое мнение, и он стал великим исследователем. Смелым и отважным. О нем пишут книжки, а кто помнит теперь тех ребят, кто его дразнил? На этот аргумент Митя не нашелся, что возразить, потому он с минуту разглядывал еще одну картинку. Но потом внезапно спросил: – А вас же тоже дразнили, да? – он поднял глаза на девушку. – А за что? Не очень это были приятные воспоминания, но лозунгом разговора с этим мальчиком была честность. – Верка-недотрога. Я просто не люблю, – пояснила девушка, – чтобы до меня дотрагивались. И в детстве не любила, и сейчас. И это казалось всем странным и меня дразнили. – Но с папой-то вы – целовались! – в голосе Мити прозвучало легкое осуждение. Мальчик всё еще не мог смириться. Ох, знал бы он, как дорого обошелся Вере тот с Кириллом поцелуй! Правда… сегодня днем, когда мужчина снова, не спросив разрешения, поцеловал ее – ничего не произошло. Вера до сих пор гадала – почему? Ведь даже дотрагиваясь до любимого отца, она могла время от времени поймать негативное воспоминание. Так в чем причина? Неужели у Кирилла больше не было в жизни моментов, когда зашкаливал адреналин? Быть такого не может. Или отчего-то сознание Веры стало воспринимать его как «своего»? Признаться, она сама не понимала свой дар до конца. – Если человек тебе друг, если он тебе дорог – тогда всё по-другому, – чуть вздохнула Вера. Это была и правда, и неправда одновременно. – А если жених и невеста? – продолжал допытываться Митя. – Вы же с папой жених и невеста теперь? Ну вот откуда он это взял? Ох уж эти дети… – Нет, Митя, мы с твоим папой только друзья, – как ни старалась Вера скрыть грусть, она явственно прозвучала в ее голосе. Признаться, она сама не знала, кто они с Кириллом теперь. То он ее отталкивал, ясно давая понять, что она для него лишь коллега по работе, не больше, и порой в открытую флиртовал с другими женщинами, причиняя ей боль, то хватался за нее – как за последнюю соломинку. То убегал, прерывая важный разговор, то сам же стремился к ней, признаваясь, как ошибался, целовал – и снова уходил… Но, правду сказать, каких еще отношений она для себя ожидала? Со своим-то «проклятым даром»? – Неправда, – со вздохом проговорил Митя, прикрывая глаза. Он уже засыпал. – Вы для него невеста. Я знаю. Вера понятия не имела, что ответить мальчугану на это внезапное заявление, а пока собиралась с мыслями, сон окончательно унес его в свою дивную страну. Аккуратно забрав из рук Мити книгу и положив ее на тумбочку, Вера прикрыла ребенка одеялом и выключила свет. Стоило ли ей возвращаться к себе? Смысла в этом уже было мало, да и вдруг Митя опять проснется ночью и испугается? Вере почему-то казалось, что Кирилл совсем бы не возражал, если бы она, заботясь о его сыне, провела ночь в его комнате. А потому, поставив на сотовом будильник, девушка легла на второй половине кровати – одеяла с лишком хватило на двоих. Ее тоже клонило в сон, но прежде чем провалиться в объятия Морфея, Вера успела сыронизировать над ситуацией. «Вот я и оказалась в постели Воронцова. Но у меня, как обычно, всё не как у нормальных людей». Да пусть бы и не как у нормальных. Главное, чтобы Кирилл поскорее вернулся. Судя по тому, что Вера в последний раз успела считать из его воспоминаний, мужчина в самом деле был по уши в проблемах. *** *Два месяца назад*. – Я тебе сразу сказал, что твой мачо завязан в этом по самую макушку, – безжалостно проговорил Володя, и каждое его слово втыкалось в сердце иголкой. – Может, этому есть какое-нибудь объяснение?.. – тихо проговорила Вера. – Тогда найди его! Используй свой дар, – раздраженно бросил ей напарник. – Подержи его за ручку. Я не знаю – почеши ему спинку. У него есть информация. Вера отвернулась. Она не привыкла показывать свою слабость, но сейчас это удавалось с трудом. – Нужная информация! – давил на нее Володя. – Добудь ее, а не то я сам займусь этим твоим… – он явно сделал над собой усилие, чтобы не обозвать как-нибудь Кирилла. – …Приятелем. Володя сильно переживал из-за того, что кто-то из «Ингрид» упек Машу в психбольницу, и ее не получалось пока выручить. Вот и срывался на всех. Вера не таила на Соколова зла. Просто было очень больно, что Кирилл оказался замешан в темное дело с пропавшей яхтой Авдеевых. Девушка верила, что всему этому действительно есть объяснение, что Воронцов – хороший человек… Но почему тогда сменил фамилию? Скрывается с сыном, увезя его от собственной жены? Почему солгал, что никогда не ходил по морю, хотя его личная яхта вот уже год как стоит в территориальных водах Греции? Вообще никак не упоминал, что знаком с Натальей Колчиной? Слишком много тайн, недомолвок, лжи. А с другой стороны, в «Ингрид» не церемонятся со свидетелями, устраняя их быстро и безжалостно. Может, Кирилл не соучастник, а жертва? Но узнать это можно лишь одним способом – дотронуться до него. Дотронуться и узнать правду, какой бы горькой она ни была. – Вера, он не стоит твоих страданий! – плохо же она скрывала свои чувства, раз Соколов обо всем догадался. Резко выдвинув ящик стола, Вера убрала туда газетные вырезки, которые нашла у Кирилла в комнате. Вернув ящик на место так, что он несчастно скрипнул, вскинула голову: – А вот быть моим личным психологом я тебя не просила. Жди новостей. Резкость была лишь защитной реакцией, но Володя понял, что дальше гнуть свою линию нельзя. Впрочем, оба они знали, что Вера прежде всего – агент, и всё сделает правильно. Тошно только было от этой «правильности». Ведя игру, ставки в которой слишком высоки, Вера часто действовала довольно жесткими и мало гуманными способами, но в этот вечер, накапав в стакан Кирилла снотворное и поджидая у двери его комнаты, когда оно подействует, чувствовала себя препаршиво. Как же низко она пала – так поступать с человеком, в которого влюблена. Но только по своей воле Кирилл вряд ли бы позволил ей пожать себе руку. Хотя он и бросил Вере в лицо, что не верит ни в какие ее чудесные способности, но при любой встрече держал дистанцию в прямом смысле этого слова, а за обедом садился всегда в отдалении от девушки. Те времена, когда он просил передать соль, чтобы невзначай коснуться ее руки, давно прошли. Значит, обманывал – всему он поверил. И – боялся. Разоблачения? Или угрозы со стороны Веры? Ведь он тоже ничего не знал о ней. Услышав, как в комнате раздался глухой стук, будто упало что-то довольно тяжелое, Вера вздрогнула. Только бы под действием снотворного Кирилл не получил случайную травму, она потом себе этого не простит. Ждать дальше и гадать было нельзя – Митя пока играл с девочками в их комнате, но вскоре мог вернуться. И совсем излишне, если он обнаружит в комнате Веру, держащую за руку бессознательного отца. Приотворив дверь, девушка заглянула внутрь. Ее сердце сжалось: Кирилл не успел дойти до кровати, лежал прямо на полу. Быстро проскользнув в комнату и повернув замок, Вера приблизилась к мужчине, опустившись перед ним на колени. Слава Богу, рядом не оказалось острых углов и других предметов. Ушибов вроде не видно. Кирилл дышал глубоко, его веки чуть вздрагивали, но он не мог побороть действие снотворного. Ох, Назарова, ну что ты творишь! Разве так можно? Нужно. И хватит угрызений совести и прочих нежностей. К делу. Чуть помедлив, Вера мягко положила ладонь на руку Кирилла, прикрыла глаза, хотя это совсем и не требовалось. Просто так легче… Хотя сейчас, чуяло сердце, будет особенно нелегко… *** Лучший друг – столько лет друг друга знали!.. Предатель… убийца… Голова раскалывается, пальцы непроизвольно касаются виска… На волосах чувствую липкую кровь – и всё же мне везет… Везет больше, чем тем двоим в рубке… Он убил их?.. Или это сделал тот, на кого он работает?.. Рванет через десять минут… Бежать? Не-е-ет. Узнать… Узнать у этой твари, натянувшей личину друга, где Наташа… Ожидал ножа в спину, но только не от него – лучшего друга… Тайного врага… Рассчитать бы силу, гудящая голова мало этому помогает… к горлу подкатывает тошнота, но вовсе не оттого, что яхту качает… Удар!.. Что, живой? Живой… Выдохнуть, подхватить с палубы его пистолет… Ну, теперь рассказывай! – На кого ты работаешь, сволочь? Рука трясется. Это всё от удара по голове. Сильно он мне врезал – лучший друг… Но мы одни, одни на этой яхте… вот всё и выясним… До взрыва еще целых десять минут… нет, уже восемь… – Придурок! – держась за голову, Авдеев силится подняться. – С ней всё в порядке! С Наташей? Жива… Слава Богу! Но куда ты ее забрал? А ну стоять! – Не двигайся! – направляю пистолет ему в голову. Но не смогу выстрелить, случись что… не смогу… Ведь это лучший друг… Сашка Авдеев… – Через пару минут здесь будет взрыв! – встает, не слушается. Позволяю ему… я ведь не смогу выстрелить… просто не смогу… Похоже, я ему тоже нехило вдарил – шатается, хватается за кабину… Сердце сжимается… это же Сашка!.. А я его – по голове… Предателя! Он собственную жену отдал… кому? – Где Наташа? С кем ты говорил?! – я вырву это из него. За глотку схвачу и вырву! Семь минут до взрыва… плевать… правду! Мне нужна правда! – Зачем ты полез в это дело? – злой взгляд, я у него такого никогда не видел. – Здесь ставки побольше твоей никчемной жизни! Никчемная, да? Моя? Наташина? Жизни всех тех детей, которых вы украли у настоящих родителей? Которым врали всю их жизнь? Побольше жизней двух бедолаг, что лежат мертвыми в рубке? Сволочь… лучший друг… ненавижу!.. – И моей… и всех наших жизней вместе взятых! Он ненормальный… Сашка Авдеев… примерный семьянин, отличный муж… куда как лучше, чем я был для Снежаны… Отец, о котором можно лишь мечтать… не то что я… Что он сейчас несет? Фанатик. Это они сделали его таким? Кто – они? – Я не понимаю… – я действительно ни черта не понимаю. – Да где уж тебе… – это не он говорит, не мой друг… чужой человек… совсем чужой… – Где Наташа?.. Отвечай, гад, иначе взлетим на воздух оба! Мне не страшно… Странно – почему?.. Я больше боюсь, что придется нажать на курок… Авдеев, ну скажи мне правду! Правду… мне нужна эта гребаная правда!.. Шесть минут до взрыва… всего шесть… – Опусти пистолет, опусти! Потом договорим, – оборачивается, смотрит на меня… в глазах блестит что-то… Сожаление? Или я хотел бы его видеть? – Надо уходить, Кирилл! Сейчас всё рванет!.. Я не умею читать людей… пропустил его рывок: блеск в глазах принял за частичку прежнего Авдеева, друга… И вот он уже кидается на меня… хватает за руки… Не успеваю выстрелить – всё равно не смог бы… Ведь это Сашка Авдеев… Сашка… …Секунда, вторая… мы боремся. Вырываюсь, отталкиваю… Вытянутая рука дрожит, мушка пистолета выплясывает по кругу… Палец задевает курок… или нажимаю его сам? Выстрел бьет по барабанным перепонкам как еще один удар по голове… Сашка!.. Он падает… падает в воду… я даже не знаю, куда я попал… Попал ли… Но выстрел был! И это выстрелил – я! В лучшего друга! В Сашку Авдеева… Прыгнуть сейчас же следом, вытащить, спасти… Но я не могу двинуться… просто не могу… Боже мой… я убил человека… Я убил своего друга… Рука разжимается, пистолет падает… Я наклоняюсь за бортом, но не вижу там никакого тела, уже не вижу… Мое преступление забрало море… Моя правда… стоила ли она его жизни? Его, Наташиной? Жизней тех двух бедолаг в рубке? В голову вдруг новым выстрелом бьет – четыре минуты до взрыва… всего четыре… Надо уходить… Сашку уже не вытащить… Уходить… Не ради себя… ради Наташи… Найти ее. Ради Митьки – кто о нем позаботится? Уходить, прыгнуть в катер, на которой приплыл всего час назад… Какой-то час назад, когда всё было иначе!.. Когда друг был еще жив, когда он был еще другом! Когда я еще не был убийцей… Голова как в тумане, руки делают что-то, а голова не осознает. А катер уносит всё дальше и дальше от злополучной яхты. Взрыв! Я падаю на дно катера… «Дидона и Эней» тонет… тонет, как и все мои надежды… унося в глубины эту проклятую правду, за которую мы все слишком дорого заплатили… И меня… меня прежнего… *** Во время видения Вера не раз хотела убрать руку, и только сила воли заставила ее досмотреть до конца. Всё из-за той правды, которую искала она. Которую, как выяснилось, искал и Кирилл. Вера чувствовала, что ее всю трясет, окружающие предметы виделись размытыми, голова шла кругом. Давно уже ей не было от чужих переживаний так плохо. Наверное, потому, что все мысли и ощущения, отпечатавшиеся в мозгу другого человека и теперь прочитанные ей, принадлежали не кому-нибудь, а любимому мужчине. Девушка почувствовала, что Кирилл, пребывая в полусне, пытается сжать ей руку, и судорожно отдернула свою, разрывая контакт. Ей хотелось поскорее уйти, добраться до своей комнаты, как раненому зверю до норы, упасть на кровать и лежать там… долго лежать, приходя в себя. Не было сил даже обрадоваться, что Кирилл оказался не агентом «Ингрид», что он был тоже пострадавшим. И всё же он стрелял в Александра Авдеева, возможно, даже убил его… Ненамеренно, конечно, но ужас Кирилла сейчас стал и ее ужасом. Его боль – ее. Чтобы приподняться, пришлось схватиться за кровать. И тут Вера увидела, что Кирилл, неведомым образом переборов сон, приподнял голову и, глядя на нее затуманенным взором, протянул к ней руку. В слабо различимом шепоте мужчины она услышала свое имя. Девушка попятилась и, запутавшись в собственных дрожащих ногах, снова оказалась на полу. Она ощутила руку Кирилла на своем локте, его прикосновение даже через ткань блузки обожгло ее, будто притронулась к горячему утюгу. – Вера… – в этот раз она услышала шепот Кирилла более отчетливо. – Я не хотел стрелять… Как такое могло быть?! Откуда он узнал? Ее дар сработал в двух направлениях? Кирилл тоже прочувствовал то, что она только что увидела? В голове метались, как загнанные в угол зверята, отчаянные мысли. Вере хотелось бежать отсюда – от прикосновений Кирилла, от его переживаний, от его замутненного взгляда, в котором читалась боль. И в то же время… в то же время сейчас, когда она в полной мере разделила его чувства, он и она оказались неизмеримо близки – насколько вообще близки эмоционально могут быть два разных человека… Со-чувствие – это когда люди чувствуют одно и то же. Такого никогда не бывает, другой всегда лишь догадывается – но только не в случае Веры. Дар делал возможным на миг ощутить себя другим человеком: с его горем и радостью, но чаще, конечно, горем. Могла ли она убежать сейчас, разорвав эту связь? Отказав Кириллу в со-чувствии? Вера не знала... Она сидела беспомощно на полу, прижавшись спиной к кровати, тяжело дыша… и наблюдала, точно откуда-то со стороны, как Кирилл придвинулся к ней, как его лицо медленно приближалось… пока не уткнулось ей в плечо… Он что-то опять забормотал о случившемся на яхте – вряд ли осознавал, что вообще делал, всё еще находясь под действием снотворного, обнажившего его мучения, с которыми он жил всё это время. И, не в силах оттолкнуть его, любимого мужчину, который так нуждался сейчас в ней, Вера почувствовала, как ее руки, помимо воли, поднялись и легли ему на голову, как пальцы зарылись в черные кудри… Втайне она давно об этом мечтала, но сейчас это была не любовная ласка, а жест поддержки. – Я знаю… я видела… чувствовала… – шептала Вера, а ее ладони всё гладили и гладили взлохмаченные волосы. – Тебя хотели убить… – она вздрогнула, осознав, как близко смерть тогда подобралась к нему. Ведь он мог оказаться третьим утонувшим в той яхте, это его изъеденное рыбами тело могли еще прошлым летом найти в море... Вера невольно сильнее прижала его к себе, будто отнимая от страшного прошлого, забирая к себе в настоящее, в относительную безопасность. – Ты не виноват, Кирилл… не виноват… – ее губы едва шевелились. Но он, казалось, услышал ее. Точно в ответ, руки Кирилла обняли ее за плечи… Вера по привычке напряглась, а потом отпустила все страхи. Прикосновения не рождали новых видений, наоборот, будто закрепляли этот диалог, в котором уже и не требовалось слов. Минута прошла – или целая вечность? Вера потеряла счет времени. И вновь почувствовала его бег, лишь когда Кирилл начал поворачивать голову и девушка ощутила его дыхание на своей щеке… Когда уже его ладони благодарно, любя провели ей по спине… Боль стала отступать, притупляться… чужие чувства отдалялись, как это бывало всегда. Но только в этот момент на их место приходило нечто другое – ощущение взаимного понимания, которого никогда у нее с Кириллом не было… …И которое вряд ли будет – объятия мужчины вдруг ослабли, его голова бессильно упала ей на плечо, словно он вновь оказался побежден сном. Миг единения прекратился, ушел назад, как и чужая жизнь, к которой Вера только что прикоснулась. Кирилл утром, наверное, и не вспомнит ни о чем. И так даже лучше для них обоих. Нельзя тайному агенту влюбляться, нельзя… А Кирилл – ему и так уже досталось, и вдобавок у него маленький сын. Вера не имеет права подвергать их опасности. Она мягко, но решительно высвободилась из объятий мужчины. Однако оставлять его лежать на полу, привалившись к кровати, было не лучшим решением – можно напугать Митю. – Кирилл… Кирилл… – Вера похлопала его по щеке, отчего мужчина что-то пробормотал во сне. – Давай, надо лечь… Давай… Снова он посмотрел на нее – но на этот раз отсутствующим взглядом, даже не узнавая. Она закинула его руку себе на плечо, и, дождавшись, пока Кирилл сам попробует привстать, дернула его в сторону кровати. Оба они неловко упали на покрывало, но главное было сделано. Выскользнув из-под руки Кирилла, Вера стащила с него башмаки и, убедившись, что он ровно дышит, направилась к двери. К счастью, ее уже перестало шатать, и комната не двоилась перед глазами. Уже стоя у двери и поворачивая замок, Вера оглянулась – и вновь поймала на себе взгляд мужчины. Он смотрел на нее несколько секунд – но вот глаза его вновь закрылись. Сон. Это только сон, Кирилл. И ничего больше. *** Кириллу опять снился тот кошмарный сон, что преследовал его месяцы напролет. Даже покойный Крылов не мучил его так, как Сашка Авдеев… Кирилл снова целился в него, снова требовал правды, снова силился выстрелить куда-то в сторону – в воздух, в море… Но раз за разом пуля находила именно Авдеева, и он падал в море, и Кирилл, ныряя следом, не мог его найти… и тоже тонул, захлебываясь в воде, которая из теплой вдруг становилась ледяной… Митя иногда спрашивал, чего это отец внезапно просыпается посреди ночи – пот градом катится по лицу, руки дрожат, а глаза дикие, загнанные… Таким, во всяком случае, Кирилл видел себя в зеркале. И приходилось врать мальчишке, что просто приснился кошмар. Впрочем, после Ночи Двух Лун, ставшей ужасной и для Мити, уже и врать не приходилось. Сын крепко обнимал и, как мог, утешал, говоря, что всё хорошо, что папа герой, что он их спас, что полиция никогда их не найдет! А Кириллу хотелось в тот момент завыть… Потому что полиция может и не найти никогда. А вот куда деться от себя? В этот раз он тоже проснулся… проснулся почему-то на жестком полу. Должно быть, скатился с кровати. Он плохо понимал, что происходит, почему в комнате Вера. Всего-то на расстоянии руки, только протяни ее – и коснешься любимой девушки… Любимой, такой желанной, такой необходимой сейчас… которую сам же и оттолкнул. Кирилл не удивился ее присутствию. Он смотрел и понимал – она всё знает. Всё знает о нем и о Сашке Авдееве. И вдруг стало так жутко, что она снова убежит от него, как от монстра, не щадящего никого. Но он же не такой, совсем не такой! Кирилл что-то говорил – сам не ведая что. Он неведомым образом оказался рядом с Верой. Или это она – рядом с ним? Кирилл чувствовал ее теплые, ласковые руки. Ее нежный, такой любящий голос, ее крепкие объятия, удерживающие на самом краешке бездны. С каждым мгновением, что девушка была рядом, боль чуточку отступала. Его деяние не становилось менее ужасным, но он получал понимание и прощение… Вера знала – и не осудила. Знала – и не ушла. Она была близко, так близко, как они никогда еще не были. И он чувствовал ее дрожь – она боялась за него. Чувствовал ее сопереживание – она разделяла его беду. Едва уловимый аромат ее духов кружил голову, это всё казалось продолжением сна. На этот раз – дивного сна. Кирилл хотел отблагодарить ее – женщину, простившую его, сумевшую принять. Он мечтал поцеловать ее, но страшился вновь испугать, причинить боль. Он и так заставил ее страдать. Ее лицо было в каких-то миллиметрах, он уже ловил губами ее дыхание, вот-вот оно станет одним на двоих… Но пол вдруг закачался, будто они были на яхте… А может, они там и были? А может, Вера была с ним в море и это ее хотели забрать? Кирилл силился ухватить девушку и не отпускать, но больше не чувствовал собственных рук… и погружался, погружался в воду… Только на этот раз она не была ледяной… Еще один рывок наверх – и он снова увидел Веру – ее силуэт, искаженный мутной водой. Девушка опять уходила от него. Или это он – тонул и отдалялся? Кирилл ни о чем более не успел подумать, дальше наступила пустота… …Пустота, снова прорезавшаяся звуками, запахами и образами, стоило ему открыть глаза. Школа «Логос», его комната, большая кровать. Рядом сопит Митька, обнимая игрушечного пса. Кирилл долго озирался, пытаясь понять, что это было. Сон – или нечто большее? Но Вера никогда бы не пришла к нему, только не после того, что он ей наговорил. Значит, всё же сон? Почему-то так горько было это осознавать, хотя Кирилл более чем заслужил всё это. – Пап! – послышался сонный и слегка обиженный голос Мити. – Ты чего в одежде спишь? А меня вот всегда ругаешь. Кирилл, занятый поиском своих башмаков, замер. Он никогда не ложился спать одетым! Должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы он плюхнулся в кровать, в чем был… Может, всё-таки не сон, а «нечто большее»? *** Он твердо был намерен это выяснить и этим же утром остановил Веру, направляющуюся после завтрака в свою комнату. Кирилл старался сдерживаться, не переходя те официальные рамки, которые сам же и уставил для них обоих. Но, помимо воли, сердце забилось сильнее, когда он увидел девушку – красивую, бесконечно родную и… столь же бесконечно далекую теперь от него. Он жадно всматривался в ее лицо, но ничего не мог прочитать за вежливой, дежурной улыбкой. – Да, Кирилл? Ты что-то хотел? – таким же тоном Вера могла заметить, что он случайно обронил салфетку за завтраком. Неприятно. Но – была не была. – Спросить. Как спалось? – он не придумал ничего лучше, как задать вопрос в лоб. Показалось ему или Вера насторожилась? – Не поняла, – чуть усмехнулась она. – Ну… – Кирилл замялся. – Странный вопрос, конечно. Но всё-таки?.. – Отлично спалось, – Вера пожала плечами. – Крепко и без сновидений. А что? Кирилл неловко рассмеялся, проведя рукой по волосам. Глупо это всё выглядело со стороны, конечно. Если Вера в самом деле не заходила вчера вечером к нему, он выставляет себя круглым идиотом. Хотя ему уже нечего бояться и терять – она и так слишком многое о нем знает. – У меня та же история. Выпил две чашки кофе и вырубился до самого утра. – Ну так это же отлично, – недоумевающий взгляд Веры казался вполне искренним. – Значит, у тебя хорошая нервная система. Не то, совсем не то он хотел услышать… С другой стороны, чего он ожидал? Что Вера так сразу и признается во всем? Приходила, дескать, к тебе, обнимала, гладила по голове, утешала? Почти позволила себя поцеловать. Может, даже осталась бы… если бы ты внезапно не вырубился? Но, может, мелькнет за этой маской, которую она надела, что-то прежнее? Искреннее, доверительное? Не мог Кирилл сейчас видеть перед собой такую Веру! Только не после минувшей ночи. – Ну да… – кивнул он. – Но… в отличие от тебя, мне снился сон. И, как ты думаешь, кто мне снился? Наверное, на его лице было большими буквами написано – ну, признайся же! – Не знаю, – Вера снова пожала плечами. Как-то слишком… картинно, что ли? Или у него разыгралось воображение, видит то, что хотел бы? – Анджелина Джоли? На этот раз Кирилл уже нервно рассмеялся. Это всё бесполезно. Разговор ни о чем. И всё же он сделал последнюю попытку: – Ты… Вера, ну скажи, что всё это правда, что я не схожу с ума, воображая тебя там, где тебя попросту не можешь быть! Потому что я слишком хочу, чтобы ты была рядом, потому что я солгал, что ты мне безразлична. И мы всё начнем сначала. Правда, начнем… – Ну, я надеюсь, сон был не страшным? Мне бы не хотелось стать героиней твоих кошмаров, – не давая ему больше вставить ни слова, Вера проговорила: – Ладно, я пойду. Увидимся. Она быстро развернулась и ушла в свою комнату, плотно затворив дверь за собой. Дверь в комнату, дверь в сердце. А может, отношения ей уже и не нужны? С чего он решил, будто так важен для нее, что она проглотит обиду, что будет любить его, несмотря ни на что? Так ведь только в сказках и слащавых дамских романах бывает. – Увидимся… – вздохнул он, понимая, что она его уже не слышит. Кирилл чувствовал, что внутренний свет, сопровождавший его с самого вечера, их тайной встречи, медленно гаснет в нем. Будто на свечу, бережно защищаемую ладонью, налетел сильный порыв ветра – жесткого, холодного – и унес огонек иллюзий прочь. Сам виноват. Ну а если сейчас кинуться вслед за Верой, ворваться в комнату и высказать всё, что накопилось на сердце? Просить прощения, просить дать еще шанс… Неужели прогонит, неужели ничего нельзя уже исправить? Шаг к двери, второй, третий… Рука потянулась к ручке, но замерла в паре миллиметров. Эти жалкие миллиметры всегда разделяли его и Веру. Потому что в них притаились неуверенность, страх. Вдруг он ошибся и всё придумал? Вдруг он расскажет о случившемся на яхте, а Вера – Вера пойдет в полицию? И – хуже всего – об этом узнают те, кто стоял за исчезновением Наташи, за опытами над детьми, за убийством его настоящего отца. За себя Кирилл не боялся, но Митька… нельзя жертвовать безопасностью сына. Сын – это всё. Кирилл медленно отвел руку и, сжав голову, точно хотел унять мельтешащие в ней мысли, прижался спиной к стене. Благо коридор в этот час был пуст. А ведь, быть может, Вера там, за дверью, ждала его… Ждала, что он войдет. Но… прости, любимая, видно, не в этот раз. Если для нас он когда-нибудь вообще наступит.