левит 18, стих 22

— давай ещё раз попробуем? — Гриша смотрит на учителя ясными глазами, просит о помощи. он помнит, что касание Вени — тепло, начинающееся на коже и заканчивающееся в сердце. — а какой смысл, если ты сомневаешься во мне? — Южин отходит от двери к парте, садится за неё и кладёт голову на руки, утыкаясь в гладкую поверхность. он тоже помнит, что Гришка тёплый, он боится этого. «Нельзя ложиться с мужчиной, как с женщиной, ибо это мерзко» — навязчивая мысль, он помнит каждую заповедь. — нет, я в тебе не сомневаюсь, — взгляд ученика следует за ним, — Веня, пожалуйста! — Гришка делает два шага и становится около парты. Веня вне этого мира, в башке крутятся библейские сказания, миллион мыслей-бабочек разлетаются, бьются об черепную коробку. он выходит из этого состояния, только когда слышит своё имя и звяканье бляшки ремня. Гриша. Гриша стоит и дёргает свои штаны, не расстегивая ремень, пытается их снять. спускает их уже тогда, когда Южин поднимает голову и смотрит на парня снизу-вверх. но сам ученик чувствует на себе этот испепеляющий взгляд, на него смотрят как на ничтожество, мерзкое создание, калеку, будто сам Господь свысока глядит на него. Гриша и есть калека, так Веня сказал, а Веня всегда прав, он — глас божий. — ты можешь не снимать каждый раз штаны, а? — в голосе парня слышно раздражение, он вскидывает голову, хмурится, но взгляда от ног гришкиных не отрывает. — Вень, наложи руку, п-поговори ещё разок с ногой моей, пожалуйста, — ученик запинается пару раз, а под конец слов и дыхание спирает ко всем чертям. Южин в порыве агрессии резко вскакивает со стула, отходит от Гриши, пихает парту, которая невзначай попалась ему под руку, стучит по ней ладонью, приглашая, мол, садись, Гриша. а тот, как ведомый, почти подбегает (что, на самом деле, очень иронично) к парте и садится на неё, сводит ноги вместе и выжидающе смотрит на старшеклассника. руки у Вени холодные, подмечает сам себе парень, когда они касаются его ляжки, почти охватывая всю её поверхность. но касания жгут, как тысячи раскалённых мечей, прижатых к ноге, как все костры инквизиции в мире, как те удары, которые наносил ему Южин в тот день. — во имя Господа, расти нога, расти, — начинает парень, но тут же прерывается, чувствуя тепло и снова пугаясь этого, — нет, у нас ничего не получится. я же чувствую как ты на меня смотришь, — глаза Гришки округляются, неужто понял? — ты не с Богом, а где-то далеко, — он уже собирается отойти от парты, как Гриша кидается ему на шею, обнимая и прижимаясь к своему учителю. — Вень, я полностью с тобой, — и жмётся, жмётся, будто вплавиться хочет в парня, дышит тяжело и глаза крепко зажмуривает, чтобы сосредоточиться на ощущениях. Веня тёплый, но с ледяными руками, что даёт резкий и будоражащий контраст: горячее тело, прижимающееся к мальчишке, и руки, будто льдины, лежащие на его же ляжках. но льдины эти не хладят кровь, а лишь приносят жгучее тепло, ласкают ноги и всё тело. — это неправильно, — Южин пытается скинуть с себя наваждение, мысли о том, что ему... приятно? нет. это мерзко, не ложись с мужчиной, не ложись с мужчиной. мерзко, мерзко. неправ— безумный поток мыслей прерывается потому что учитель чувствует на своих губах тепло. Гриша, жмурясь изо всех сил, прижимается своими устами к устам Вени, простое касание, взрывающее все внутри проповедника, ломающее картину мира. в венах — раскалённая лава, в голове — фарш из мыслей о Боге, судьбе, праведности. страшно? однозначно. — ты что творишь? — кричит Южин, толкая парня от себя, утирает губы рукой, но не отходит, вглядывается в озверевший взгляд Григория, — это неправильно, — забирает свою Библию с соседней парты и быстро выметается из класса, оставляя мальчишку. оставляя его сидеть на парте со спущенными штанами, тупо улыбающегося и трогающего свои губы, которые до сих пор несли в себе тепло этого секундного поцелуя. этого хватило, чтобы согреться на ближайшую неделю, пока Южин не говорил со своим учеником. этого хватило.