***
— Тебе не нужны проблемы в Снежной, — тихо закрывая за ними дверь снятого номера, бросает Люмин, — зря ты вступился. Я бы постояла за себя, а Скоромыш человек злопамятный. — Нет, я… не жалею, — Тарталья дважды запинается и смотрит на неё с больной осознанностью. Словно это не она полчаса назад набросилась на предвестника, выгораживая и защищая. Его яркие голубые глаза тухнут, утопая в пучине сожалений и осознания своей слабости и глупости перед ней, осознавая всю ненужность его влюбленности. Люмин, отводя взгляд, пригласительно расставляет руки. Он хватается за неё как за соломинку — крепко прижимает к себе, утыкаясь носом куда-то между ключицей и шеей. Люмин обвивает его руками, одну запуская в вихреватые рыжие волосы, а второй начиная поглаживать его спину. Чайлд был в ужасе от накативших чувств, но он не был в этом одинок. Холодная Люмин где-то под коркой льда в ее груди уже давно знала, что не сможет его убить. Знала ещё когда блефовала, знала, что отступив однажды, второй раз у неё не хватит сил. Нежно проводя руками по его щекам, путешественница наклоняется и осторожно его целует. Такой же сладкий как и всегда, Тарталья был пределом мечтаний многих людей. Люмин толкает его к кровати грубовато и возбуждающе одновременно, дожидаясь, когда он сядет на неё и пригласит ее сесть следом, только уже не на кровать — на его колени. Его дыхание приятно щекотит прохладную кожу. Провокационно качнув бёдрами, Люмин ловит его рваный вздох у своего уха. Ее умелые пальчики быстро расправляются с привычными застёжками на его костюме, пока он пытается снять с неё платье. Скидывая рубашку, Люмин отстраняется и проходится взглядом по его торсу, для того, чтобы потом прильнуть к впадинке над ключицей, вылизывая ее и оставляя засос. Тарталья ощутимо вздрагивает, нажимая на ее бедро и чуть отодвигая от себя. — У нас ведь договор… без, — он шумно выдыхает, когда Люмин, оторванная от его кожи, протестующе сжимает его соски, — без засосов. Контракт, — напоминает он, пытаясь найти остатки самообладания. Люмин, утягивая его в поцелуй, отстраняется только тогда, когда начинаются проблемы с нехваткой воздуха. Задыхающийся раскрасневшийся Чайлд с опухшими красными губами — это определённо то, на что она готова смотреть вечно. Опускаясь к его шее, она все же отвечает: — Ты его уже нарушил, — между оставлениями бордовых меток хрипит она, — плевать. Дай мне насладиться тобой, Тарталья, — тянет она требовательно, качая бёдрами. Несчастное платье, так и не снятое, болтается где-то на талии, когда она чувствует, как скользят его руки между их телами в попытке снять давящие штаны. Люмин улыбается, закусывая тонкую бледную кожу и оттягивая ее в сторону. Сбившееся дыхание где-то над ней без слов показывает реакцию его хозяина. Он слегка приподнимается вместе с ней, истерично пытаясь стянуть с себя чёртовы штаны и сконцентрироваться на чём-то, когда девушка, в которую он, как оказалось, был влюблён, вылизывала его кадык. Как грязно и мокро для холодной Люмин. Сегодня она была странной и Чайлд был слишком возбуждён и раскрепощён, чтобы думать о причинах. Даже не смотря на то, что они лежали на поверхности. Даже не смотря на то, что все стало кристально понятно еще тогда, когда она сжала его руку в баре, вместо того, чтобы уйти. Бархатно рассмеявшись в его губы, Люмин валит его на мягкую кровать, ловя протестующее мычание. Тарталья целовался умопомрачительно и потрясающе, ей страшно было представить, где он так научился. Примерный семьянин, он был воистину искусен в этом. Поцелуй по пьяне с Кэйей заставил ее задуматься — он был почти невинен и лёгок. Видимо, плейбой плейбоем вовсе не был — пил, чтобы заглушить боль, флиртовал, чтобы ее скрыть. Тяжело вздохнув, Люмин обещает себе поговорить с ним позже и возвращается к языку Тартальи в своём рту. Отстраняясь, она крепко располагает руку посреди его груди и поднимается, восседая на его коленях с так и не снятыми штанами. Он лежал под ней — разгоряченный, страстный, пошлый и безумно красивый со своими разметавшимися вихрами рыжих волос. Она болезненно щурится, мягко поглаживая его гладкую белую грудь, на которой красовались ее, Люмин, засосы, оставленные ее губами на его совершенном теле. А его убить сейчас — одно движение сделать, вонзить каменное копье прямо в эту грудь и избавиться от одного из сильнейших предвестников фатуи. — Как же слепо ты мне доверяешь, Аякс, — шепчет она, переводя взгляд с его груди на его затуманенные голубые глаза. Тарталья тяжело вздыхает и торс его качается вслед за лёгкими. Люмин задерживает дыхание — чёртово совершенство. — Знаю, — он легко проходится рукой по ее шее и поднимается к щеке, к которой она тут же прижимается, — сам удивляюсь. Слезь с меня, пожалуйста, — его спокойный тон сменяется умоляюще-насмешливым, — я сейчас умру. Люмин улыбается и зарывается носом в его большую ладонь. Когда он пытается принять сидячее положение, она требовательно отталкивает его обратно на кровать. Тяжесть ее тела пропадает с его паха и тут же заменяется шустрыми руками на застёжке его штанов. Люмин играючи обходит его возбуждение, снимая часть одежды быстрым движением, оставляя его лежащим в одних трусах. Тарталья все же поднимается, вызывая у неё раздражённый выдох, и настойчиво оборачивает к себе спиной, принимаясь снимать платье. — Ты не можешь быть одетой, Люмин, когда я лежу почти голый, — хрипло говорит он, пробегаясь кончиками пальцев по ее спине. Она обернётся только тогда, когда останется в одних белых кружевных трусиках, — кажется, теперь мы в одном положении, — усмехается он, ловя ее запястье и оставляя на нем поцелуй. Люмин, найдя этот жест очень милым, одаривает его улыбкой. Чайлд уже был готов опрокидывать ее на кровать, когда она зацепилась кончиками пальцев за его трусы, потянув их вниз. Подмахнув бёдрами, Тарталья помог ей снять их и уже потянулся к ее собственным, за что вдруг получил по руке. Поднимая на него странный взгляд, Люмин вновь, в который чертов раз, толкнула его в грудь, заставляя опереться на локти и, легко раздвинув его ноги, опустилась перед кроватью на колени. — Люм, — его голос пропадает на середине слова, когда его член оказывается в плену ее горячего рта. Сглатывая, Аякс откидывает голову назад, устремляя взгляд в белый потолок. Проводя языком по всей длине, она опаляет его горячим дыханием и принимается посасывать головку, вытравливая из него удивленно-тихие стоны удовольствия. Опускаясь вниз, она уверенно играет с языком и доводит его до странного состояния эйфории, — Люмин, — загнанно выдыхает он, с трудом поднимая гудящую голову и теряя ее вновь — она выглядела потрясающе. Ловя ее уверенный взгляд, Аякс отчего-то теряется. Будучи с его членом в ее рту, она умудрялась выглядеть так, словно владеет ситуацией. Так, собственно, и было. Выпустив член, Люмин сосредоточенно наблюдала, как он шлёпнулся о ее губу. Застонав в поражении от этого зрелища, Аякс смущенно закрывает рукой своё пылающее лицо. Это было впервые — Люмин никогда и ни при каких обстоятельствах не делала ему минет. Но сейчас, вбирая его почти полностью, она выглядела сногсшибательно. Низвергнутое божество, запертое в этом мире, которому он скрытно молился, сидело у его ног. Она могла уничтожить его — боже, она могла сделать это, и он, искусный воин, жалко бы ей проиграл, как делает это каждую их еженедельную битву. Рука, которой она убивала сотни, сейчас нежно перекатывала его чертовы яйца. Аякс был влюблён и эта девушка не позволяла ему отпустить это, оставляя в голове только свой светлый образ. С теми самыми светлыми глазами, что сейчас грязно смотрели на него, вытворяя такие невероятные вещи. Ограничиваясь скудными стонами в собственную ладонь, Аякс уверенно двигался к оргазму, который никак не хотел достигать без неё. Отнимая руку от своего лица, он берет к ее за подбородок и отрывает от своего члена, поднимая ее лицо, — блять, — ругается он грязно, глядя как она облизывает губы, пропитанные его смазкой, смешанной с ее слюной, — ты буквально сводишь меня с ума, — он осторожно тянет ее на себя и соприкасается с ней лбами, — и я не знаю, что мне с этим делать. — Ничего не делай, — легко ведет обнаженным худым плечом она, — я же ничего не делаю, — ее хитрые глаза отливают тем, что раньше было надежно спрятано и скрыто. Осторожно, словно он держит в руках фарфоровую куклу, он укладывает ее на спину и разводит ее ноги. Тарталья смотрит на неё сверху вниз, утопая в золотых глазах. Входя в неё, он опускается к ее плечу, оставляя там целомудренный поцелуй. Люмин с тихим вздохом прогибается, пойманная его рукой под поясницей. — Никогда не думай о том, что я воткну тебе нож в спину, — начиная двигаться, тихо говорит он. Люмин, потряхиваемая его толчками, приоткрывает глаза, — я скажу тебе прямо все, что должен, если однажды мы будем на разных сторонах окончательно, но я никогда, — он утягивает ее в поцелуй, продолжая размеренно двигаться. Люмин, обвивая его шею, выгибается ему на встречу, соприкасаясь своей грудью с его собственной. Он пробует ее на вкус будто в первый раз, оценивающе проходясь языком по ровному ряду зубов, — я никогда не сделаю тебе больно, если ты будешь против, — заканчивает он ей в губы в такт толчкам, — честное снежное. — Поклянёмся на мизинчиках? — интересуется она сбивчиво, чувствуя его мокрые поцелуи на своей шее. Тарталья бархатно смеётся, поставив ей такой же засос в отместку и ускоряется, оставляя ее шпильку без внимания. Люмин закатывает глаза от удовольствия, порой позволяя себе тихие хриплые стоны на его ухо, когда он спускался поцеловать ее или ее тело. Обиженный ранее ее тихим поведением в постели, сейчас он привык и находил в этом ее особенность. Она была фальшивая для всех и настоящая здесь, обнаженная и вспотевшая, занимающаяся сексом только с ним. Опуская руку ниже, он находит ее клитор, начиная массировать его в такт своим движениям. Подталкивая ее к оргазму, Аякс жадно смотрел, как она закусывает губу и в нетерпении подмахивает бёдрами. — Чертово божество, — шепчет он, чувствуя, как она резко прогибается, соприкасаясь с его животом и не сдерживается в оргазме. Короткие ногти, слегка царапнув его плечо, падают на постель. Выходя через некоторое время, он кончает на кровать, утыкаясь рыжей макушкой в ее шею. Люмин, восстанавливая дыхание, скользит руками по его мокрой спине и обвивает талию. Он падает рядом и устремляет свой взгляд в потолок, — с кем я буду также играть в прятки, когда ты улетишь? Люмин улыбается и оборачивается к нему, проводя рукой по гладкому бледному торсу с россыпью ее засосов. «Как грубо» — думается ей сейчас. Однако, когда она их ставила, ей они казались произведением искусства. — Извини, что испортила твою идеальную кожу, — тихо говорит она. Чайлд отмахивается и переплетает их пальцы, пытаясь восстановить сбитое дыхание, — давай не будем думать об этом сейчас, — устраиваясь на его груди, отвечает она, — я ещё не распробовала все, что предлагает мне этот мир, — ее голос становится хитрым, — Скарамуччу, например. Чайлд кривится и непроизвольно вздрагивает, сжимая ее пальцы в своей руке сильнее. Люмин принимает полусидящее положение. Скрывая грусть, он усмехается ее словам и медленно проводит рукой по талии. — Не делай такой лицо, Аякс, — она нависает над ним, сверкая золотыми глазами, — ты знаешь, что слаще губ в этом мире я не найду, — ее голос сквозит странной мудростью многих тысячелетий, которая его, молодого воина, порой пугает. Но не сейчас, когда он благодарно прижимает ее к себе, медленно целуя и играя с ее языком, — ты становишься таким слабым, когда влюблён, — отодвигаясь на долю сантиметра, шепчет она в его губы, — к сожалению, я тоже. — Ты… — его глаза раскрываются в неверии. — Нет, Аякс, ты, — перебивая его, она качает головой, подводя его руку к своему сердцу, — украл его. Аякс счастливо улыбается и вновь поднимает глаза к потолку. Заливисто рассмеявшись, он вновь целует ее. Люмин отвечает с улыбкой сквозь поцелуй. — Скарамучча чертов лох. Говорил же, у него ни шанса против меня, — самодовольно шепчет он в ей в рот с широкой улыбкой, опаляя горячим дыханием и закусывая ее нижнюю губу. Закатив глаза, путешественница затыкает его самодовольные речи. Несчастный ранее, теперь, удостоверившись во взаимности, он снова станет самомнительной прилипалой. Но когда ее, если на чистоту, это не устраивало?...
20 апреля 2021 г. в 23:42
Примечания:
нифига че могу
Люмин была в хорошем настроении — сегодня ей отсыпали неплохую горсть моры за выполнение поручений, она поймала парочку похитителей сокровищ и уничтожила крио папоротник. Стремясь отпраздновать сегодняшний день, девушка в бодром настроении зашла в первый попавшийся бар на окраине Ли Юэ, где и наткнулась на одно темноволосое недоразумение с красивыми — она это признавала с самого начала — чертами лица и скверным характером. Все предвестники, которых она встречала были красивыми по-своему. Составлять тир-лист Люмин не собиралась — было совершенно очевидно, кто займёт там первое место. Верно, Синьора.
— Ты что, преследуешь меня? — слышится недовольный голос. Люмин улыбается краешком губ и подходит к Скарамучче, выглядывающим из-под своей шляпы.
— Может, хоть в помещении снимешь? — усмехается она, пытаясь снять головной убор, за что получает шлепок по руке, — что ты там прячешь? Лысину? — голос Люмин, хитрый и провокационный, сливается со звонким хохотом из-за спины, который она не спутает ни с чьим другим, — здравствуй, Тарталья, — не оборачиваясь, спокойно говорит она, продолжая улыбаться.
— Какими судьбами, путешественница? — буднично спрашивает он, одаривая ее дежурной улыбкой. Люмин ее ненавидела — одна из тех фальшивок, которые он использует на людях.
— По тебе соскучилась, — передразнивает Скарамучча, строя противную гримассу. Выразительно глянув на Чайлда, она непонятливо нахмурила брови, — чего? О вашем «партнёрстве» вся Снежная знает, — эти слова прозвучали в его исполнении как самое настоящее оскорбление. Кинув красноречивый взгляд на Тарталью, Люмин неодобрительно покачала головой.
— Замечу, что ты ужасно исковеркал и осквернил слово «партнеры», — вставляет своё слово Чайлд. Скарамучча кидает на него один из самых своих презрительных взглядов и закатывает глаза, — мои рабочие отношения с Люмин…
— О, умоляю тебя, Тарталья, закрой рот, — предвестник складывает руки на груди, — лучше бы занялся чем-то полезным, а не слушал ее бредни про идиота-братца, который, внимание, потерялся. Быть может, он уже давно кинул тебя, не
думаешь? — агрессивно спрашивает Скарамучча, закатывая глаза. Аякс хмурится едва заметно, но не успеет вставить и слова — меч, появившийся из воздуха уже прижат к тонкой шее предвестника. Люмин злится — трогать эту тему нельзя никому, и никто не имеет права обижать Итера, к которому она так болезненно привязана и бесконечно предана. Слегка надавливая на рукоять, она смотрит, как натягивается тонкая бледная кожа вокруг острия ее меча. Ее золотые глаза источают пассивную угрозу, его синие — мимолетный испуг, который, впрочем, тут же затмевается ответной злостью.
— Не думай, что если я оставила его в живых, — кивая на Чайлда, цедит она, — то оставлю и тебя, если мы сойдёмся в битве.
— Оставила в живых? — усмехается он, упираясь пальцами в лезвие и отталкивая от себя его, — что, совсем трахаться не с кем? — опасно блеснувшие глаза Люмин не предвещали ничего хорошего. Тарталья одним слитым движением несильно отталкивает ее от него и встаёт между ними. Мазнув по нему недоброжелательным взглядом, Люмин складывает оружие. Глаза ее опасно поблескивают, когда на ее губах появляется усмешка.
— За такую выходку, Чайлд, сегодня тебя ждёт максимум каменный страпон, — слащаво и коротко улыбнувшись ему, выдаёт она, — ну, — неопределённо вскидывая руки, поясняет для раскрасневшегося Скарамуччи, — когда мы в очередной раз будем заниматься сексом, конечно. Можешь присоединиться, Скарамучча, — он вспыхивает еще сильнее, когда она взмахом руки образует небольшой продолговатый каменный предмет, — я и тебя без внимания не оставлю.
Появившийся на горизонте агент фатуи отвлекает всех троих.
— У вас что-то произошло? — приподнимая бровь интересуется он, подходя, — Вы весь красный, господин … и Вы, господин Тарталья, тоже, — приходясь глазами по предвестникам, проговорил он испуганно, — Вам нехорошо? Может, воды?
— Да, — бросает шестой предвестник взбешено, — принеси мне воды, идиот. Я буду на улице, — смерив Люмин странным взглядом, Скарамучча, пихнув Чайлда, выходит из бара. Люмин, усмехнувшись, садится на барный стул и принимает стакан воды у агента, который захватил еще один для Чайлда.
— Так, значит, ты хочешь переспать со Скарамушем? — тихо интересуется Тарталья, когда они остаются вдвоём. Люмин едва ли не выплёвывает глоток воды, который только отпила, — серьезно… переспать?
— Чайлд? — переспрашивает она, переводя на него странный взгляд. Он встаёт рядом с ее высоким барным стулом и невзначай облокачивается на стол, переводя на неё внимательный взгляд голубых глаз, — он, конечно, достаточно… — Люмин прерывается, не закончив предложение, когда замечает, что Тарталья отводит взгляд. Нахмурившись, она привычным движением поворачивает его голову к себе. Он не сопротивляется, но лицо его кривится в странной и непривычной гримасе.
— Я не должен, — его тихий голос прерывается её собственным, неверующим и шокированным:
— Аякс, ты что, — она редко называет его по имени в людном месте. Достаточно громко, чтобы он вздрогнул и достаточно тихо, чтобы не услышали другие, — извини, но ты… ты… ревнуешь? — это звучит так невероятно и странно, что Люмин сама толком не верит в то, что произносит, но судя по ещё более скорчившемуся лицу Чайлда, она попадает в точку. Люмин закусывает губу и пытается осмыслить эту информацию. Тарталья не устраивает показательных выступлений, не выказывает свои чувства перед остальными предвестниками и простыми людьми, что пришли в бар расслабиться. Его ревность — как бы странно это не звучало — тихая и ненавязчивая, разъедающая его самого изнутри.
— Не понимаю, как можно отдать предпочтение ему, я ведь такой потрясающий, — он звучит также хвастливо, как и всегда, но путешественница видит, что в глазах его нет привычной уверенности, которой он так цеплял окружающих его людей. Люмин хмурится и сглатывает появившийся в горле ком.
— Не говори, что ты влюбился, — ее голос понижается. Чайлд ведёт плечом неодобрительно, но впервые не спорит. Сердце Люмин, пропустив удар, начинает биться в пару раз быстрее, — Чайлд, нет…
— Чайлд, да, — едва слышно шепчет он, утыкаясь в сложенные руки, — я справлюсь с этим. Я помню наш договор, — его голос совсем тонет на фоне исходящего гула. Люмин прикладывает руку к поджатым губам. Он влюбился. Это чертова катастрофа. Контракт, включающий в себя партнёрство и секс по дружбе, кажется, начинает трещать по швам. Находя его руку под столом, Люмин крепко сжимает ее, переплетая их пальцы в попытке поддержать, — пожалуйста… не усугубляй, — повержено стонет он, тут же в противовес своим словами обхватывая ее пальцы. Путешественница встаёт, утягивая его за собой. Тарталья куклой идёт следом, странно гипнотизируя их провокационно скреплённые руки. Предприняв попытку высвободиться, он натыкается на ее осуждающий взгляд, брошенный из-за плеча, — даже не вздумай меня жалеть.
— Не буду, — отвечает она покорно, тенью проскальзывая к выходу и врезаясь в Скарамуччу. Оборачиваясь на Тарталью снова, Люмин поражается — от былой тоски не осталось и следа. Холодные голубые глаза чуть прищурены, на лице играет самолюбивая улыбка. Как быстро он меняет лица, как легко носит маску, когда другая находится в его рыжих вихрях. Люмин не хотела думать о том, как он добился такого умения и какой ценой. Пройдясь по его лицу оценивающим взглядом, путешественница возвращает свой взор на второго предвестника. Тарталья тенью возвышается за ее спиной, закрывая собой обзор остальным посетителям. Люмин хочется облокотиться на него, почувствовать руки на своих плечах, но она не может себе такого позволить. Хотя бы не здесь, не под чутким взглядом этого темноволосого недоразумения.
— Смотри куда идёшь, ничтожество, — бросает он агрессивно, окидывая Люмин странным взглядом, — как вы все утомительны, - Люмин едва успевает вдохнуть для ответа, когда над ее головой раздается тихий угрожающий голос:
— Закрой рот, — предупреждающе говорит Чайлд, располагая руку на его худом плече и несильно сжимая, — тошнит уже от тебя.
— Бросаешься защищать? — усмехается Скарамучча ядовито, поднимая на него глаза из-под шляпы. Люмин смаргивает удивление. Действительно бросился. Действительно… как… Они же враги, верно? Путешественница озадаченно проводит рукой по платью, разглаживая несуществующие складки и анализируя ситуацию, — чертов предатель, ты…
— Предатель? — шипит Люмин раздраженно, перебивая его и резко выходя из тени Тартальи, — любопытные выводы для человека, который уже месяц ошивается недалеко от Мондштата в попытках встретиться с Моной, — Скарамучча бледнеет, краснеет и потом начинает злиться в ответ, — можешь быть уверен, он с удовольствием воткнет нож мне в спину, если кто-то из его родных окажется в опасности. И я его за это не осуждаю. Снежная всегда у него будет на первом месте, — она едва заметно поникает, но менее пылкой ее речь не становится, — и ты это знаешь, Скарамучча. Не нарывайся на конфликт. Ты же так умен, зачем оно тебе нужно?
— Умен? — тихо спрашивает предвестник.
— Воткнет нож мне в спину? — эхом повторяет за ним Чайлд, приковывая к себе оба взгляда. Люмин, немного погодя, кивает. Он хмурится, осознавая, что это даже не попытка его задеть или выгородить от прозорливого Скарамуччи — это ее мнение, ее видение их взаимоотношений, ее личный страх. Это то, что она считает настоящей правдой. То, что все это время сдерживает ее от проявления эмоций и привязывания. Поэтому она так ему не доверяет, поэтому она так болезненно переносит встречи с Синьорой, ранившей того, к кому она так опрометчиво уже успела привязаться. Испытывая боль от ран породнившегося человека раз, она панически боялась испытать ее еще раз. Если бы этот бард не нашёл путь к ее сердцу настолько быстро и легко, возможно ему, Чайлду, она была бы более открыта. Люмин убила бы за Венти — пожалуй, это единственное, в чем он был сейчас уверен. Люмин убила бы за брата. Ледяной взгляд путешественницы, направленный на Скарамуччу, служил этому лишний раз подтверждением. Он даже стыдится — то ли из-за упрёка, который касается Моны, то ли из-за того, что в словах Люмин был смысл. И Скарамучча, который прекрасно разбирает людскую ложь, действительно ей поверил.
— Возможно, — предвестник кивает на удивление спокойно и рассудительно, но странного взгляда с Люмин не убирает, — удачи, Тарталья.
Он уходит, оставляя их наедине. Чайлда с роем мыслей в голове и Люмин, уставшую и колючую, с испорченным напрочь настроением. Он легко касается ее предплечья. Хватая его за руку, путешественница ведёт его в постоялый двор Ван Шу.