Большая золотая звезда

Носителей ни о чем не спрашивали. Они не граждане, не дееспособные члены общества. Они - главная драгоценность любого государства и предмет охоты особых подразделений. Тесты проводят каждый год, с тринадцати лет, чтобы не дай господь пропустить, позволить спрятаться и затаиться. Выявить и заставить выполнять долг перед страной и человечеством. Единственный плюс - если ты преступил закон, полиция костьми ляжет, но будет брать тебя живым. "Здоровье носителей - прежде всего!". Но лучше бы застрелили. Дженсен попал в четырех. Кровь, пороховая гарь, крики. Его засекли по стёртой татуировке, чертову краску размыло потом, и это заметил продавец. Неучтенного носителя гнали восемь кварталов. Он убил продавца и ранил копов, его придавили телами, когда увернулся от сети. Ранить нельзя, бить и шокером нельзя. Целый и невредимый, он корчился под тушами здоровенных мужиков и мечтал сдохнуть. С этого момента он для государства дырка, способная производить на свет новых граждан. А для себя - труп. Скрутили как рождественскую индейку, свесили наручники всего подразделения, от тяжести он едва не задохнулся. Вдыхал запах помойки и сырого асфальта, хватал ртом, пытаясь надышаться впрок. Вертолет прибыл скоро. Его передали, неся как драгоценность на руках, каждый хотел облапать, стиснуть в руках, подержаться за плодоносную задницу. Полет Дженсен почти не заметил, специалисты по носителям вкололи ему какой-то безопасный препарат, и он отрубился. Медицинские процедуры прошли, как в тумане. Дженсен был благодарен такой малости, не ощущать и не помнить, как его взвешивают, оценивают, инспектируют на предмет годности. И выносят приговор - здоров, хоть и сильно перехожен. Сожаления врача, что "надо бы раньше, у перестарка кто знает, как беременность пойдет...", вызывает только взрыв ненависти и желание высосать ему глаза. Самое острое - когда ставят клеймо. "Гуманная маркировка" - бла-бла-бла... Ключицу обожгло сотней игл, от боли он задохнулся, для верности сделали дубли - затылок под линией волос и крестец. Дженсен дергался и выл, жгли чернила, стреляло в завернутых руках, и выгрызала мозг мысль - все, помечен. Поставлен на учет, пронумерован, готов. Истыкав весь зад жутко необходимыми ему уколами, Дженсена оставили в покое. Невесомая распашонка на плечах, ни укутаться, ни прикрыться толком. Камера три на три, без окон, с цельнолитой дверью, топчан, туалет и раковина, чтобы умыться. Ничего лишнего, сиди и жди, пока подберут кандидатов. Мозг милосердно купировал лишние мысли. Эклз старался не вспоминать, чего стоил Джареду его побег. Падалеки, благородная бестолочь, принял огонь на себя, отвлек внимание. Дженсен потом нашел его следы, выслали из страны, морпехом в самое пекло. И клан Падалеки был теперь Эклзу страшнейшим врагом - в качестве штрафа с Джеем отправились воевать близнецы-кузены. Последнее, что было известно об их команде - сгинули в плену. От памяти стало плохо. Джей был приятным, при взгляде на него у Дженсена действительно появлялись мысли: сдаться, перестать пить таблетки и залететь от него, нарожать целый выводок мелких Падалеки. И он был другом, не помешанным на идее трахнуть носителя. С ним было легко, получалось забыть о жуткой шутке природы. А сейчас его, не спрашивая, подложат под первых подошедших самцов и сплавят им же, на откорм при беременности. Дженсен надеялся, что в тех домах система безопасности будет пожиже, получится удрать или удавиться. Но до того ему все равно придется посопеть на членах незнакомых ему мужиков. Вполне может быть, родственников подстреленных им копов. Он еле добежал до унитаза, чтобы выблевать желчь и остатки витаминов. Лучше пытаться поспать, вспоминать слишком больно. По слухам, носителей-перестарков приходовали сразу после поимки, как только анализы приходили, восемнадцать-двадцать часов. С ним вышла задержка, похоже не могли выбрать, кому отдать такое сокровище. Злобное и бесноватое, выкусившее прижавшему его копу кусок кожи с лица. Спросонок он принял медбрата за осеменителя и двинул ему со всей дури в пах. Пока сон прошел, и в голове прояснилось, опять лежал придавленный целой толпой. Состроить из себя паиньку не получилось. Ну и черт с ним, не с его репутацией. Он взлягнул, учуяв слабину, злорадно услышал вскрик боли. Медбратья теперь появлялись, только постучав по двери, втроем. И сразу обматывали жгутами, чтобы не рыпнулся и не навредил себе. Он сбился со счета времени: в камере свет не отключали, а кормежка, протертая и не отличимая на вкус от картона, всегда была одинаковая. Дженсен ел и спал, зверел от страха и безделья. Изощрялся в способах насолить персоналу. До низости, нагадить мимо или плюнуть едой, не опускался. Но двинуть кулаком, поймать неосторожно засмотревшегося парня считал святой обязанностью. В конце концов, это не им порвут анус, заставляя рожать нежеланного ребенка. Замученные недотрахом парни велись на его красивые глаза, и получали по полной программе. Седативы помогали, под ними ему делали промывания, вставляли растягивающую пробку, но держать на них постоянно невозможно. А Дженсен ко всеобщему удивлению все никак не смирялся. На лекции о вымирающем человечестве он отвечал оскорблениями и пожеланиями, чтобы их дети тоже оказались носящими. В общем, устроился как мог, вырвал последний кусок эфемерной свободы. *** Идиллия прекратилась внезапно. Эклз не числил за собой каких-либо особенных злодейств, когда его сгребли и поволокли из камеры. "Значит, нашли смелого", - решил, когда примотали к станку, один в один - вязочный для собаки. Крепление прищемило кожу на лодыжках, чуть не до хруста костей придавило руки. Под животом оказалась обтянутая мехом перекладина, Дженсен и не думал на нее опираться, выгнулся по максимуму и врезался животом. И второй раз, третий! Затошнило от рези в кишках. Его кинулись откреплять, осматривать повреждения. Через пару часов перетащили на другое приспособление. Раскорячили всего на показ, ноги вверх, зафиксированы на лотках, руки насмерть примотаны к телу. Хочешь - бейся задом до посинения. Думали, будет тише, если одеть на голову мешок. Дженсен затаился, подождал, пока осеменитель подойдет, коснется первый раз несмело, и дернул ногой. Попал во что-то мягкое большим пальцем, пропорол себе острым краем лотка пятку и сухожилие. Давился криком, чтобы не заглушать слух, подготовиться к нападению. Рванул зубами руку, полезшую пощупать пульс. Вырубился от укола. Очнулся на мягком. Покрывало или простыня, хрустящие от крахмала. Мешок на голове и дурацкая повязка, прижимающая ткань к глазами, лишающая той малости, что он мог разглядеть сквозь ткань. Рану тянуло, но плотный бинт делал ощущения терпимыми. - Игры закончились, красавчик, - его вздернули на ноги, подпирая со всех сторон. - От нас уйдешь только с пузом, - пообещал другой голос. Еще один только фыркнул. Трое. Он подавил желание разреветься, как в детстве, жалуясь отцу на несправедливость и боль. Подобрался. Туши перли массой, зажимая между собой, он выбрал момент и поддал им локтями, вбил колено кому-то в мягкое, пнул... В голове рванула сверхновая. Когда искры летать перестали, он понял, что этот бой проигран. На шее и плечах тяжелая рука, давит, что едва возможно дышать, под поясницей валик, а в заднице член. Твари, что пялит его, насрать, как он относится к процессу. Здоровенный член таранит, до треска растягивая внутри, бьется в простату, падла, сейчас от этого только больнее. Эклз дергает ногами - стукнуть по почкам, но качок только сильнее прижимается, вминает весом, без зазрения совести давит на здоровенный кровоподтек на животе. - Перестанешь брыкаться, подрочу. Давай, сладкий, выбирай удовольствие. Дженсен дергался, извивался, выдираясь из плотной хватки. - Упёртый... Как хочешь, - проворчало над ухом. Бедро обожгло шлепком, от боли он вскинулся, капкан объятий разомкнулся. Его перехватили, повернули носом в постель и придавили - двое по бокам, каждый фиксирует ногу и руку, один сзади, дерет и похрюкивает. Дженсен грыз под собой тряпье, выкручивался и пробовал сорваться с члена. Но держали надежно, за каждый порыв "награждали" шлепками, кожа на ляжках и заду полыхала от них пожаром. Осеменяли его технично и без прелюдий. Простая схема: вставил-выдрал-слил. Он бы предпочел, чтобы они дрочили и сливали в него, не терзая несчастную задницу, но кто бы его спросил. Двое менялись как заведенные, внутри хлюпало от спермы. У Дженсена мешок на голове промок от слюны и слез, он облажался, подставился, и теперь в него спускают какие-то уроды. Его обрюхатят и заставят выносить их потомство, гори оно в аду. То, что ЭТИ не позволят сбежать, он не сомневался. Горечь давила изнутри, но он физически не мог прекратить сопротивляться. Не мог согласиться на это и считать, что с ним поступают правильно, что все, чего он достоин - член в жопе и брюхо с байстрюком. Неутомимые гвардейцы затрахали его до судорог в растянутых ногах. Приняли его корчи за оргазм и заржали: "На счастье!". Бессильный им помешать, он злился и крепче сжимал зубы, чтобы не застонать. - Джей, давай ты, - позвал один из секс-террористов, разъебавших ему тоннель до желудка. Дженсена срубило это дурацкое совпадение - Джей. Погибший из-за него у черта на рогах Джаред и мудак, не решающийся воткнуть хер в растраханную дыру, пока дружки держат и позволяют изгаляться, как душа изволит. Из перехваченного злобой горла вырвался всхлип. Навалилось внезапно все сразу - боль, злость на себя, прорва унижения. А потом затопило безысходностью и горем. Ему, как вырванного сердца, не хватало Падалеки, чтобы был рядом, просто был жив. Когда оглушило пониманием, что эта комната и ёбари - навсегда, что Джей погиб, и Дженсен никогда не сможет ему сказать, что чувствовал, его захлестнуло истерикой. Тело расползлось бессильной медузой, а из груди прорвало рёвом. Он трясся и рыдал в голос, как бессловесное существо, живой труп, оплакивающий себя на поминках. Его отпустили, но он не замечал. Подтянул к груди ноги, свернулся калачиком на боку, царапая мешок напрочь затекшими руками. Воспаленное от переживаний сознание играло злые шутки - казалось он знает руки, что утешают его. Тепло мнилось таким знакомым. Он позволил прижать себя, дать опору. Провалился в иллюзию, ради которой готов запродаться с потрохами дьяволу, на пару секунд забыться, представить, что держит его Джей. Позволить себе в последний раз уснуть на его руках. Нервы настолько сдали, что он расслышал даже: "Потерпи, я вытащу тебя, только дождись, только выдержи это...". Сквозь липкую усталость и забытье он чувствует, как его поднимают, несут на руках прочь отсюда. Смутно знакомые голоса гулом несутся следом, что-то спрашивают, почему-то поздравляют. Потом вспоминается детский сад и сонный час, когда старенький нянь ходил меж кроватями, поправлял одеяла и рассказывал сказочные истории, чтобы лучше спалось. Только в этот раз голос нашептывал совсем не сказки, а руки поправляли не постель. Пальцы втирали охлаждающую мазь в растянутую хуями дыру и размазывали по синякам, слова лились прямо в уши: - Ну вот, зачем дергался столько. Сломали целку, стал шелковый, а сразу бы смирился, так и не попал бы к ним в руки. На мордочку-то смазливый, как куколка, минетик тут, попочкой там, и жил бы припеваючи, ручки в меду, ножки в шоколаде... В отупении после опустошающей истерики, с ломотой во всем теле, Дженсен выслушал все уродские присказки про добровольную еблю во благо страны, посмотрел на пожилую мразь пристально и врезал в челюсть. Кажется сломал. Прошипел: - Я не был целкой. А попочкой сам поработаешь, если еще раз увижу. От резких движений разболелся живот. Из задницы поплыло на постель что-то мерзкое. Ресурс эмоций закончился резко, Эклз попробовал встать, хотел доползти до раковины, смыть с лица и тела лишнее. Но вырубился на краю топчана, уронив на пол руку. *** Во сне приходил Джаред. Слава богам молчал, Дженсена бы вырвало от любого "прости". Просто сел рядом и отогревал в ладонях замерзшие пальцы. Наверное, Джеральд ногти по локти обкусал, когда выяснилось, кем был отвергнутый им приблуда. Студент-художник, которого он не захотел видеть супругом сына. Если бы знал, если бы статус проявился чуть раньше, Дженсен бы жил сейчас где-нибудь на закрытой вилле клана, рожал желанных детей, рисовал в свое удовольствие. Чушь, что незаконно, Падалеки слишком высоко сидят и дорого стоят, чтобы запретить им такую малость - личного носителя для наследника. Но вот как оно повернулось. Дженсен сморгнул слезы, стирая с сетчатки призраки неслучившихся сыновей, курносых и зеленоглазых. Посмотрел сквозь дрожащую пелену на Джареда. Хороший сон, только болит от него в сердце. Он вцепился в такую осязаемую и настоящую во сне руку, прижал ее к сердцу и уплыл в мечты, которым не суждено исполниться. Очнулся уже на ходу. Сон не отпускал, запах и тепло Джея обволакивали, обещая безопасность, а пространство вокруг перемещалось. Его несли на руках, на голове свежий мешок. И Дженсен бы зарычал и врезал наивному медбрату, но так не хотелось отпускать джеев призрак. Сейчас вроде бы утро, наверное, будут опять болючие витамины в зад колоть. Вялого, пытающегося удержаться во сне, его уложили носом вниз на кушетку. Одноразовая распашонка паутинкой свалилась с тела. "Массаж", - прошелестело над ухом. "Это что-то новенькое", - решил Дженсен. Прежде в него только втыкать были горазды, иглы да члены, все без предупреждения. Он завертел головой, заинтересовавшись, но через ткань понять, что происходит, не получалось, только размытые силуэты двигаются. Но предупреждение привело его к мысли, что не стоит сейчас брыкаться, есть шанс получить удовольствие и отодвинуть следующий заход оплодотворения подальше. Прикасались к нему осторожно, как к пугливой лошади, сначала касались рук, от запястья к плечу, потом двигались дальше. Прикосновения разгоняли по телу дрожь волнами, разминали мышцы, согревали суставы. Чуткие пальцы проходились по старым травмам. Четыре года в бегах и жизни на улице оставили свои следы, к двадцати пяти Дженсен стал обладателем трех сломанных ребер, уродливого ожогового рубца на весь правый бок и огромного количества шрамов на теле, большей части от веток и камней, когда приходилось удирать с движущегося товарняка. Это "богатство" предсказывало погоду лучше любого синоптика, а в плохие дни заставляло отсиживаться в норе без еды и прогулок, потому что не мог встать без крика. Под уверенными движениями тело растекалось в блаженстве, он не мог сдержать стонов, когда с хрустом встал на место досаждавший с прошлого месяца позвонок. Кожа пылала, кровь бухала в ушах, как от хорошего траха, из-за смутно знакомого запаха опять пробудилась память: они на пляже, встречаются уже пару месяцев, и Джаред вымаливает свой первый раз сверху, растирает его маслом от загара, а потом вылизывает, нагло дразня языком девственную задницу. Лучше бы Дженсен дал ему тогда, нет же, уперся, как чуял, что нельзя никого подпускать с тылов. Он сдался слишком поздно, когда они сбежали из резиденции Падалеки, носились по стране, как счастливые хиппи, ночевали где придется. То ли из-за вины, что его парень лишился наследства, то ли от благодарности, что не бросил, остался рядом вопреки всему, Дженсен сам раздвинул ноги. И на утро подумал, что простудился - так болела голова, и дергало горящее температурой тело. Хорошо, что им не хватило тогда на врача, через неделю проступили четче соски, волосы с тела уплыли в слив душевой кабины. Он сидел голый под струями кипятка и трясся от ужаса, боялся признаться Джею. А тот, когда понял, чем обернулся для бойфренда его каприз, так задрал извинениями, что Дженсен подбил ему в глаз, ударил в первый и единственный раз за все время. А потом они попались... Мысли из головы вынесло, когда меж ягодиц скользнул язык. Память резанула болью, на рефлексах он извернулся и, едва не свалившись, двинул кулаком в наглую морду. Даже вслепую достал, хоть и вскользь. Наказания не последовало, просто перевернули на спину и начали разминать грудь, ноги. Придерживали не жёстко, Дженсен так и не понял, с чего такое доверие. От массажа стоп он мог кончить, Падалеки раз на спор отсос выиграл. Сейчас ноги попали сразу к двум маньякам массажа, и его трясло от кайфа, хотелось вцепиться в полувставший член и оттдрочить, кончив на две старательные морды, но боялся, что свалится от усердия с кушетки. Знакомый шепот поддразнил: - Хочешь, отсосу? За него ответил член, гордо возносясь над пахом. Дженсен не любил дразнилок, когда лижут и не дают, не пускают в раскаленную глубину горла, хотел послать на хер, если парень начнет играть. Но шепчущий явно знал свое дело: нанизался губами, позволяя вбиваться, работал языком, как заведенный, и не лез куда не надо, когда трогают болезненно-чувствительные перед оргазмом яички, Эклз тоже ненавидел. Он вцепился в матрац под собой, от ощущений сбивало ориентацию в пространстве, от пальцев ног пробивало дрожью, член дергался в сладком плену, тяжелая рука удерживала его лежа и теребила сосок, заставляя неприлично скулить. Мозг опять как свихнулся, подсовывал совпадения, заставлял хныкать и звать Джея, потому что он так же не щадил голосовых связок и не боялся подавиться, пропускал в горло и массировал, сглатывая, разбухшую головку, только он знал, что если коснуться за поджавшимися яичками, помассировать набухший бугром корень члена, Эклза вывернет в оргазме, как бы он не старался удержаться подольше. Дженсен зашелся в крике, выплескиваясь в лживые губы. Его опять разорвало напополам, тело ловило кайф и последние сполохи оргазма, а душа уже помнила, что - не Джей. - Будут уколы, прости, больно, - голос совсем не похож на падалечий. Дженсен потерся носом о подушку, растирая слезы по мешку и покорно повернулся на бок. В размятое тело, полное еще эндорфинами, уколы показались сущей мелочью. Он был расслаблен, что даже не дернулся, когда его быстро подняли, прижали носом к чужой шее, тяжелыми руками поперек тела, не дернуться. Повис, не соображая, чего хотят. - Еще один, просто терпи. Потянули за правую лопатку и под кость, через мясо и кожу сунулось толстенное жало. Эклз взревел и дернулся, понимая, что прижатые к телу руки бесполезны. Ему по живому всаживали здоровенную хрень, и никакие оргазмы не смягчили бы этой боли. Вгрызаясь в предусмотрительно закрытое махровым полотенцем плечо, он надеялся добраться до мяса, рвануть кусок с кровью, выместить свою боль. Жало вынули, кожу зажали скобой и прилепили пластырь. В спине словно ледяная пуля осталась. Шелестящий шепот над ухом пояснил: - Не выйти без этого, чип. Дженсен не знал за собой особой истеричности, но то ли гормоны взыграли, то ли нервы совсем истощились, стоило представить, что все передвижения теперь видны со спутника, что он под колпаком, куда не дернись, везде найдут и вернут, у него случилась паническая атака. Всепоглощающее желание спрятаться, укрыться от взгляда "большого брата", забиться в щель, откуда не достанут и не смогут насиловать дальше, вылилось в полузадушенный крик и суматошные метания в сильной хватке. Он знал, что может бить эффективнее, но недостаток воздуха и ужас на нет сводили все попытки. Его утолкали на кушетку, прижали к лицу кислородную маску. Голова сразу закружилась, сознание поплыло. Когда его выносили из палаты, замотанного жгутами на манер мумии, мычал: - Ненавижу сук, ненавижу! Опять все разболелось, накатила апатия. Его куда-то несли, потом везли. Мудак в белом халате втыкал в него иглы, пытался добиться реакции. Дженсен был выше этого. Отец говорил, что выход из ситуации есть всегда, ты его не видишь только, потому что он тебе не нравится. Единственный выход ему не нравился очень сильно, жить все-же хотелось. Но если он добрыкается до лоботомии, будет еще хуже. Он подышал глубоко, рассеивая желание сблевать или продолжить истерику. Его цель - тихо дожить до большого пуза, а потом сделать все, чтобы не пережить роды. С лестницы навернуться, например, животом вниз, на дорожке споткнуться. С тем он и отрубился, поддавшись усталости и монотонному покачиванию. Чистый, наполненный ароматами цветов воздух был как глоток недостижимой свободы. Дженсен захлебнулся им, втянув полные легкие. Свежая повязка на глазах была счастьем, ничто не мешало наслаждаться запахами и моментом, когда никто не касается и ничего не хочет. Загрохотали двери, два бугая подхватили носилки с Эклзом и вынесли прямо в облако свежести. Дженсен забеспокоился, у него не брали кровь, чтобы тестировать залет на двухдневном сроке, можно было только гадать, что означает переезд в частные владения. Что частные, Эклз был уверен на все сто, ни одно государственное учреждение не сможет позволить себе садовника, так ухаживающего за цветами. Принюхался, минимум пять сортов, от тяжелого томного аромата до резкого свежего, и все - розы. С носилок его подхватили, подняв на сцепленных руках как больного, понесли в тень. В дом и лифт, как оказалось. Двери захлопнулись, шелестя, лифт пошел вверх. Один из парней проворчал тихо: - Не пугайся ничего, больно не сделаем. Это только отчет для центра, потом не тронем. Готов? Дженсен порылся в памяти - знакомый дезодорант, похожий запах пота, это один из сегодняшних массажистов и вероятно, вчерашних насильников. Внутри все поджалось, сейчас будут ебать. На камеру или перед спецами. Он сглотнул подступившую тошноту, если обещают не драть больше, он переживет. И перегрызет им глотки, если солгали. Кивнул, сдерживая дрожь ярости. На этаже их встретил представитель контроля за популяцией, зачитал носителю №... его расписание: до подтверждения беременности - трах два раза в день, четырехразовое кормление и постоянное наличие воды и фруктов на его выбор, массаж - ежедневно. Частные опекуны не имеют права фиксировать его инструментально, только живая сила осеменителей. Если что-то будет нарушаться со стороны опекунов, он может жаловаться куратору, если будет отлынивать сам, будет рассмотрена возможность возвращения в прежние стены. Опекуны подобраны с высокой генетической совместимостью, здоровы и адекватны, помещение оборудовано по всем правилам безопасности, здесь он полностью защищен от внешнего мира. Видео отчет об прохождении осеменения Центр ожидает получать раз в неделю, письменный - раз в две, анализы вышлет унитаз, вай-фай ему уже настроили. Если чип засечет изменения температуры его тела на три градуса, приедет скорая, если в ритме сердца будет сбой - тоже. Дженсен выслушал эту чушь, не понимая, как человеку не ясно, ему насрать на демографию и совместимость. Он не хочет секса с этими людьми. Ему не нужна безопасность, только свобода выбора и Джей. - Господа, вы успешно прошли все тесты, мы уверены, вы справитесь с обеспечением безопасности носителя. Напоминаю, на отчетных видео должны присутствовать все трое осеменителей. Центр не видит смысла растягивать сроки оплодотворения, количество сперматозоидов должно быть максимальным. Гаденыш пожелал скорейшего успеха и отчалил. Дженсен неудачно лягнул ногой, бугаи легко переместились, не позволив ему даже задеть эту пакость. Сгрузили на бескрайний траходром, не позволили снять повязку. Теплая ладонь легла на затылок, прижимая ткань: - Так лучше будет, поверь, - и громче, - съёмка пошла. Двадцать пятое июня, первый день. Дженсен, и так пунцовый после доклада холеного урода, наверняка покрылся пятнами от злости. Скрипнул зубами и сдержался, он уже принял решение, надо зарабатывать пузо. Сдернул распашонку, подгреб на ощупь подушки и встал в коленно-локтевую. От ярости и обиды горели даже ягодицы. - Нам долго здесь жить, давай попробуем сделать тебе приятное, пожалуйста. Его мягко опрокинули на лопатки. От поцелуя он увернулся, и губы проехались по шее, засасывая и потягивая кожу. С закрытыми глазами было и вправду легче, проще притвориться, что это происходит не с тобой, кого-то другого сейчас будут пялить на три члена. Двое приложились губами к соскам. Разбухшие от гормональной бури, они были слишком чувствительны, но отдёрнуться ему не дали, прижали телами, втянули чувствительную плоть, как будет втягивать их ребенок, высасывая капли молозива. Третий рот занялся членом. И опять правильно - сразу до гланд, подаваясь на член, вибрируя горлом. Дженсен сдался напору. Хотелось простого человеческого кайфа, без загонов об осеменении и Центре, просто хорошего траха, чтобы забыться. Он раздвинул колени, когда смазанные пальцы тронули зад, послушно подавался на пальцы, в противофазе вбиваясь в пылающий рот. И возмущенно взвыл, когда на член вместо упругих губ натянули латексное кольцо, задергался, выдираясь. - Нас трое, ты не забыл? Выдержишь без кольца всех? - Языками поработаете и хватит! - рявкнул Эклз, разозлённый задержкой. - Сам сказал, - хмыков за фразой было сразу три. Ему тут же коварно прижали руки над головой, железной хваткой смяв запястья. - Кончишь только задницей, а? Рычание сбилось в скулеж, первый вошел слишком торопливо, словно и собирался не трахнуть, а заткнуть. Заработал членом, как отбойным молотком, заталкивая все возмущения обратно в глотку. Дженсен забыл, чего хотел, так резко ему засаживали. Крупная головка, как нарочно, тыкалась в простату, вырывая из него зажатые стоны и сбивая соображение. Собственный конец дрожал в жажде прикосновений, и Дженсен в ужасе понял, что еще немного и будет умолять, чтобы ему их дали. Ёбарь замер, но вместо тяжелой, вминающей в постель дрожи и выплеска спермы выдернул член и дал место другому, устраивая себе передышку. Дженсен взыл от разочарования, он думал, будет быстрее, если паразиты еще и время будут растягивать, он под ними загнется. Свежий член тут же сбил размышления, бился туда же, словно его обладатель - клон предыдущего. Дженсен выгибался, забыв как его зовут, подмахивал и поддавал в надежде, что вот сейчас, сейчас настанет избавление, налитый член разрядится и даст ему забыться в оргазме. Куда там, парни устроили хоровод, драли его по очереди, тягая как куклу, опять вдвоем. Третий держал запястья, шептал какой-то бред ему в ухо и то гладил соски, то прижимал руку к животу, чтобы долбящие внутри члены утыкались ему прямо в ладонь. И словно мало было этих мучений, ёбари стали вслух проговаривать то, что вгоняло Дженсена в краску. Почти безумный от желания кончить, содрогающийся на членах незнакомых мужиков, он запылал всем телом, когда в уши полилось: - Кончишь задницей, детка? Давай, сожмись, слови кайф, пока мы заряжаем тебе ребенка. Сделаем тебя беременным, круглым, как колобок, будем катать здесь по расписанию, пялить на карусели. К родам растянем так, что напрягаться не придется, сам выпадет... Сожмись, мой хороший, давай, принимай глубже, сейчас залью тебе по самые гланды... Господи, какой ты... - сорвался парень, не выдержав скачки, заорал и выцедил семя внутрь, второй тут же принял смену и не стал сдерживаться, слил свое следом. Дженсен, терся об их тела, мечтая о прикосновении к члену, молился, чтобы в дело вступил уже третий, может он будет милосерднее... И даже не заметил, как сменились руки, удерживающие захват. Третий разочаровал, вместо бурной и быстрой скачки начал размеренные толчки, поглаживал руками везде, сука, кроме члена, и доводил до исступления, вытрахивая из него разум и сознание. Эклз прикусывал губы, удерживая мольбы и проклятья, извивался под этой тушей, сжимался, как мог, на распирающем нутро стволе. Скулил на одной ноте, потеряв надежду. Его придавило тяжелым телом, выбив из легких весь воздух, парень вжался по максимуму, прижимая весом мошонку и основание члена, поддал посильнее и шепнул: - Давай, Джен, со мной... Дженсена прорвало, словно сжатой пружиной его подбросило на постели, гребаный задний оргазм летал по телу, как игрушка йо-йо, от головы к заднице, и член был как лишний, мешающий сперме напрямик выливаться из яиц. На нем дергался, вминая в постель, и стонал третий ёбарь, вливая в сжимающийся зад свою долю. Оргазм не принес забвения, только горечь. Хваленая политика анонимности оказалась пшиком. Твари знали, ЗНАЛИ! И как его зовут и про Джея... Он заставил себя задышать ровно, чтобы не сорваться в крик. Сил и так мало, если еще и на это тратиться, два раза в день под этими лосями он не протянет. Он спокойно позволил обтереть себя, не брыкался, когда разработанный, истекающий слитым анус заткнули пробкой. Лежал безучастный, чувствуя себя вывернутым перед этими людьми, трофеем со снятой кожей. Они знали его подноготную, они насиловали его, и неизвестно, что из этого было хуже. - Запись остановите... - проворчал кто-то. С лица Дженсена вдруг соскользнула повязка, третий, что до сих пор сидел между его раскинутых ног, стянул ее, пригладил взъерошенные волосы. Шок был сильнее, чем при попадании в Центр. Перед ним сидел Джей. Со странно искривленным лицом, шеей, бугрящейся шрамами, неровно покрасневший, но именно он. Джаред Тристан Падалеки. Дженсен хлопнул глазами, глотнул воздуха поглубже, но рука успела первой, кулак смачно влепился в скулу, выбив вместо крови какую-то белесую жидкость и оставив странную вмятину. - Выключил! - пискнул от камеры один из осеменителей. Эклз вновь посмотрел на ожившего бойфренда, как медленно и страшно сползает вниз его лицо, открывая... Дженсен моргнул, рассматривая, и сам стек в обморок. Кажется, его пытались привести в сознание, но увидев перед собой две абсолютно одинаковых рожи, он принял волевое решение - с галлюцинациями не разговаривать. Завернулся в подвернувшуюся простыню и лежал в прострации, поражаясь, как можно во сне видеть себя спящим, после чего уснул еще раз и не успел тому удивиться. *** В этом доме утро было правильным. Солнце проникло в окно и щекотало нос тонким лучиком. Дженсен заворочался, натягивая простынь на себя и напрягся, когда две грелки, от которых он всю ночь отпинывался, зашевелились. Продрать глаза пришлось. Вчера он размышлял, как можно спать во сне, сегодня понял, что наяву тоже можно. Идентичные, несмотря на помятость, морды таращились на него, ожидая любой гадости. Оглядев их с подозрением, он заметил сходство в чертах. - Падалеки? Морды переглянулись и начали отступление. Эклз оценивающе посмотрел на них и дернулся следом, но рухнул обратно, заходясь криком, держась за живот. Через секунду возле него были все трое. Близнецы и Джаред. - А теперь рассказывайте, - холодным тоном попросил Дженсен. По бешенству, сквозящему через слова, осеменители осознали, улизнуть не успеют. Он поднялся, прихрамывая добрался до кресла-качалки, любимое, Падалеки помнил. Не стал снимать со стопора, начнет качаться, заболит живот и задница, нет уж, позже. Хотелось жрать, в туалет и убить кого-нибудь. - Надеюсь, до завтрака и утреннего траха я пойму, что здесь произошло. Джаред?! Джей сел перед ним, кающийся грешник, припавший к стопам владыки, Дженсен запомнил для себя это кадр. Близнецы опустились на пол рядом. - Почему ты не сказал сразу? Зачем эти тряпки, секретность. Нахрен меня насиловать, мать вашу!? Лицо Джареда, и без того асимметричное, перекосилось еще больше. Он накрыл ладонью странную половину и по капле начал продавливать слова: - Мы не должны быть на записях вместе. Не с открытым лицом. По документам я забрал из Центра Оливера Нессе, внучатого племянника по отцу, вернул в семью, чтобы не травмировать его нежную, воспитанную на пуховых перинах, психику. - А сказать? Джаред понурился. Близнец, что слева, пошел пятнами, Дженсен понял, чем он отличается от брата, свежим швом на порванном ухе. У Эклза при взгляде на это заныл ноготь на большом пальце ноги. - Извини, - хором выдали братья. Продолжил только рваноухий. - Извини, я разозлился. Не подумал, как это выглядит с твоей стороны. Дженсен кивнул, принимая. - Лицо? Падалеки скукожился, пряча поврежденную сторону. Дженсен коснулся его пальцами, повернул к себе: - Просто покажи, хуже не будет. Я четыре года был уверен, что тебя похоронили в пустыне, вчера представил бог знает что. Просто объясни, пока я не надумал себе чего похуже. Проказа? Пытки? - Немного напалма, - Джаред стянул силиконовый слепок и обреченно повернул рану к свету. Воображение вчера дорисовало совсем немного. От скулы, оттягивая веко, до плеча вились уродливые рубцы, щека просвечивала зубами, прикрытыми тонкой пленкой искусственно натянутого мяса. Губы неровной линией перекашивались налево. Дженсен мог представить, как было больно и страшно получить в лицо вот такое. - Еще три операции и обещают, что смогу ходить без маски не только в Хэллоуин, - он обхватил колени Дженсена, прижался изуродованной стороной, повернув к нему чистую половину. - Не хотел тебя пугать. Я не мог ждать операций, за это время тебя бы здесь... Он тяжело вздохнул. - Узнали-то вообще как? - Дженсен решил прояснить все моменты, чтоб не наткнуться на очередную маску с риском испугаться до обморока. Близнецы сорвались с места и притащили целую папку с вырезками газет. "Непримиримый носитель убил троих" "Охота на Бешеного" "Схватка с Непримиримым в Чикаго" На фотографиях худо-бедно угадывался его профиль. - Непримиримый? - Половина осеменителей отказалась после истерики прессы о том побоище. Вторая половина сбежала после обнародования фотографий покусанного копа. На столе оказалось фото Джареда, только здоровая сторона была не его, а какого-то пучеглазого дядьки. - Он подзаработал на этом? - Озолотился просто, лечится теперь на Гавайях. Дженсен затянул его на себя, заставил влипнуть, прижаться телом. Вдохнул запах волос, прикусил кожу, сжал ребра до хруста, все еще пытаясь поверить в реальность происходящего. - Почему ты не позвал, когда вернулся? - перешел Эклз на шепот. - Я чуть с ума не сошел, искал тебя в Центре, мне даже в мысли не приходило, что ты смог так долго скрываться, - пробормотал ему в плечо Джей. - Чуть не поседел, когда осматривал пораженных в правах, боялся, что следующим будешь ты, несмирившийся и превращенный в... - Безмозглый инкубатор, - по сердцу дернуло холодком, с ним это могло случиться, но... - Но ты спас меня. Спас тогда, вытащил и теперь. И пока я не оказался в опасности снова, слезь с меня и покажи где туалет. Падалеки улыбнулся, принимая пожелание прекратить нытье. Поднялся на ноги и отнес Дженсена, куда тому требовалось. *** - Почему я не могу выйти к розам? - Дженсен метался, как тигр, по огромной студии, под его комнату выделили весь верхний этаж особняка. Здесь было солнечно, просторно, но все это было тюрьмой, Центром, только камера стала побольше. Близнецы смылись при первом вопле, когда лифт отказался ехать вниз, юркнули в грузовой и были таковы. Джаред взлетел по лестнице, двери которой Эклзу не открывались. - Я вообще навсегда тут прикован? Джаред открыл рот, чтобы брякнуть "Прости", но вовремя осекся. - Пока тест на беременность не станет положительным. Потом откроется доступ на остальные этажи и парк. Могу принести цветов сюда. - Я не хочу цветов, хочу на солнце. Джаред печально покосился на солярий, поколдовал над пультом, на недосягаемой высоте открылись люки, пространство залило ярким светом, свежий ветер шевельнул волосы. Дженсен вздохнул: - Спасибо, - сглатывать несвободу было горько. Он погрел лицо под лучами, потянулся, кривясь от ощущений в заду и мыслей, что к ним придется привыкнуть. Толкнул Джареда к постели. - Пошли, секс поди по сердцебиению высчитывают. - Хочешь минет? - А как же розы? - дерзкая ухмылка сползла с лица, приоткрыв бездну отчаяния. - Давай, пока мы одни. Падалеки подался к кровати, опустил на нее Дженсена, распахнул полы халата, как лепестки цветка. Но не продолжил. Тронул лишь рот губами: - Они только для видео, и если сам позовешь. Ты можешь сам выбирать, не маленький. И в нос двинуть тоже способен, если зарвутся, не стесняйся. Сенсоры безопасности сработают, если крикнешь "Помогите" или тихо скажешь "Джакарта". Подождал, пока любовник расслабится, продолжил: - А теперь скажи мне, как взрослый человек человеку, ты хочешь от меня ребенка? Дженсен дернул его на себя и обнял ногами. Под пробкой все было вымыто и влажно. Джаред мазнул пальцем по скользкому, восхитился: - Манипулятор... Дженсен толкнулся вставшим членом ему в ладонь и закрыл дискуссию. Они трахались как одержимые, их не вставляло так даже в первый месяц, когда Джею достались ключи от летней виллы, и Дженсен обтер его спиной все поверхности в доме. Джаред смирился тогда с несгибаемой топовостью своего парня, готов был принимать от него все до конца жизни. Но в глубине свербело - сделать эту силу покорной, объездить, вмять носом в кровать. Кошмары последних лет только наполовину состояли из пламени, летящего в лицо, оставшиеся заставляли просыпаться с криками ночью: когда он понимает, что наконец случилось, он трахает своего Дженсена, растягивает его девственно тугой зад, таранит, подбрасывая на постели... А потом смотрит в лицо и понимает, что натворил, Дженсен под ним уже не человек, переливчатые глаза потускнели, из уголка расслабленных губ тянется ниточка слюны. Сверху зажигается сигнал, и специалист Центра произносит: "Несовместимость, следующий". И очередь осеменителей за дверью. Падалеки топит былой ужас в яркости новых ощущений, на вкус, на запах и упругость проверяя своего Дженсена. У него в Центре не встало на фигуру с закрытым лицом, и дома не выдержал, снял повязку, чтобы убедиться, что глаза живые, Дженсен с ним. Они любят друг друга лицом к лицу, обоим необходимо подтверждение, что с ним именно тот, кого они хотели. Утренний план они перевыполнили на три раза. Дженсен, затраханный и довольный, растекся под Джаредом, скрестив ноги на его спине. Вроде так сперма в нужное место быстрее попадает. Поясница у Падалеки уже ныла, но отлипать от любовника он не собирался. - Только понять не могу, кто тебе помогал, если Джеральд лишил тебя наследства? - выдал вдруг Эклз, когда извилины, перепутанные сексом, вдруг собрались в нужном порядке. - Дядя Сэм и дядя Джейсон, - посмотрел в косящие от усилий глаза друга, прояснил, - отец близнецов и армия. Нам нечего было терять в плену, остальные сидели и ждали выкупа, мы - организовали захват лагеря, разнесли к чертовой бабушке склад боеприпасов, вместе со жратвой, к сожалению, а потом вывели толпу оголодавших, но вооруженных до зубов, вояк на ближайшую стоянку талибов. Захватили и подали оттуда сигнал своим. Там еще террорист какой-то знаменитый оказался. Сразу из штрафников героями стали. Армия пообещала звезду, правительство перечислило награду за террориста. А потом нас пытались убить, но Джим ублюдка первым заметил, только мне вот не повезло. Вместо звезды я в госпитале попросил право выбрать носителя. Себе и братьям. - То есть я ваш приз? - язык едва ворочался, но Эклз вложил в слова весь накопленный яд. - Всей группы? Подстилка армейская? Джаред тронул его губы кончиками пальцев, интимный, неуместный для Центра жест. Впиться бы зубами, выродку... - Не наш, а мой, - он приблизил губы к уху, шевельнув волоски горячим дыханием шепнул, - близнецы любят друг друга, не хотели афишировать перед семьей, вот и рванули следом. Сейчас они обязаны с тобой, но дальше... От голоса и обещания, скрытого в нем, у Дженсена опять все встало. Падалеки хмыкнул довольно, поелозил по мокрому, въехав с разгоном, так, что Эклза подбросило. Внутри тянуло и хлюпало, Джаред бился в него, как заведенный. Обнадеженный, Дженсен представил, что внутри уже все случилось, скоро Джеев сын или племянник будет расти в нем, кувыркаясь в огромном налитом животе. Чушь про таблетки и перестарка, он хотел ребенка. Вскидывался навстречу члену, нанизывался нутром. Гормоны или нет, но пока Падалеки вбивался, он успел кончить дважды, почти всухую, постанывая и сжимаясь, чтобы выцедить еще каплю необходимой спермы. Джаред рухнул сверху, дрожа в оргазме, припечатал всем весом, бормоча: - Будет тебе ребенок, сейчас заделаем. Затрахаем тебя так, что стоять не сможешь, сперма через рот полезет. Тест делать не будем, станем ебать, пока пузо на нос не полезет. Буду засаживать тебе каждый день, по расписанию, пока не станешь визжать подо мной, беременный, неспособный сжать задницу, у тебя по ногам будет течь. Собственной спермы не останется, всю выцежу... Дженсен затрясся, внутренности свело, вопреки жесткости слов он хотел этого, в животе сводило в предвкушении и ожидании. Он хотел Джареда, ребенка от Джареда, чтобы всегда от него... Падалеки сложил его, заставил закинуть ноги на плечи, чтобы семя втекало внутрь, ни капли не пропадало. Целовал в шею, мазал губами по коже и шептал: - Ты мой, Центр обломится, навсегда останешься здесь и носить будешь только от меня. Отец с дядей помогут, у них выхода нет. И запомни, ты не приз, ты дождался, смог. Представить боюсь, как было трудно, но справился. Ты - моя Большая Золотая Звезда, всегда помни. *** Управление размножением регулярно получало от звена Падалеки отчеты о состоянии носителя №..., анализы, график кормления и процедур, видео с записью интимного массажа, проводимого для поддержания тонуса и гормонального фона. Отчеты отмечали, что агрессивность носителя так и осталась повышенной, даже при использовании бандажей и обвязок приближаться к Непримиримому было чревато. Но когда через девять месяцев носитель произвел на свет здорового и полноценного младенца, программа ассимиляции асоциальных носителей в большие семьи была признана успешной. Носитель №... официально отдан под опеку и ответственность Падалеки. Дженсен сжал бумаги до побелевших пальцев. - Это значит... - Мы победили, - легкий поцелуй, ничего серьезнее Джаред себе позволить не мог, маленький Рей-Джей, оказавшийся наследником близнецов, отказывался выходить из папы добровольно, и роды были тяжелыми. Дженсен тихо зафыркал, смеяться он пока тоже не мог. - То есть конец липовым отчетам, постановочному пореву и бешенным групповушкам на камеру? Даже жаль расставаться... - фырканье стало громче. - Парни, конечно, заняты сыном, но если ты позовешь, как члену семьи они не откажут. Дженсен поймал его за загривок, притянул, впился губами, сминая, вгрызаясь в рот. От показной немощи следа не осталось, жадный и жесткий, сам слабины не даст и другим распускаться не позволит. Джаред дернулся от боли в прикушенной губе, выпутал цепкие пальцы из волос, отстранился, восхищенно разглядывая своего парня. Дженсен потянулся, скривился от боли, но не застонал, процедил: - Ловлю на слове, с ними весело. Но следующий, чур, будет твой. Будешь сидеть и звать, пока сам не выйдет, никаких хирургов. - Согласен, - Падалеки нырнул с головой под одеяло, все-таки некоторые удовольствия доступны даже родившим носителям. Сунулся к приподнявшимся от молока соскам, получил затрещину: "Это Рей-Джею!". Пофыркал, притворяясь обиженным, погладил и приласкал складку опавшего живота. Растянутая ребенком кожа к следующей беременности успеет подтянуться. Дженсен стеснялся ее, натягивал полотенца и одеяла, чтобы прикрыть, но Джаред не понимал зачем, его вставляло от мысли, что там был ребенок. И что это их с Дженсеном сын займет это место в следующий раз.