У каждого свои шрамы на запястье

Малфой сидел на диване в очередной раз просматривая документы, которые ему услужливо подкинуло Министерство. По логике в этой работе должны быть одни плюсы, ведь это большая возможность проявить себя, показать, что он что-то может, хотя мало кто сомневался в его компетентности, если он делает работу — он делает её отлично, а у Драко Малфоя всегда всё было безупречно. Впрочем, как и всегда. Вот только в последнее время он перестал ощущать что-либо. Целый месяц пролетел, как один день, и Драко совсем позабыл какое сегодня число, хотя, если честно, он вовсе потерял счёт времени. Он вновь начал замечать ужасные перепады настроения за собой, вечную усталость, даже если проспал весь день, нехватка чего-то или кого-то. Всё это выбило его из колеи, и работа давалась с трудом. Его опять накрыло. Он опять… Он всё чаще стал вспоминать прошлое, от которого так яро пытался бежать когда-то. Он всегда бежал от себя прошлого, от поступков, которые совершал, когда был юн и глуп. Война заставила сделать выбор, «выбор» — слишком громко сказано, просто приказали, а раз так — делай. Драко никогда не забудет, как закрывал уши, чтобы не слышать ссоры родителей. Мать кричала на отца, чтобы тот прекратил, чтобы тот не смел трогать её сына. Он слышал отчётливо всё о чём они говорили, как разбивалась посуда и однажды звук пощёчины. Он ударил её, чтобы успокоить, заставить замолчать. Отец не хотел ничего слышать, он всегда стоял на своём, вернее старался потакать прихотям Волдеморта. Своего мнения у него давно уже не было. Ни у кого из них. Драко же сидел у дверей и слушал. Он ничего не мог сделать, даже заклинания не мог вспомнить, которые отгородили бы его от этого ужаса, он мог просто закрыть уши, как маленький ребёнок. Как трус. А потом сделать вид, что ничего не слышал. — Привет, — устало промурлыкал любимый и такой родной голос у самого уха, тёплые руки обвили его шею, пухлые губы коснулись щеки. Он невольно вздрогнул. Когда она пришла? Он не слышал, так сильно погрузился в мысли. Он должен был быть рад, но почему-то вместе с радостью почувствовал тяжесть. Он не видел её месяц, Министерство отправило её в другую страну для заключения мировой, а кто, как не Гермиона Грейнджер всё уладит. Она всегда всё улаживала, а он безумно скучал, и конечно же сейчас был рад видеть её, но не мог выдавить даже подобие улыбки. Будто дементор решил навестить его. Уже в какой раз. Он медленно повернулся к ней, оглядывая с ног до головы. Она была одета в лёгкую футболку нежно голубого цвета и Драко вспомнил, что именно он подарил её. Гермиона была не из тех, кто хочет получать подарки в виде дорого украшения или шикарного платья, ей скорее нравилось, что он помнит её любимый цвет, и только поэтому покупает футболку, именно этого цвета. Она любила сладости и книги, к цветам относилась скорее равнодушно, но иногда она сама покупала пионы, и не могла оторваться от них. Она ценила, когда он выполнял её маленькие прихоти, например сходить за мороженым, чтобы потом она могла сделать какой — нибудь молочный коктейль с бананом, который он так полюбил. Она любила готовить вместе, заляпав всю кухню в масле, муке или соусе, но зато вкусно поесть и принять вместе ванну. Она любила танцевать, когда никто не видит, кроме него. Иногда он присоединялся к её танцевальному порыву. По квартире разносились смех и разговоры, а ещё недовольство и возмущения Драко, потому что она наступала ему на ногу. Ведь она совсем не умела танцевать. Она танцевала не телом — душой. А он просто любил её. Наблюдать за ней, когда она чем-то увлечена было сплошным удовольствием, слышать, как она напевает мелодию его любимой песни, вытирая посуду, ведь сегодня его очередь её мыть. Синие джинсы с маленькими дырками на коленях, когда она упала и разбила их, он помнит, как она расстроилась, что придётся выбросить джинсы, а ему наоборот понравилось это дополнение. И она оставила их. — Ты подстриглась, — заметил он, устало поднимая взгляд на её лицо. Она выглядело сейчас очень по-домашнему, и ему захотелось раствориться в ней. Изменившееся длина волос шла ей так же хорошо, как и длинные. Раньше её пышные и непослушные волосы доходили до пупка, сейчас же были чуть выше груди. Она смущённо убрала прядь за ухо, ведь сама ещё толком не привыкла к таким изменениям. — Ты голодный? — Она облокотилась о диван, приравнивая их лица, Драко кинул дежурную фразу «Нет, мне надо работать», и она нахмурилась. Гермиона знала, что это значит. Что-то не так, — так не пойдёт, — она села с ним рядом, потянув на себя, он поддался её нежным движением, позволяя уложить свою голову на колени. Так было легче. Намного легче. — Кошмары? — тихо спросила она, он лишь отрицательно промычал. Может они и были, но он не помнит этого. Он помнил, как просыпался посреди ночи весь мокрый и напуганный, Драко на автомате проводил рукой по второй половине кровати, ища поддержку, а потом тяжело выдыхал, вспоминая что она не рядом. Тогда он садился на кровать, утыкаясь лицом в ладони. Чаще всего засыпал он ближе к рассвету. — Тебя не хватало, — он почувствовал на себе её взгляд. Драко любил такие разговоры, вернее говорили они мало, чаще — молчали, но рядом с ней он чувствовал себя спокойнее, — я устал. И нет, это не та усталость после изнуряющей тренировки или тяжелого рабочего дня. Моральная усталость, именно она добивала его, именно это заставляло сдаваться. Но Гермиона была рядом, и он не позволял себе этого. Они молчали. Минуту. Он слушал собственное сердцебиение, а она любовалась им будто в последний раз. Она провела рукой по его грудной клетке, напоминая, что надо дышать. Он даже не заметил. Он посмотрел на её руку и стиснул зубы. Грязнокровка. Мерзкое напоминание на всю жизнь. Не только ей, но и ему. Напоминание о его трусости. — Мне так жаль, — прошептал Малфой, взяв её руку, он начал целовать шрам, который всегда бросался ему в глаза. Он никогда не перестанет извиняться. Никогда. Тысячи извинений не хватит, чтобы загладить вину. Именно это чувство грызло его несколько лет, пусть и не каждый день, пусть и раз в полгода, но грызло, съедало изнутри. Война оставила слишком глубокий след для него. С наружи ты в порядке, но внутри ты — мёртв. Так было с Драко и Гермионой, но она старается идти вперёд, и он тоже. Только чаще всего приступы накрывали именно его. Грейнджер же держалась, делала вид, что всё нормально, что у неё не грёбаная паническая атака прямо сейчас. Малфой так не мог. Раньше он наблюдал за ней в такие моменты, когда она сидела где-нибудь с Поттером и Уизли. Она стискивала зубы, шире натягивала улыбку, а под столом впивалась ногтями в собственные ладони. А он наблюдал. Опять. Однажды ему надоело смотреть на неё, и он просто подошёл, положив руку на плечо. Ему было плевать на недовольство со стороны её дружков, он просто говорил, что она нужна ему по вопросам работы и уводил прочь, напоминая дышать. Она никогда не возражала и не сопротивлялась. После пару таких же случаев они начали вместе проходить курс терапии у маггловского психолога, а потом сами не заметили, как стали опорой друг для друга.  — Это же не ты сделал, — погладила она по голове, зарываясь пальцами в его мягкие волосы. И она была права, но тогда он смотрел, просто смотрел, как она кричит, извивается под его тёткой, мучаясь от боли. — Я вообще ничего не сделал, — и это тоже было правдой. Гермиона уткнулась лбом в его лоб, смотря прямо в глаза. Она взяла его за руку, где была метка. Чёртова метка. Ещё одно напоминание. — У тебя не было выбора, ты много чего совершил, но ты исправился, изменился, и ты это прекрасно знаешь, — она коснулась губами его лба, — не забывай, я тоже не святая, все мы совершаем ошибки, сворачиваем не на ту дорогу, главное — осознать вовремя, а что было — то прошло. «Прошлое должно оставаться в прошлом» — хотела сказать Гермиона, но вовремя вспомнила, что он терпеть не может эту фразу. Просто ненавидит. — Мы вместе справимся со всем этими трудностями и испытаниями, — выдохнула она ему в губы. Драко стало лучше, ведь она рядом. На одном из сеансов ему поставили «депрессию и повышенную тревожность». Он тогда никак не отреагировал, хотя если считать «никак» — это напиться до беспамятства, а потом проснуться в квартире Грейнджер, то да — никак. Никто не знал об этом, кроме неё. Друзья и родители оставались в неведении. Им было не понять, они не знали какого это — медленно умирать, а она знала. Сначала он боялся, что она осудит его или скажет, что этого не бывает и он сам себе всё придумал, но тогда она просто подошла и обняла его, и он не выдержал. Слёзы сами начали скатываться по щекам, и он зарылся в её волосы, чтобы она не увидела, и ведь не увидела. Он не отпускал её, пока не успокоился. На протяжении года он ходил к психологу, психотерапевту; она была рядом, сеансы могли длиться по два часа и больше, и она ждала его. Выходя из кабинета, она встречала его со стаканчиком горячего шоколада или чая, который купила в автомате. Она всегда была рядом и единственное, что он мог сделать тоже быть рядом, когда у неё случались панические атаки или нервные срывы. Он никогда не забудет, как она разревелась, когда пролила чай на его штаны. Драко молча обнял её, слушая как она беспрерывно извиняется. — Это просто штаны, — тогда ответил он, когда она наконец закончила. Но дело было далеко не в этом. И Драко знал об этом. Она слишком много и долго держала всё в себе, слишком много вкладывала в людей, отдавая частичку себя. А потом, когда поняла, что потерялась, больше не смогла держаться. Им обоим становилось лучше, и когда Гермиона уже почти уверено стояла на ногах, Драко же пытался подняться. У него получалось только благодаря ей. — Я люблю тебя, — после каждого слова следовал поцелуй, который Драко не очень устроил. Они редко говорили такие слова, ведь оба считали, что поступки куда эффективнее слов, но иногда это было приятно слышать. Резким движением он повалил её, нависая, она опасно улыбнулась, что позабавило его. Это улыбка — продолжение начатого. Малфой поцеловал её требовательно, властно, по -собственнически. Боже. Как давно он этого не делал. Гермиона уверенно отвечала, утопая в нём. — Я соскучился, — прохрипел он, разорвав поцелуй.