Чужое сердце в руках всё ещё не билось

Запах формалина прожигал обонятельные рецепторы, пока жидкость щипела на ранках изящных рук. Человеческая жизнь стоит поразительно дёшево. Шестью элементами возможно создать вполне себе воссоздать модель живого организма, а то и человека, если удосужиться найти горстку железа. Феликс успокаивал себя этими мыслями, держа в руках мёртвое сердце. Руки дрожали от цикличных сжатий, судорогой сводило до локтя, в но Феликс чувствовал кровь. Он провёл месяцы за беседами с алхимиками, ещё больше за попытками воссоздать неоднородную жидкость и был готов провести вечность, чтобы заставить её течь по венам и артериям. Солёные слёзы капали на бумаги, на которых отрывистыми движениями исхудавшие руки чертили лёгкие. Феликс был готов вгрызться всем богам в глотки, лишь бы отвоевать у них ещё одну вечность на то, чтобы заставить Чанбина дышать. Проснуться заставил запах формалина, всё ещё прожигавшего обоняние. За тремя чашками воды пролились на деревянный пол чернила, в порыве гнева опрокинутые вместе со столом на землю. Пытаясь унять дрожь в пальцах, Феликс заменял повреждённый клинком кусок легких на воссозданную алхимией ткань. Живую ткань. От запаха формалина в ушах закладывало, а взор смазывался. Ноги начинали неметь, а сознание отключалось. Феликса никто не будил. Он был готов открывать миры ради вечности вечностей, за которые он бы воскресил человека, который бы будил его. В ушах стучала кровь, а в руке было чужое сердце. Всё ещё статично мёртвое сердце. Вслед за лёгкими Феликс заменил почки, кишечник и мочевой пузырь новой тканью. Сердце всё ещё не билось. От отчаяния хотелось вырвать своё сердце и засунуть его в чужую грудную клетку. От факта отсутствия жизни в тонких нервах хотелось умереть от напряжения, которое он проводил через спинной мозг. Кровь текла от желудочка по венам и артериям. Сердце всё ещё не билось. Глаза всё ещё были мертвенно пустыми. Отчаявшись, заменив почти всё тело Чанбина новой живой тканью, Феликс задыхался, блевал желудочным соком, плакал от въевшегося в ноздри запаха формалина. Обмороки стали обыденностью, чувство пустоты в желудке и тошнота от голода стали верными спутниками. Несмотря на потерянный в обмороках и беспокойных снах счёт времени  у Феликса всё ещё не было ни одной вечности на воскрешение. Движения его слабели, рука сжималась всё медленнее. Феликс угасал, держа в руке чужое сердце. Разум мутнел, мутнело самоосознание своих действий. За размытой тоской и отчаянием просветилась надежда. Надежда, которой Феликс жил и которой он же и умирал. Последним осознанным ощущением был запах формалина.