Alors pourquoi suis-je puni?

      Красный, желтый, голубой. Фиолетовый. Яркий зеленый. Солнце через цветное стекло бликовало в зеркале, лучики плясали по белым стенам, отскакивали от деревянных рам, в которые когда-то давно запрятали сушеные цветы, кружились в банках на стеллаже. Золотые буквы на корешках книг почти искрились, белые пайетки на блокноте бросали белые пятнышки света на потолок. Вся комната с рассветом словно бы ожила, словно бы сама по себе зажглась, засветилась. Мятая простынь в мелкий цветочный узор, молочный плед, весь в шерсти цвета шоколада. Хозяин первое время искренне пробовал чистить все, на чем оставалась шерсть питомца, но вскоре лень взяла свое и теперь все светлое в доме окрасилось короткими полосами.       Отдаленный звон чашек. Кухня с голубыми шторками, высокий парень в футболке и шортах, прыгающая вокруг него собака. Чайная ложечка кружит сахар, он медленно растворяется в кипятке. Листики заварки зеленого чая плавают в прозрачном стеклянном чайнике. Медленно так, размеренно. Никуда не торопятся. Позволяют солнцу коснутся себя, пропитать каждое волокно. Тонкие и узловатые пальцы, достойные попадания в папку “Эстетика рук” на Пинтересте, осторожно поднимают стержень за ручку, фильтр разгоняет мирно плывущую листву, разгоняя водоворот, пузырьки воздуха на пару сантиметров уходят в воду и тут же всплывают. Увлекательно.       В доме такая тишина. Обычно играет музыка, немного скрипящая, ведь винтажное радио, найденное в антикварном магазине на окраине, давно должно было уйти на покой. Тоже медленная, классическая. Пыль, ее очень видно в лучах света. Медленный вальс. Все медленное, это утро словно бы превратилось в зефир, в карамель, в что-то такое легкое, но тягучее. Взбитые сливки.       Парень задевает головой дверцу шкафа, тихо шипит, потирая ушибленное место. Темные кудри чуть дергаются, опускаются на лоб, и приходится руками их убирать. Безрезультатно, правда, но попытка лучше, чем бездействие. Нащупывает в кармане несколько забавных заколок, которые, по мнению общества, явно не должны были принадлежать взрослому и серьезному почти мужчине двадцати четырех лет. Да они и не его, собственно. Подруга оставила, когда в прошлый вторник они снова засиделись до трех ночи за просмотром сериалов. Молочные коктейли из Старбакса, за ними было не лень сбегать к соседнему дому. Что не сделаешь ради той самой атмосферы. Она тогда распустила волосы, и светлые пряди потерялись на молочной вязке свитера, а заколки с пчелками, радугой и облаками забыла на стеклянном журнальном столике. Позже украшения переместились в маленькие карманы затертых шорт парня, там и остались.       Минутная стрелка на минималистических часах застывает на самом верху, часовая на одиннадцать. Кажется, стоит заканчивать утренний ритуал чаепития. Опаздывать - дурной тон, и дело даже не в том, что парням положено приходить ровно к назначенному времени, к черту стереотипы. Он просто не любил заставлять себя ждать и лишний раз тратить время других людей.       Рука сама собой тянется к гитаре, пальцы скользят по струнам. Ми, ля, ре, соль, си, снова ми. Он живет этим куском дерева и виниловыми, металлическими ниточками. Он весь там, вся его душа, все сознание. Ничто не могло так же сильно поглотить его в себя, как музыка. Приходится себя отдернуть, потянутся уже к свободному свитеру с широким воротником, потому что если он возьмет ее в руки, то это затянется на полчаса минимум. А он не любит заставлять себя ждать.       Амэ один раз громко лает, послушно машет хвостом и смотрит на то, как замок щелкает ровно три раза. Ее хозяин уже сбегает по лестнице на улице, пять ступенек. Семь шагов до калитки. Пятнадцать до дороги, ярко-желтая машина такси проезжает по луже, застывшей на асфальте, и прячется за поворотом. Он любил свою рутину. Любил то, каким представлялся Брайтон этим летом - немного более печальный, чем обычно, но жизненная сила кровяным потоком стучит по узким улочкам, а затем отдает в ушах навязчивым набатом. Такое всегда случается, когда давление шалит. У парня оно шалило почти всегда. Хмурые лица прохожих - не про его город. У его города всегда улыбка на лице. Всегда, чтобы ни происходило и насколько сильный дождь бы ни бился о стекла многоэтажек. Проходящий мимо старик, идет медленно, размеренным шагом. Ему некуда торопиться, большая часть жизни прошла, и морщины покрыли лицо мелкими складками. Он напевает что-то под нос, что-то невероятно знакомое парню, как музыканту, и улыбается. Самому себе улыбается, потому что ему хорошо. Он тоже любит жить.       Молодая девушка. Ей не больше шестнадцати на вид, волосы мелкими, черными кудрями выглядывают из-под оранжевой толстовки. Ниточки белых наушников пропадают в кармане, там же и виден уголок телефона. Дергает плечами в такт музыке, все ее лицо, как открытая книга, передает спектр переживаний. Старается выглядеть не странной, а, может, уже давно забыла о прохожих. Большой рюкзак за спиной, он гремит брелками каждый раз, как она, цепляясь за ручки, кружится вокруг себя. Будь зрение его чуть лучше, может, он бы разглядел ноты, вальсирующие в ее душе. От нее пахло жизнью. Она вдохновляла своей живостью.       Молодая пара с маленьким ребенком. Тоже улыбаются. Родители выглядят немного уставшими, особенно мама. Но, стоит подметить, что у нее, по крайней мере, никакого притворства на лице, нет этой натянутой улыбки “хорошей мамочки”. Нет. Она счастлива, по-настоящему счастлива, и, определенно, ужасно харизматична. Ее супруг, наоборот, воспринимается как спокойный и рассудительный человек, чьи умные голубые глаза спрятаны за тонким стеклом узких очков. Мальчик в забавной шапочке, она съезжает с его ушей, они немного красные от прохладного ветра, несмотря на конец июля. Участь любых городов, близких к морю - переменчивая погода. Малыш держит своих родителей за руки, подпрыгивает во время ходьбы. Тихо напевает: “Ты свети, звезда моя! Где ты есть - незнаю я. Высоко ты надо мной, как алмаз во тьме ночной”. Заметно, как губы мужчины шепчут слова песни, словно бы подпевая. В их жизни тоже есть место музыке.       Наблюдательность - вещь чудесная, особенно у людей творческих. Когда любая мелочь, выбивающаяся из серости окружения, способна дать “тот самый” толчок. Секунда, и полет фантазии уже не остановить. Кожаные ботинки шаркают о асфальт, приятно так. Любой звук выбивает из мыслей и помогает держаться в моменте. Это хорошо. Определенно хорошо.       Колокольчик на входе тихонько звенит, парень глубоко втягивает воздух носом, снова пропитываясь запахом кофейных зерен и водоворота сиропов. У кофеен определенно была неповторимая атмосфера, располагающая к наслаждению каждой секундой. Вошедшего тут же замечает маленькая фигурка за барной стойкой, одинокая. В такой час разве что студенты, работающие над проектами, сидят в подобных заведениях. И сейчас два человека по разные углы, у самых окон, обложились бумажными стаканчиками и листами конспектов, усердно печатая и вглядываясь в экраны лэптопов. Бармен кивает новому посетителю, а тот уже подходит к высоким стульям, засунув руки в карманы джинс.       - Доброе утро, Уилб. - девушка быстро целует подставленную щеку в знак приветствия.       - Доброе. Давно тут сидишь?       - Вообще-то, пришла пораньше. Было о чем поговорить с Марком.       Юноша в черно-белой маске тихо смеется, запуская эспрессо машину. Она болтает ногами, сжимая в руках большой стакан с горой взбитых сливок.       - А это не слишком? Каждый раз такое берешь, однажды будут проблемы со здоровьем.       - Сказал человек, выпивающий в день минимум два средних доппио.       Пронзительно-голубые глаза осматривают лицо парня, словно бы видят впервые, а потом вдруг замирают чуть выше его лба. Проходит меньше секунды, на полноватых губах выбегает легкая улыбка. Еще секунды три Голду уходит на осознание того, а что же именно вызвало у подруги такую реакцию.       - Прости, я сниму.. - рука уже сама потянулась к злополучным заколкам, но девушка повела головой, упираясь локтями в столешницу.       - Да оставь. Они тебе идут больше.       Снова это дурацкое чувство легкости. Как будто бы может горы свернуть одним лишь касанием, когда она так смотрит. Словно бы весь мир становится ничтожно маленьким и понятным, никаких трудностей не остается, щелчок пальца - любая преграда исчезнет, испарится.       Эти крылья были с ним весь день. Уилбур всегда чувствовал себя свободным, когда она рядом. Никаких глупых цепей, оков. Ничто не держит. Они снова направились к набережной, снова с двумя стаканами в руках и бумажным пакетом, полным разноцветных пончиков. Она легче идет по тротуару, легче дышит, легче держит в своих ладонях почти допитый латте. Потом попросит зайти в ближайшую кофейню, и они направятся к ней, но в итоге либо не возьмут ничего, либо клубничное смузи. Или банановое. Смотря что будет.       Ветер бьет в лицо, и глазурь от выпечки неприятно подсыхает, заставляя кожу зудеть. Слизывает ее языком, словно бы снова стал ребенком. Ему нравится, что с ней не приходится играть в “большого взрослого”, нет. Они оба как дети. В такой компании можно что угодно - на качелях покачаться, прыгать, пытаясь сорвать с веток, висящих над дорогой, вишню. Напевать песни собственного сочинительства, заглядываться на книги на стеклянном прилавке, и потом заходить в этот же книжный, листая произведения классиков. Ее всегда тянуло к фэнтези и научной фантастике, его - к антиутопиям и любовным романам в атмосфере викторианской эпохи. Не сказать, что их вообще ничего не связывало, Уилбур находил их отношения скорее как паззлы, которые очень удачно подходят друг другу.       Над головой пролетает чайка - белая-белая, проносится и снова пропадает. За ней еще, и еще. Спутница Голда поднимает высоко голову, и волосы попадают в кофе. Он убирает их пальцами и немного треплет ее по макушке, мол, будь немного внимательнее. Она лишь немного хихикает.       Девушка забегает в зал игровых автоматов первая, сразу же закидывает свою курточку на колонку “Pump Fiesta”, оставаясь только в своей белой футболке. Не практичная вещица, но он уже запомнил, что если подруга не знает, что надеть, то ее руки обязательно потянутся именно к этому элементу одежды. И к свободным джинсам.       Монетки тихо звенят сначала в руках, когда Уилбур, стоя у кассы, подкидывал их в руках. Потом в кармане. После - в монетоприемнике. Она стучит пальцами по кнопкам, листая песни, и парень с ужасом наблюдает, как выбор в списке медленно приближается к той композиции, которую они обычно проваливают.       - Ты уверена?       - У нас не получается только она, Уилб, - жалобный взгляд, его сердце странно сжимается, - Давай, терять нам нечего. Отработаем ее, и, может, наконец-то поднимемся в рейтинге выше третьего места.       - Тебе так важно, чтобы наши имена светились в топе такого старого и никому не нужного автомата?       - Да, важно. А тебе не сложно, я же знаю.       - Как скажешь.       Улыбка касается ее губ, мягко расцветает, и Уилб многое готов отдать за то, чтобы она навечно отпечаталась в памяти. Она смело жмет по кнопке, подает Голду руку и кивает в сторону экрана. Там уже появляются первые стрелки, в голове проскакивает на короткий миг паника, но пару вдохов и все в норме. Быстро скидывает свитер, оставаясь в футболке, и подхватывает темп девушки, ругая себя за пропущенные движения. Влево, вправо, еще два раза влево. Сейчас комбинация - просто танцевать слишком скучно, а потому они, все еще держась за руки, словно бы раскручиваются, меняясь местами. На лбу выступают капельки пота.       Мимо, еще одно движение мимо. Ритм песни слишком быстрый, он не успевает, промахивается. Теряется. Зато подруга, кажется, словно рыба в воде. Выполняет еще дополнительные движения, словно растворяется в музыке. Уилбур бы тоже так хотел. Просто отпустить себя и забыть про то, что из за большого роста и плохого контроля над своим телом его движения могут выглядеть глупо.       Он любит музыку. Всей душой любит, погружается в нее целиком. Какой бы песня не была, каждая находит отклик в его душе, заставляет словно бы погрузиться в иной мир, такой отличный от сложной реальности. Тот мир, где легко, где дышится свободнее во много раз, где свет яркий, но глазам от него не больно. Где ветер приятно касается кожи.       Где каждый звук - наслаждение.       Она снова протягивает руку, широко улыбается, и он держит ее крепко, правда крепко. Но слишком сильно раскручивает. Девушка словно бы спотыкается, подошва ее ярких кед скользит по холодному металлу.       Ее светлая макушка почти касается пола.       - Ники!       - Я в порядке, правда! Все хорошо!       Экран светится красным, но на это сейчас абсолютно все равно, потому что маленькая фигурка нервно смеется, ее глаза сильно покраснели, - явно держится, чтобы не заплакать,       - а руки потирают левую ногу.       - Я говорил что это плохая идея! Прости, прости меня.       - Уилб, успокойся.       Девушка делает пару глубоких вдохов и немного наклоняет голову, смотря на него своими большими глазами.       - Ты слишком много думаешь. Лучше меня знаешь, что на подобных штучках нужно просто расслабиться. Но вместо этого ты словно полностью уходишь в контроль над телом. Зачем?       - Это не так важно.       - Это мешает нам занять то “глупое место в рейтинге”, как ты его называешь.       Повисает короткая тишина. Он должен ее нарушить, сказать что-то, оправдать себя. Хотя бы попытаться. Но не выходит, слова застревают глубоко в горле, и выходит только сухой кашель, сильно дерущий горло. Кажется, он простужается. Не к добру это.       Везет, что в павильоне никого нет. В такое время народ можно посчитать по пальцам одной руки. Хоть и лето, а Брайтон - курортный город, но на Пьер Райдс утром почти никого не бывает. Может быть дело в том, что с открытия прошел всего час. Ну, немногим больше.       - Знаешь, - она осторожно встает, и Уилбур подает ей руки, вставая вместе с ней, - Давай возьмем по ягодному слаши и немного отдохнем? А потом просто круто проведем время, как это обычно и делаем.       Идея определенно звучала хорошо.       Именно поэтому сейчас ее волосы трепал легкий морской бриз, а внизу, под ногами, волны бились о старые балки пирса. Стаканчики с фруктовым льдом, жидкость яркая, что-то между красным и малиновым, и Голд явно задумался, загляделся, наблюдая за тем, как сладкий напиток перетекает в трубочку и исчезает между губ, покрытых тонким слоем гигиенической помады “вишня”.       Они просто молчали. Разговор вертелся у обоих на языках, им явно стоило обсудить это, обсудить зажатость Уилбура, которая, в последнее время, становится все заметнее. Но сам Уилб не хочет, а Ники просто понимает его. За что сам парень, безусловно, благодарен.       Глубоко втягивает воздух. Он соленый. Разумеется, “соленого” запаха не бывает, но именно тот самый аромат моря отзывается в голове у каждого, кто на нем хоть раз бывал. Он словно бы пропитан ярким солнечным светом, кудряшками облаков, криками чаек. Грязноватым песком, шумом отдыхающей от забот толпы, и музыкой, музыкой. Разной. Всегда на пляже играет что-то бодрое днем и расслабляюще-медленное вечером. Парень счастлив был слышать свои любимые композиции, ноты которых отражались от прибрежных скал и водной глади.       Ники показывает вперед - без слов, ни одного звука не вылетело у нее изо рта, просто рука поднялась, указывая на подсвеченный белыми бликами горизон. Темные силуэты, быстро показываются над яркой полосой и снова пропадают под толщей воды.       Дельфины. GeorgeNotFound: И что потом?       Простыни немного хрустят, когда Уилбур перекатывается с одного бока на другой. Зарывается пальцами в волосы, выпутывает из них заколки. Пряди пахнут морем. WilburSoot: Допили слаши, позалипали на дельфинов. GeorgeNotFound: А автомат? WilburSoot: Мы попробовали еще пару раз. И один раз даже вышло почти идеально >:з WilburSoot: По крайней мере, Ники осталась довольна. WilburSoot: А ты как?       Амэ тяжело вздохнула - явно снится что-то тревожное. Рука сама собой опускается на любимицу, поглаживая ее по голове и спине. Немного успокоилась.       Из приоткрытого окна, как бы удивительно не было, ветер не дул. Его почти не было, совсем маленький. Если открыть дверь нараспашку и сесть на порог дома, то почти ничего не почувствовать, только если сильно не захотеть. Он не шевелит пряди волос, не остается легким следом на ресницах. Не тревожит легкие, не заставляет немного прикрыть глаза, чтобы лишний раз не заставлять выбегать слезам на щеки.       Часы на прикроватной тумбочке показывали между двенадцатью и часом ночи. GeorgeNotFound: Как обычно. Дом-работа-дом. WilburSoot: Дрим не писал тебе? :) GeorgeNotFound: Не делай вид, что тебя волнует моя личная жизнь, Уилбур. WilburSoot: Обидно вообще-то. WilburSoot: Потому что я действительно волнуюсь. WilburSoot: Мы же вроде как друзья. Да, может не самые близкие, но друзья. GeorgeNotFound: Вполне справедливо. GeorgeNotFound: Что ж, друг, я пойду спать. В отличие от некоторых, я все еще офисный планктон, и зарабатывать себе на хлеб как-то нужно. На хлеб и на корм кошке. WilburSoot: Меня уволили всего пару недель назад, эй. GeorgeNotFound: Не важно. GeorgeNotFound: Спокойной ночи.       Из раза в раз перечитывает эту короткую переписку перед сном, чувствуя непонятную тревогу внутри. Необъяснимую. Словно бы с Джорджем что-то случилось, о чем он, почему-то, рассказывать не хочет. Или еще не случилось, но случится. Вот уже совсем скоро.       - Что ты там такое читаешь, м? - мальчик выхватывает телефон из рук друга, пробегаясь глазами по переписке, - Воу, а я был уверен, что там будет Ники.       - Тоби, это было супер не круто. Отдай телефон.       - Да что такого?       - Личная переписка, Тоби. Не круто.       Юноша втягивает голову в плечи, осторожно кладя телефон обратно на столик. Звонок колокольчика - и маленький друг уже пропал, занимаясь посетителем. Уилбур уже уходит обратно в наблюдение, сидит и смотрит в окно, изредка различая среди своих мыслей смех Туббо.       Классный малый. Работает тут чуть больше месяца, но всей душой влюблен в это место. От него всегда пахнет цветами, чем-то таким, очень сладким. И как будто бы болью. Всегда улыбка на глазах, веселый смех, похожий на тонкое щебетание птицы, но на самом дне карих омутов словно бы плескался ужас. Такой, который сковывает движения, мешает дышать. От которого физически больно.       Все вокруг такое светлое. Легкое. Утро, как никак. Он не помнит, в какой именно момент вчера уснул, и как вообще дошел до кофейни. Сознание заплыло, что ли. Просто как пробел в памяти, как вырезали из киноленты с десяток кадров. Он даже не был уверен, где сейчас Амелия, но тихий скулеж из-под стола успокоил. Как вообще его пустили, с собакой-то.       Руки снова сжимают в руках клавиатуру по бокам. Глаза впиваются в несчастные строки. Мотивационное письмо - обязательный пункт при подачи резюме. Что мотивирует его устроится именно в эту кампанию? Наверное, желание не умереть голодной смертью. Но это если быть честным. Им же нужно красивое письмо, с нахваливаниями и бесконечной лестью, чтобы прям читать было приятно. Какая у них прекрасная организация, замечательное руководство, и что дело вовсе не в том, что доходов со стримов не хватает на спокойную жизнь. Только вот сейчас сознание отрицало необходимость этой работы, требовало что-то другое. Сменить род деятельности сейчас, хотя бы на пару часов прекратить насилие над собой и несчастным документом в Ворде.       Стало уж слишком шумно. Голд оборачивается и сразу же цепляется взглядом за пушистую светлую макушку, которая минутой ранее прошла через входную дверь. Видит, как сильно Тоби хочет кинуть все дела, как светятся у него глаза, когда посетитель стягивает с шеи шарф, больше напоминающий пончо, но изо всех сил держит себя в руках, даже глубже дышит, продолжая делать напитки для двух милых девушек в углу.       И лишь когда парень, на две головы выше баристы, подходит к стойке, мило улыбается и выдает “Доброго дня. Что будете заказывать?”. Дразнится.       Уилбура всегда забавляли подобные игры этих двоих. Словно бы на публику, хотя никто не смотрит. Делают это ради себя, подогревают интерес. Так поцелуи становятся слаще.       Юноша смеется, диктует заказ, дергает немного вечные бинты на руках. И Смит выводит маркером на стаканчике “Томми” и сердечко рядом. Два. Три.       Аппарат шипит, сливки красиво ложатся слоями на пенку, берет в руки свой любимый трафарет и корицу.       У каждого баристы в этом заведении есть свои отличительные черты. Марк всегда пишет на стаканчике вдохновляющие слова, Сэм может добавить бесплатных взбитых сливок, если видит, что человек не в духе. Платить ему потом приходится из своего кармана, но это не важно, совсем не важно. А Тоби вот рисует корицей милые вещи на пенке. Узнав, разумеется, заранее, как посетитель относиться к такой добавке.       Это всегда что-то красивое, но простое. Птицы, большое сердце, солнышко. Рисует облака, улыбку, звезды. Стараясь опираться на собственные ощущения, читает человека, как открытую книгу.       И сейчас - на пенке появляется небольшой цветок. Колдует со сливками, что-то старательно выводит зубочисткой, высунув язык. А потом, довольный своей работой, берет стаканчик в руки и идет к тому столику, где сел определенно знакомый ему человек.       Их губы соприкасаются - мило. Томми всегда нетерпеливый в таких вещах. Ему не нравится ждать, не нравится оттягивать момент, но ради Туббо, ради любимого Туббо он поддается, принимает правила маленькой игры и всегда ждет свою заслуженную награду в виде дополнительной порции ласки.       Уилб не понимал, что держит этих двоих вместе. Все никак не мог найти ту самую нить, которая бы пробегала между ними и заставляла так горячо любить друг друга. А ведь это определенно не была просто влюбленность, от поверхностных чувств так глаза не горят.       - О чем задумался, братишка?       Нескладный паренек треплет кудри Уилбура, заставляя того жмурится и сердито морщить нос. Тоби коротко засмеялся, также подсаживаясь к столику Голда.       - Я тебе не брат, Том.       - И долго ты будешь эти дурацкие заколки носить? Чел, тебя с ними ни на одну работу не возьмут, завязывай давай!       - А по мне, они милые. - Туббо задумчиво вертит ложечкой в кофе Томми.       - Они дурацкие. А причина, по которой ты их таскаешь, вообще кошмар.       - Либо прекращай эту гневную тираду, либо вали к черту. Я пытаюсь работать.       Карандаш стучит по листку, который лежал рядом с карандашом. На краю языка крутились слова, они стучали набатом в голове, но все никак не желали, наконец, показаться. Это как знать, что в комнате кто-то есть, но кто именно - неизвестно. Вещь в коробке.       Прикрывает глаза - что не так с этими заколками? Вполне милый аксессуар, тем более Ники сказала, что они ему идут.       Ники…       Удивительная девушка. Пожалуй, самая занимательная в жизни парня. Многие назвали бы ее обычной, потому что такие, как она, обычно ничем из толпы не выделяются. Такие, милашки-хорошистки, слушающие попсу и рисующие на уроках. Ничего необычного. Но она, она была другой. Внутри нее был стержень, который помогал ей выдерживать все преграды жизни с гордо поднятой головой. С вечной улыбкой. Она борец, определенно. Никогда не сдается, идет вперед сама и других тянет.       Только вот как будто в мечтах живет. Как в семнадцать. Все еще считает, что мир вокруг - святое место, что все будет замечательно и никакие трудности ее не остановят.       Живет в мечтах?       - Он что, заснул посреди разговора?       - Да тише ты!       Открывает глаза - эта парочка все это время, судя по всему, смотрела на него. Томми разглагольствовал, Туббо тихо кивал и иногда смеялся. Подхватывал разговор. Как обычно.       Что именно его так задело в “живет в мечтах”? Это как будто бы была подсказка, как будто бы те самые особенные слова, которые рвались на бумагу. Может, стоит их записать. И не потерять бы листик. Потом ведь не вспомнит, ту же волну не поймает.       Кофе остыло, подумать только. Пенка села, осталась только следами по краям. Отпивает - все еще сладкий. Уилбур, вообще-то, не особо любит кофейные напитки с большим содержанием сахара и прочих штучек, по душе больше строгая классика, но иногда берет и раф с черным шоколадом. Он настраивает на работу лучше. Заставляет думать, очень много и продуктивно думать. Почему-то только с ним становятся мысли слаженнее, осознаннее, не разлетаются во все стороны, подобно мотылькам, а держатся одним единым целым, которое можно было бы выразить на бумагу. Парень чувствует, что близок к чему-то. К чему-то крайне важному, но мысль утекла.       Еще глоток - заходится кашлем. Снова горло дерет, как тогда, на пирсе. Не может откашляться, как задыхается. Даже хватается за воротник, оттягивая его в сторону, но еще секунда, и отпускает. Только ужасное жжение в гортани. Может, действительно стоит засесть на пару дней дома, чтобы переболеть спокойно и быстро, да не заразить знакомых. Да, гулять под дождем в одной футболке в воскресенье было крайне дурной идеей.       Телефон пиликает. Значит, таймер закончился и уведомления снова включились. Открывает чат, заходит в диалог. Nihachu: Доброе утро! (≧◡≦) Nihachu: Как ты?       В груди расходится приятное тепло. Она очаровательная. WilburSoot: Доброго, Ники. Сижу в Старбаксе, выслушивал от Томми все, что он думает по поводу твоих заколок. Nihachu: Ты и сегодня их надел? w(ﾟｏﾟ)w WilburSoot: Да :) WilburSoot: Фотография       Зря он ей это отправил, наверное. Селфи, сделанное на скорую руку. Волосы растрепаны после шалости Томми, и весь он вообще выглядит ужасно и помято. Но вот просто... захотелось. Захотелось показать, что он ценит ее внимание, что готов таскать что угодно, как напоминание о близкой подруге.       Как она, иногда, таскает его свитера, когда свои все в стирке, а очень хочется тепла. Говорит что ей нравится вечный кофейный аромат, которым, наверное, вязка пропиталась навеки. Nihachu: (◡‿◡ ) Nihachu: А я купила кое-что для тебя. Nihachu: Его зовут Мубли, потому что цветочница сказала, что это часть из названия на французском. Nihachu: Мне показалось это очень забавным. Nihachu: Он очень напомнил тебя. Я просто покупала Френсису удобрения, и увидела это чудо. Nihachu: Ты вроде как не особо любишь цветы, но просто посмотри на него. Nihachu: Фотография

В горшке был маленький куст незабудок.