Как у тебя

— Левее, — больше жестом показал Олег, смотря на Сережу, который в кремового цвета хлопковых штанах и цветастой легкой рубашке, в солнцезащитных очках на носу, стоял на шатком табурете. Словно в детстве, подумал Олег, цепко следя за каждым его движением. Только вот в это раз Сережка не конфеты выпрашивал, рассказывая бородатый стишок про деда Мороза, а пытался мыть грязные стекла. Дела. После того, как Олег узнал положение дел, после того, как определил, где сейчас именно обитает и существует Сережа, после того, как выкрал из докторских лап Рубинштейна, они и оказались здесь. Так сказать залегли на самое днище в одном из СНГ-шных городков. Активы Сережи уже давно были арестованы, карты заблокированы, а налички он никогда не держал. Не было смысла. Даже на гребаный черный день. Но Сережа тогда про эти самые дни не думал, а Олег во время очередной побывки, так и не успел этому научить. Ведь это банальная предосторожность, и хотя бы тысяч сто, если не лям, должны лежать в свободном доступе, так, на всякий случай. Но рука прогресса дала свой отпечаток и Сережа одномоментно оказался чуть ли не нищим. А Олег, вернувшись из Сирии, думая очередные планы по освобождению, вот только не кого-то, а друга, и о своих кровно заработанных не вспоминал, а о сережиных и подавно забыть пришлось. На время. Вот и сняли то, что было по карману. Маленькую неказистую квартирку совковского плана, которую, кажется, не убирали с момента застройки еще в 64-том году. Поэтому Олег и стругал-пилил-латал, а Сережа, за неимением золотых рук, но имением золотой головы, решил помыть окна. Вот Олег и смотрел за ним одним глазом, попутно пытаясь выйти на старого знакомого, который задолжал ему еще в 2010 доброе дело сотворить. Но за Сережей наблюдать было, конечно, интересней. Из динамика телефона доносились новые популярные, а, может, уже не очень мотивы (Олег за время своего отсутствия в России уже даже не знал, что более-менее модно, а что нет), Сережа, балансируя на табурете, тер окна сначала тряпкой в мыле, а потом щеткой. Медленно, как умел, прямо как в детстве. Олегу вспомнилось, как их однажды согнали на эдакий «субботник», где поставили перед фактом: либо они драют учебные кабинеты, либо получают двойки и выговоры. Собственно, уже тогда все это занятие казалось сомнительным, но, поупиравшись, прогнуться все-таки пришлось. И они мыли, скоблили, терли и мели. А Сережка мыл окна. Шваброй. Жирно макал в грязную воду, смачно тер огромные деревянные окна. Потом так же смачно получал словесный выговор и звонкую оплеуху от воспитательницы. И ведь спалился-то по глупости и только. «Водил меня Серега на выставку Ван Гога…», пел телефон. — Что за ерунду нынче не сочиняют! — сказал Сережа, заправляя пряди за ухо. Во время пребывания в клинике у Рубинштейна, его волосы отросли еще больше и их вполне успешно можно было заплетать хоть в пучок, хоть в косичку. По правилам его бы остричь, но, как сказал один из медбратьев, «главному нравилось, как он выглядел». Кажется, нравилось то, что было и внутри и снаружи. «На лабутенах, нах…», Сережа пританцовывал, аккуратно хватаясь за деревянные ставни. Табуретка под ним кренилась то в одну, то в другую сторону, но упрямо стояла, не желая складываться окончательно. Действительно, вещь! Забытая, никому не нужная, как и эта убогая квартирка, но зато какая! — Знаешь, а ведь даже ничего, — обернувшись, сказал Сережа, улыбаясь. Волосы опять упали ему на лицо, чуть ли не полностью его закрывая. — Еще раз и втянуться можно, — едва слышно просипел Олег, жестом прося наклониться к себе или хотя бы слезть с бедного табурета. Но кажется последнее было делать для Сережи в падлу, поэтому он наклонился, подставляя ухо, наверное ожидая какой-то супер-секретной информации или чего-то такого. Но Олегу пока что нечего было ему сказать. Потянувшись, он ухватил обеими руками отливающие медью рыжие волосы, кое-как собрал их в неаккуратный пучок и завязал. Глаза Сережи за солнцезащитными очками было не видать, так что Олег не мог считать его отношения ко всем этим экивокам. Оставалось полагаться на собственные ощущения, улавливать атмосферу и следить за деталями. Сережа улыбнулся, слегка закусывая нижнюю губу. — Действительно, можно. «Но я не недотрога…». Дальше дело пошло на лад: Сережа мыл, танцевал, вертя задницей в хлопковых штанах. Ему было весело и хорошо. Солнце, которое теперь стало еще лучше видно, поднималось выше, пригревало сильнее. Весенний ветерок задувал в открытые с нескольких сторон окна. Олег наблюдал на все из комнаты и отчетливо понимал, как же сильно он скучал. На войне время либо тянется плотной резиной, что успеваешь замечать как машет своими прозрачными крыльями мушка, либо летит со скоростью пули. И в минуты заминок, и в момент действий, думать о постороннем сродне самоубийству. Олег никогда такими наклонностями не страдал, поэтому отдавал себя делу полностью, без остатка. И только ночью, за редкими тихими часами и беспокойными чуткими снами, он вспоминал Сережу. Фрагменты были смазанными, они не придерживались логики и смысла. То в сознании всплывали моменты их знакомства и детства, то юношества, а то вообще недавние, перед его последним отъездом. Они шли вперемешку, не несли особой цели, только напоминали, что на родине его все еще ждут. Что Олег не один, у него есть человек, к которому можно в случае чего вернуться. Даже с того света. Вздохнув, Сережа вывалился из балкона, поднимая очки на голову. Его глаза светились каким-то простым житейским счастьем, пусть и радоваться пока что особо было нечему. Разве что только что помытым окнам. Олег усмехнулся: лицо, как и руки Сережи, слегка подрумянились, зарозовели. После больницы он был бледный, нервный, с темными кругами под глазами. Он выглядел измученным и каким-то мертвым, а сейчас же, в противовес прошлому себе, был как никогда живым. Волосы, пусть и стянутые в пучок, все равно выбились из-под резинки и несколько прядей неаккуратно падали на лицо, делая Сережу моложе, чем он был на самом деле. Как мальчика, подумал Олег, взглядом скользя по лицу и шее. Сережа снова, привычным жестом, заправил пряди за уши. Олег отвлекся на ноутбук: к такому можно было привыкнуть. — Хочу подстричься, — сказал Сережа, стягивая резинку. Волосы легко опустились ему на плечи, на контрасте делая лицо еще более румяным. — Могу под машинку, хочешь? — улыбаясь тихо сказал Олег. В свое время он столько голов обрил, что можно сказать, он был в этом профи. — Хочу как у тебя. Ну что ж, так было даже лучше.