Свежий ветер дует с Черного озера

«Самое главное, что есть на свете, — это свобода. Ты можешь идти, куда вздумается, делать, что хочешь. Можешь устроиться на работу, можешь жить на пособие. Можешь пить или вести трезвый образ жизни, можешь жениться или гордиться тем, что ты холостяк. Можешь… Столько всего можешь. Можешь выбрать. Зачем я все это пишу? Я же не как они, у меня нет этих… способностей. Ведь если они это найдут, то это станет еще одним поводом <неразборчиво>. Просто главное — не потерять связь с реальностью. Я понял, что этот блокнот поможет мне остаться в сознании и совсем не спятить. Я хочу остаться собой, хочу не потеряться в этом странном мире, в этом бреду. Я не брал в руки ручку и бумагу очень давно. Правда. Очень. И никогда не думал, что окажусь в такой ситуации. А сегодня я понял, что происходит нечто, чем мне просто необходимо поделиться. Вообще-то даже странно, что я нашел ручку. Эти люди не пишут ручками, они пишут перьями. Мы что, в Средневековье? Так вот, да. Я действительно никогда не думал, что окажусь в такой ситуации. Да и никто бы не смог даже вообразить, это же просто невозможно. Каждое утро я просыпаюсь в своей каморке, и каждое гребаное утро мне кажется, что я все еще сплю. Простите (кто сможет это прочитать?!) за обрывочность мыслей, здесь по-другому никак. Если вдруг вы это читаете и не знаете меня (мало ли), давайте я представлюсь: меня зовут Пирс Полкисс. Мне восемнадцать. У меня была очень нормальная жизнь всего две недели назад. Кажется, две, да. Здесь я совершенно теряю ощущение времени. Так вот. Я попал в охренеть какую странную ситуацию. Мне кое-что объяснили довольно жестоким способом. Я магл. И я очень, очень хочу вернуться домой (никогда не думал, что скажу это даже самому себе). Самое первое, с чем мне пришлось здесь познакомиться, — это… эльфы. Я не шучу, не вру и не пьян (к сожалению). Они называют себя эльфами. Домашними эльфами, если быть точным. Когда я очнулся здесь, около двух недель назад, надо мной стояли трое… уродцев. Невероятных, я подумал, что это куклы! Огромные глаза-блюдца, длинные носы, тонкие руки. Они были похожи на людей не больше, чем Дадли на балерину, но и животными явно не были. По крайней мере, поведение их было чисто человеческим. На них были надеты какие-то мерзкие потасканные тряпки типа наволочек. Я решил, что я спятил. А когда один из них заговорил со мной на чистом английском и предложил завтрак… Ну вы поняли. Это не укладывается в голове. <неразборчиво> До сих пор помню, как тогда болела голова. Я тогда вообще не понимал, что происходит. Может, обо всем по порядку? Впрочем, тут и рассказывать нечего. Напишу позже подробнее. Гораздо важнее сейчас осознать, что происходит в настоящее время. Дом этот просто огромен. Невероятный дом. Выйти отсюда нельзя, не стоит и пытаться. Такая попытка на второй день моего пребывания здесь стоила мне очень дорого. Напишу позже. Семья, которая здесь живет, — очень странные люди. Вообще, все, кого я встретил здесь за последнее время, — ОЧЕНЬ СТРАННЫЕ люди. Я до сих пор не могу поверить, что это происходит со мной. Знаете это ощущение? Когда ты до последнего не можешь даже вообразить себе, что находишься в этой ситуации? Так вот, я в этом состоянии уже две недели. И впереди, кажется, просвета не предвидится. У особняка есть хозяева, они же мне и объяснили, что теперь они и мои хозяева тоже. Я… смирился. Уже смирился. Мне все объяснили. К ним постоянно приходят посетители, странно одетые, странно говорящие, называющие себя странными словами. Представьте себе, они называют себя волшебниками! Я не поверил. И зря. Теперь верю. Я верю теперь всему. Главу семьи зовут мистер Малфой. Это бесконечно усталый человек, с которым я имел удовольствие общаться всего лишь дважды, особенно сильное — во второй раз, когда пытался бежать. Больше я стараюсь вообще не попадаться ему на глаза, но и он, хвала небесам, не жаждет общения со мной. Я вижу в его взгляде только презрение. Эльфы говорят, что чем меньше внимания хозяин, хозяйка и молодой хозяин (какой-то абсурд, не так ли?) обращают на тебя, тем лучше. Целее будешь, говорят они, и они правы, уж поверьте. Это была невообразимая боль, что я испытал тогда. Я даже не знаю, с чем это можно было бы сравнить. Плюс только один: как только он поднимает палочку, прекращая пытку, от этой боли остается лишь слабый отголосок, только воспоминание. Ужасное. Я тут подумал: на людях мы все такие… охренеть какие смелые. Перед друзьями на все горазды, ничего не боимся, считаем себя способными на что угодно. Все это до встречи с реальной опасностью. Когда ты абсолютно беззащитен. Абсолютно. Ничего не можешь поделать. Только кричать и умолять. Когда ты понимаешь, что все, что ты знал о мире до этого, — лишь мизерная крупица того, что представляет из себя мир в реальности, а реальность падает тебе на голову, как гриф от штанги. Странное словечко «магл». Дурацкое. Раздражающее. Собрав нас всех, связанных, в большом зале, перед группой людей, одетых в длинные темные одеяния, волшебники объяснили, кто такие маглы. Говорила красивая темноволосая женщина неопределенного возраста в странном, но привлекающем внимание одеянии, поигрывая длинной тонкой палочкой в руках. Маглы — это МЫ, те, кто не обладает никакими сверхспособностями, в чьих жилах не течет волшебная, магическая кровь. Наше место среди домовых эльфов, наше дело — прислуживать сильнейшим; наше счастье, что нас оставили в живых. Мой друг Энди, стоявший рядом со мной, пытался смеяться над этим абсурдом. Понятия не имею, где он теперь. Более того, я понятия не имею, где все остальные. Нас схватили около дома Дадли, когда… Впрочем, об этом напишу позже. Я почти ничего не помню о том, что было после этого большого зала. Жутко болела голова. Помню только госпожу Лестрейндж, темноволосую и прекрасную, помню, что она казалась счастливой. До безумия счастливой. «Так должно быть, — сказала она тогда. — Именно так, как говорил Лорд». Лорд — тема отдельного разговора. Я, должно быть, напишу о нем подробнее, но не сейчас. Я никогда его не видел. Но слышал бессчетное множество раз, особенно от госпожи Лестрейндж. Она говорит о нем с каким-то непередаваемым почтением, почти обожанием. Остальные о нем не говорят. <неразборчиво> …Кто бы мог подумать, что во мне все это время загибался писатель? А я-то видел свое будущее в профессиональном спорте… Нестандартная ситуация делает свое дело. Так вот, после этого — первого — сборища я почти ничего не помню. Меня как будто оглушили чем-то (уж потом-то я понял, что они способны и не на такое), а очнулся я среди эльфов. Они, кстати, отличные ребята, хотя и странные. Начинаешь к ним привыкать. Волшебники, как я уже сказал, часто собираются в доме хозяина Малфоя. Здесь проходят их «рабочие», или, скорее, политические встречи. Меня, конечно же, не допускают туда, хотя однажды я попытался подслушать под дверью, но быстро пожалел об этом. Этот огромный дом они иногда называют штаб-квартирой, он, кажется, очень серьезно охраняется даже по их меркам. Здесь даже вне собраний постоянно звучат разные разговоры (меня совсем не стесняются, говорят прямо при мне; логично, с кем мне тут делиться информацией?) Например, на второй день, еще до моей попытки бегства, я как раз стал невольным свидетелем диалога, который произошел между госпожой Лестрейндж и каким-то высоким мужчиной с бородкой. Они обсуждали «битву за Хогвартс», и этот высокий очень тихо говорил что-то о том, что ходят слухи, будто бы существует вполне реальная оппозиция правящему режиму, а еще о том, что Лорд избавился от некоего мальчишки, а теперь зачем-то ищет некую Гермиону Грейнджер. Я запомнил это имя. Почему-то мне кажется, что я слышал его не в последний раз. Я обратил внимание, что мадам Лестрейндж тогда улыбалась. В отсутствие гостей мне почти ничего не надо делать, со всей работой прекрасно справляются эльфы (а главное — делают это с неподдельным удовольствием), а Малфоям на глаза я стараюсь просто не попадаться. Но вот при посторонних Нарцисса («хозяйка») постоянно отдает мне приказы. Я пытался сопротивляться. Недолго пытался. Одного раза было достаточно. Чтобы вы представляли: до того момента, как это все произошло, я никогда не давал себя в обиду. Нас с моим другом Дадли уважали, мы, можно сказать, наводили ужас на всю округу (в хорошем смысле, разумеется), Дурсль любил шутить, что нас боится весь Литтл Уингинг. Где он теперь?.. Вообще, они обращаются со мной относительно нормально, наказывая только за открытое неподчинение. С другими, я слышал, много не церемонятся, хотя бы потому что на других обращают внимание. Волшебники тоже разные бывают. И с разным отношением к этому их лорду и его правилам. Так вот: я, например, могу пользоваться ванной и своей одеждой (не предлагают, по крайней мере, переодеться в эльфову наволочку, как одному из тех незнакомых маглов, с кем мы стояли в большом зале, в ожидании решения нашей судьбы). У меня есть даже кровать. Пусть я живу в каморке, но зато эта каморка — моя. <неразборчиво> С последней встречи волшебников до меня долетели интересные слухи. Когда начинаешь разбираться во всем этом, правда становится очень интересно. Насколько я понял, Малфои устраивают званые ужины именно по выходным. Точнее, не столько сами Малфои, сколько мадам Лестрейндж. Или… В общем, не знаю, кто из них, но она ведет себя более вызывающе, более «по-хозяйски», чем остальные. Я, кажется, писал уже, что она очень красивая женщина, а ее красота может сравниться разве что с ее жестокостью. Она чаще всех за эти две недели наказывала меня, извергая из тонкой деревянной палочки ужасающие вещи. Она постоянно говорит о превосходстве волшебников над маглами. В этот — последний — раз она почему-то молчала. Что-то неуловимое было в ее лице, легкая тревога, отсутствие постоянного ее полувозбужденного состояния. Вообще, во всем зале чувствовалось какое-то нервное напряжение. Даже огонь свечей, парящих в воздухе в шикарных золотых канделябрах (не могу привыкнуть к этому: ни к парящим свечам, ни к такому обилию золота), подрагивал сегодня, как от порывов ветра. Я, как всегда в присутствии гостей, разносил напитки (главное, не смотреть никому в глаза и держать себя в руках — вот первое правило!) Среди магов было много незнакомых лиц, они перешептывались, некоторые что-то шепотом возбужденно обсуждали, но спокойным в тот день не казался никто. Хозяин Люциус сидел за столом нахмурившись, а Нарцисса что-то строго и очень тихо объясняла своему молчаливому сыну. Ни разу не слышал, чтобы он хоть слово сказал на подобных собраниях. Из всего этого гула голосов можно было разобрать только одну понятную фразу: «Лорд схватил грязнокровку». <неразборчиво>…»