закрой рот (и приоткрой сердце)

(лицемерная херня — еще не разговор.) — Весь банк? — переспрашивает Кларк на тот случай, если неправильно понял. Брюс Уэйн улыбается ему, легко и дружелюбно, говорит, пожимая плечами: — Уже в привычку вошло. Ну да. Конечно. Кларк неловко зависает на мгновение, его раздирают на части два стремления: покачать головой или же закатить глаза, — и смутное чувство, что ему стоит быть повежливее с человеком, вернувшим его из мертвых. Даже если это тот самый парень, что изо всех сил пытался убить его. Кларк получает сухой остаток и откашливается, тянется рукой, чтобы неловко потереть затылок. — Ну что же, что бы вы ни сделали… Как я сказал, этого недостаточно, но начало положено: спасибо, мистер Уэйн. — Брюс, прошу вас, — отвечает тот. — И как я сказал: не стоит волноваться. Он все еще улыбается, и тон у него теплый, дружелюбный. Но Кларк понимает, что все равно колеблется, чувствует, что не может оставить все как есть: — Наверное, вы направляетесь в город? Все вы, я имею в виду, — добавляет, поглядывая через плечо на Диану и Артура, Виктора, Барри — с коробками в руках. — Ага, — легко произносит Брюс. — Но не переживайте. Нет никакой нужды спешить. Некоторое время мир справлялся без Супермена. Вы можете ждать сколько угодно, осваиваться. — Он хлопает Кларка по плечу, и его улыбка чуть косит в сторону. — Будем на связи. Кларк смотрит на него, и — наверное, сначала стоит посоветоваться с мамой, но вряд ли она откажется. Почему? Кому это повредит? — Вам стоит остаться. Брюс поднимает брови. — Останьтесь здесь, — повторяет Кларк. — Поужинайте с нами, по меньшей мере, даже если вам нужно быть в Готэме к утру. Я уверен, что мама будет только рада гостям. Всем вам. Если мы собираемся работать вместе… — Я так не думаю, — говорит Брюс. Фраза произнесена спокойным, довольным тоном, и все-таки это совершенно точно отказ. Брюс не делает попыток смягчить его, объяснить, назвать какую-то причину. Мгновение назад он смотрел на Кларка так же твердо и равнодушно? — Можно просто пообедать, — осторожно исправляется Кларк. — Я знаю, что вы, должно быть, заняты, но… — Да, мы будем работать вместе, — говорит Брюс, пока Кларк не закончил. — Но на этом все и закончится, Кларк, обещаю. — Он легонько смеется и трясет головой. — Я не ожидаю того, что мы будем дарить друг другу подарки на день рождения, оставаться друг у друга на ночь, задерживаться в доме вашей мамы на обед. Кларк моргает в его сторону: — Я просто подумал, что у нас должен быть шанс узнать друг друга… — Извините, — резко говорит Брюс. — Запишу вас на другое время, ладно? Он снова улыбается и отворачивается; но в этот раз Кларк видит, что в его улыбке есть нечто стеклянное, гладкое, отполированное, безличное. Не совсем та улыбка с благотворительного мероприятия у Лютора, но слишком близко к ней для личного комфорта. Она пустая, она не отражается в глазах Брюса. Кларк стоит на месте и смотрит на то, как Брюс Уэйн уходит прочь, чувствует, как что-то горькое и отчаянное продирается наружу из груди. Брюс пытался убить его, и он умудрился смириться. Сейчас он делает слабенькую попытку протянуть дружескую руку — и Брюс отказывается? Он кусает губу и заставляет себя перестать пялиться на спину Брюса. Такое-то настроение, что не хватало только его поджечь, это совсем не поможет ситуации. Все в порядке. Они работают вместе, и они не обязаны быть друзьями. Они супергерои, да, они сражались бок о бок и выиграли; они типа спасли друг друга, даже если толком не хотели… Это не должно что-то значить. Может, Брюс Уэйн и правда полный придурок, как всегда и подозревал Кларк. один. Кларк не то чтобы планирует спрашивать. Дело в том, что он никак не может перестать задаваться вопросами. С победы над Степпенвулфом он много раз видел Брюса. Брюс рассказал им о своих планах на то, что осталось от Уэйн-Мэнор, и разумеется, команда супербыстрых и суперсильных людей может сделать много, может помочь отремонтировать здание, которое станет их штабом. Но Кларк до сих пор ничего не решил. Он крутит ситуацию так и эдак в голове, раз за разом. Значит, Брюс… просто не думает, что это за что-то считается? Брюс отодвинул в сторону неприятие, страх, гнев, который привел к атаке на Супермена изначально? Я исправил ошибку, вот и все. Он и правда так думает о ситуации? Он и правда считает произошедшее ошибкой, которую можно совершить, а потом исправить? Для него все осталось в прошлом, и там ему самое место, а теперь Кларк — просто еще один член этой… этой Лиги Справедливости, и вот что имеет значение? Едва ли. Брюс ведь был зациклен, они кружили рядом с мрачной решимостью. Кларк до сих пор помнит, как его раздражало это чувство, будто он повернуться не может, чтобы не влететь в чертового Бэтмена, который идет по его следу, когда у самого Кларка и так куча проблем; когда вся его жизнь разваливается на части. Он всегда пытался помочь людям — и только, а этот парень, Брюс Уэйн, богатый мудила с кучей свободного время, народный мститель, из-за которого в тюрьмах гибли люди, думал, что проблема в Кларке? Да боже правый. Но Брюс демонстрирует ему только безукоризненную, обезличенную вежливость. Он едва ли вообще смотрит на Кларка, а когда делает это — мягко улыбается, и взгляд у него внимательный. Он всегда говорит ровно, его тон приятен — не дружеский, но и не холодный, не дерзкий. Едва теплый. И Кларк, конечно, купился бы, да только он прекрасно помнит, что хотел применить к Брюсу Уэйну кучу слов, и определение «едва теплый» вряд ли к ним относится. В один прекрасный день они с Виктором ждут на территории поместья: скоро должны привезти мраморные столешницы — или что-то в этом духе. И вдруг Кларк не молчит, а выпаливает: — Что ты думаешь о Брюсе? Виктор смотрит на него искоса, и его единственная бровь начинает подниматься. — Что я думаю о Брюсе, — медленно повторяет он. — А что ты думаешь о Брюсе? Кларк делает жест и надеется, что он полностью отражает всю мощь его беспомощности и удивления. — Я не знаю, — говорит он. — Я даже… даже не знаю, с чего начать. — Он трясет головой. — Поэтому я и хочу услышать второе мнение. Он… он нашел тебя, да? Попросил присоединиться к команде? — Он? Нет, — говорит Виктор. — Меня уговорила Диана. Брюс был… — Он делает паузу, и через мгновение уголок его рта задирается. — Брюс меня почти отговорил, если честно. Он много злился, у него была цель, он был… одержим, наверное. Все это время Виктор смотрел прочь, на территорию, но тут его взгляд прыгает на Кларка, один темный, цепкий глаз, одна красная вспышка света. — Он хотел тебя вернуть. Он не собирался бросать эту идею, не собирался отступать. Он бы заспорил нас до изнеможения, даже Диану. А потом пошел бы и сам попытался это провернуть, если бы мы не согласились. Кларк хочет рассмеяться, согласиться — он мало знает о Брюсе Уэйне, но все его данные ложатся в этот образ идеально, как кусочек пазла. Да только по-настоящему ему смеяться не хочется. Что-то заставляет его дыхание сбиться. Он представляет Брюса, наглого, отполированного, каменного Брюса в подобной силы отчаянии. В отчаянии — из-за Кларка. — Ага, — слышит он собственный голос. — Да, звучит правдоподобно. Так ты бы не сказал, что он считает, что прошлое не стоит поминать. — Мне никогда не казалось, что он забывает или отпускает что-то, нет, — очень сухо соглашается Виктор. — И ты бы, вероятно, не описал его… как «едва теплого». Виктор неверяще смотрит на Кларка и наклоняет голову. — Льды Антарктиды, — говорит он наконец, — или пламя Мордора, в зависимости от подхода. Не могу сказать, что смотрел на Брюса и видел что-то среднее. Кларк вздыхает и трет большим пальцем переносицу. Даже до этого разговора он не очень-то верил в то, что Брюс просто с ним смирился. Что все, что волновало его в самом существовании Супермена, просто перестало это делать. Даже если Брюс временно отложил разногласия в сторону, чтобы разобраться с Думсдеем, совершенно не факт, что он готов обо всем забыть. Но так же сильно Кларка удивляет то, что Брюс чуть не дошел до драки с Дианой — из-за Кларка, вырыл его из могилы и вернул из мертвых, а теперь просто улыбается ему, будто он чужак какой, и игнорирует большую часть времени. Антарктика, да, а потом разворот на сто восемьдесят градусов, чтобы драться плечом к плечу с Кларком. Как после этого можно согласиться на среднее арифметическое? — Ага, — говорит он вслух. — Так я и думал. (плохие подкаты — еще не разговор.) Кларк пересмотрел свои опции и решил, что ему нужен новый подход. Они с Брюсом общались как Бэтмен и Супермен, а теперь имеют дело друг с другом в рамках Лиги Справедливости. Но Брюс Уэйн не встречал Кларка Кента с тех пор, как тот вернулся из внезапного «отпуска». Кларк решил, что нужно увидеть еще одну сторону Брюса. Поговорить с ним там, где не нужно быть профессиональным, где не нужно держать Кларка на вежливой дистанции для коллег. Кларк не ожидал… такого. — Так, так, так, — выговаривает Брюс, наклоняясь слишком близко. Слишком, слишком, слишком близко. Кларк откашливается и тянет слегка за узел на галстуке, чтобы поправить его. Как будто Брюс посмотрел на него мгновение назад, обвел темным, острым взглядом с головы до ног и обратно, оценил — и галстук сам начал развязываться. — Э, мистер Уэйн… — Что же такой приличный человек забыл на такой вечеринке? Брюс практически выдыхает слова Кларку прямо в ухо, и Кларк отстраняется так далеко, как может, и с трудом не опрокидывает стол, к которому Брюс его припер. Но дистанции все равно недостаточно. — Ищу вас, мистер Уэйн, — говорит Кларк. — Я просто, э-э, думал, что смогу поговорить с вами минутку. Получить заявление о… — О, я уверен, что могу придумать кучу заявлений для вас, мистер Кент, — Брюс… Брюс практически мурлычет, голос низкий и рычащий, и это все очень сильно тревожит. — Да в самом деле, могу представить, каким удовольствием будет предоставлять вам заявления всю ночь напролет… — Брюс, — шипит Кларк в ужасе, уши у него горят. Когда Брюс отстраняется, он просто одаривает Кларка довольной, сияющей улыбкой; да только за лениво опущенными ресницами Брюса притаился твердый взгляд. — Чего ты ожидал, Кларк? — выговаривает он. — Зачем ты сюда пришел на самом деле? За тобой, не может ответить Кларк. Просто за тобой, черт тебя побери. Почему ты не позволяешь мне… почему ты… Он смотрит на Брюса без слов, он красный, он смущен, а Брюс салютует в его сторону бокалом шампанского, разворачивается и уходит прочь. два. Кларк раздражен, он готов в этом признаться. Он уже был раздражен, а эта вечеринка… он не знает, чего он ждал или хотел увидеть, но явно не это. Однако идея припереть Брюса к стенке и спросить, что это было, просто немыслима. Устроить сцену, глядя на приятное, спокойное лицо Брюса, сказать ему, что он расстроен, что он чувствует, что им манипулируют… невозможно. Просто невозможно. Поэтому он маринуется, доходит до кондиции в собственном побулькивающем раздражении; пытается оставить все позади, забыть, но не может. Сейчас Зал уже работает. Зал справедливости — так они его называют. Брюс полностью сбивает его с толку, но иногда Кларк заходит в двери и оказывается ошеломлен всем сразу. Он удивлен щедростью, все поместье перестроено практически с нуля, удивлен оборудованием, местом для отдыха, комнатой для встреч и — кроме того — отдельными сьютами для каждого члена Лиги. Кларк даже не может начать представлять себе, сколько это стоило. И… И Брюс сделал это для них. Здесь нет разночтений. Если бы он хотел просто отремонтировать поместье, то занялся бы делом несколько лет назад. Но он ничего не предпринял. И конечно, Брюс отнесся ко всему как к пустяку. Он игнорирует их или отмахивается, когда они пытаются поблагодарить его. Он не поднимает тему. И это тоже раздражает. Не то чтобы Кларк следил за Артуром. Просто в один прекрасный день тот сидит в зоне отдыха, а Кларк занят самомаринованием. Вылетает само собой: — Брюс раздражает тебя? Артур поворачивает голову так, чтобы смотреть на Кларка твердым бледным взглядом, и пожимает одним плечом. — Ну да, — отвечает спокойно. — Он придурок. Кларк выдыхает. По меньшей мере, радостно это слышать от кого-то еще. — Но ты не особенно загоняешься на тему, — бормочет он. Артур мгновение размышляет, а потом снова пожимает плечом. — Да как-то пообвыкся, наверное, — соглашается он. — Парень предан делу. Придурок на все сто, ва-банк. Я такое уважаю. — Предан делу, — повторяет Кларк. — Ну да, — говорит Артур. — В поисках меня он доехал до ебучей Исландии. Разыскивал меня, совал нос, куда не просили. Я его о стену приложил, так он все равно не отъебался. — Артур трясет головой, почти в восхищении. — Пошел за мной наружу и все спрашивал. Знал, что разозлит меня, но продолжал. Я думаю, он считал, что все это просто настолько важно. Кларк моргает. Наверное, это должно было прийти ему в голову пораньше: Брюс знал, что раздражает Кларка. Брюс знал и все равно это делал. — Ужасно меня взбесил, — продолжает Артур, — но слушай, сработало же. — Он показывает на себя обеими руками. — Я здесь, не так ли? — Да, — отвечает Кларк. Потому что и это правда. Это тоже Брюс. Предан, как сказал Артур, тому, что должно, по его мнению, сработать. Тому, что он может заставить сработать, при помощи ума или чистой физической силы, и неважно, нужно убить Супермена или… Или вернуть его из мертвых. Потому что, в конце концов, Кларк ведь здесь? Именно этого хотел Брюс. Именно этого хотел Брюс, и добился. Потому что, возможно, посчитал, что это просто настолько важно. (крик — это еще не разговор.) После этого Кларк пытается сделать шаг назад. Демонстрировать терпение, если это возможно. Не сердиться; не позволять Брюсу себя рассердить, если быть точным. Он бы подружился с Брюсом, если бы тот ему позволил. Он бы точно попытался. Но если Брюс по-прежнему не доверяет ему, не любит его — или все еще ищет побочные эффекты (возможно и это), ждет, что Кларком овладеет материнский куб, что он начнет гнить, как зомби, или… Все в порядке. Он справится, ему не обязательно быть в восторге от ситуации. Но Кларк не знал, что есть и другое зло. Выясняется, что, когда Брюс теряет отполированный бездушный блеск, все начинает выглядеть неприглядно. Начинается это с напряжения в челюсти. Кларк сначала слышит — Брюс скрипит зубами. Дело происходит на разборе после миссии, Брюс делает все с обычной равнодушной эффективностью, и Кларк предлагает… Ну. Хорошо, возможно, он высказался несколько ядовито. Он пытается сформулировать фразу нейтрально. Он правда пытается. Но он комментирует, что все должны быть в курсе, куда направляется каждый член Лиги. Вероятно, это выглядит как камень в огород того, что Брюс смылся без предупреждения, чтобы отрезать единственный путь отхода, который избрали сегодняшние злодеи. Кларк, наверное, не должен позволять спору эскалировать так быстро. Просто… Это так удовлетворяет: он наконец получает реакцию Брюса, и та не находится под идеальным и точным контролем, эмоции не ушли из нее. И пускай это гнев. Но он может признать, что, наверное, не стоило переходить на крик. три. После этого Кларк отправляется на пробежку. Он говорит себе, что делает это, чтобы охладиться, чтобы дать себе возможность вернуться в правильное настроение, извиниться. Но дело все-таки в том, что он больше… больше ничего не может сделать, что он только этого и хочет. Вероятно, он загубил последний шанс поправить отношения с Брюсом, растоптал в мелкие осколки, и нет никакой возможности что-то поменять. Поэтому он бежит. Он бежит так, как может бегать Супермен. Супермен — и Флэш. Он даже не думает об этом, пока не достигает Арктики. Он ничего толком не делает, просто бегает кругами, и мир вокруг расплывается в ослепительно белый снег и бесконечное небо, светлый чистый свет. А потом мимо него проносится потрескивающая полоса, и он мгновенно понимает, что это должен быть Барри. Он не замедляется сразу. Да ему и не надо; Барри быстрее него, во всяком случае, внутри земной атмосферы. Это связано со «спидфорс» — Кларк подвержен силе трения, а вот Барри — нет. Во всяком случае, такова суть куда более длинного объяснения Барри. Барри обгоняет его на круг или на два, давая понять, что он тут. И когда наконец Кларк останавливается, позволяет ногам пропахать борозды на льду, просто чтобы повеселиться, рядом потрескивает белая молния, и Барри тут как тут. — Ага, эй, вау, — говорит Барри, водя ногой в снегу. — Я понятия не имел, что ты такой громкий? У тебя всегда, знаешь, такой видок тихони-журналиста. Ну, или Супермен типа такой весь твердый, но и он тоже не орет. Кларк гримасничает и трет рукой затылок. — Да, — говорит он. — Извини. Мне не стоило… не стоило кричать при вас. — Да ладно, даже если бы встреча уже закончилась, мы бы все равно слушали это, — говорит Барри. — Ты пойми, это слушали люди в других штатах. Кларк вздрагивает и легко смеется одновременно, а Барри ухмыляется ему, светится, он явно доволен, что получилось разрядить обстановку. — Но правда, — добавляет он спустя мгновение. — Ты в порядке? — Да, — отвечает Кларк. — Да, я в порядке. Я просто был раздражен. Я позволил раздражению скопиться, надо было вести себя по-другому. Мы взрослые люди. Я просто… — Он останавливается и кусает нижнюю губу, трясет головой. — Мне так сложно говорить с ним, и я не знаю, почему. — Ну, слушай, он странный тип, — говорит Барри. — Он живет один в стеклянном доме над пещерой с летучими мышами, в которой он прячет свое высокотехнологичное оборудование для борьбы с преступностью. Ну, конечно, не совсем один, всегда есть Альфред, но я так, в целом. Его не так уж и просто понять, ага? Иногда я думаю, что он так себя ведет намеренно, потому что, ну, серьезно, стеклянный дом? И в нем живет самый непрозрачный человек на планете, ага? Кларк фыркает: — И это ты мне рассказываешь! Я могу видеть сквозь него, и я все равно его не понимаю. — О, блин, — горестно говорит Барри и смеется, — ты прямо мастер по игре слов о суперспособностях. На краткий миг он расплывается — наверное, греется, думает Кларк. Если ты все еще мерзнешь, полезно немножко ускорить все свои молекулы. Кларк смотрит на него, на открытое честное лицо, светлое, приветливое и всегда искреннее, и слышит сам себя: — Почему ты согласился быть в одной команде с ним, а? — Я? — спрашивает Барри, моргая, так, будто поблизости есть кто-то, с кем может говорить Кларк. — Ну, он меня попросил, для начала. А я не очень-то умею отказываться. Не то чтобы я пытался. Мне так захотелось, наверное. Я хотел быть частью большего, а если Бэтмен — часть чего-то, то это очень крутое что-то. И я… — Он останавливается, кусает губу и слегка пожимает плечами. — У меня есть силы, и они обалденные, не пойми меня неправильно, но я… я не знаю, я просто не понимал, что делаю. Я просто бегал и пытался не прое… не продолбаться слишком сильно. — Я умею ругаться, такие дела, — ровно говорит Кларк. Барри вздрагивает: — Да знаю! Я знаю, знаю, что умеешь, я просто иногда… смотрю на тебя и такой, типа: «Божешки, это Супермен, веди себя прилично или просто умри», — и все немного становится странным. Прости! Прости. Мне кажется, ты можешь встать в костюме на перекрестке, и все начнут соблюдать скоростной режим и ну… тормозить на желтый свет? — Он прерывается и машет рукой. — И вообще, мы не про это говорили! Я просто… он пришел и попросил меня. Меня. Бэтмен пришел и попросил меня быть с ним в одной команде. — И да, я знаю, что он не в порядке. Но я тоже, ага? А он не в порядке, но спасает людей, и у него здорово получается, когда он старается. А я сейчас не в порядке, но может быть, получится прокачаться и стать человеком, который не в порядке, но тоже спасает людей. — Потому что он должен был помочь тебе. — Кларку не следует быть столь скептичным, но просто… Просто подобное никогда не ассоциировалось у него с Бэтменом. Да, они провели пятнадцать минут вместе, сражаясь со Степпенвулфом, а еще все сказали ему, что Брюс их собрал, что он их нашел, чтобы создать Лигу Справедливости. Но Кларк был мертв. Он не видел, как это случилось, и вот это знание из вторых рук так и не сумело перевесить то ощущение: как он лежал под сапогом Бэтмена и знал — выматывающе, до глубин, — что умрет и ничего не может с этим поделать. Да только Барри кивает: — Да. Ну да, он помог. Помог. Я сказал ему, что не знаю, что делать, и он велел спасти одного. — Что? — Одного человека, — объясняет Барри. — Вбежать, спасти одного человека, выбежать. Спасти еще одного. А потом продолжать до тех пор, пока не спасу всех. — Он делает паузу и наклоняет голову. — Мне кажется, он сам всегда пытался это сделать. Он не может, знаешь ли, поднять планету, разорвать пришельцев на клочки или типа того. Он может только одно — спасать людей, когда представляется возможность. — Ну да, — медленно говорит Кларк. — А еще мне нужны были друзья, — добавляет Барри. — И ему, если подумать, тоже. Кларк фыркает и трет лицо. — Извини, я не хотел… Ты, наверное, прав. Я просто подумал: если ему так нужны друзья, почему бы не вести себя соответственно. Сложно это представить, думает Кларк. Брюс, одинокий? Да он все время замкнут в себе, он такой сложный; кажется, что любое его действие направлено на то, чтобы отталкивать людей… — Ну, — говорит Барри. — Он бэтменил сам по себе очень долго? — Он кривовато и неловко пожимает плечами. — Когда ты привык делать что-то по-своему, меняться трудно. Инерция, ага? Кларк запрокидывает голову, смотрит на бескрайнее синее небо Арктики, и думает об одиночестве. О секретах и о привычках, от которых сложно избавиться. — Да, — говорит Кларк, — я понимаю. (избегание — еще не разговор.) То, что сказал Барри, понятно Кларку. Он решает не забывать об этом, помнить в следующий раз, когда Брюс начнет отказываться отвечать на вопросы. Он решает постараться и дать им обоим возможность… избавиться от старых привычек. Все было бы куда проще, если бы Брюс не играл с ним в молчанку. Вернее, не совсем в молчанку. У Кларка уходит почти неделя на то, чтобы понять, что происходит: Брюс никогда не оказывается наедине с Кларком, никогда не обращается к нему напрямую. Даже не использует свое бескомпромиссное, непреходящее спокойствие. Он рассказывает обо всем команде, вызывает их по коммуникаторам одновременно и производит тактическую оценку, не обращаясь напрямую к Кларку. Он не смотрит на Кларка. Да, его глаза проходятся по Кларку, он не… не отворачивается от Кларка, ничего яркого или очевидного. Но Кларк все равно замечает. Он замечает и почти что хочет рассердиться. Он почти хочет не чувствовать мрачное смирение. Это еще одна тактика, и ее придется переждать. Он может себе это позволить. Рано или поздно Брюс прекратит… или у Кларка появится настоящая причина отвести Брюса в сторонку, поговорить. Настоящая причина, к которой Брюс прислушается. Не просто потому… что он хочет с ним говорить. И это все длится до тех пор, пока десять верхних этажей основного здания Уэйн Энтерпрайзес в Готэме не взрываются. четыре. Кларк слышит про это почти сразу, потому что он в офисе «Плэнет». У него уходит четыре невыносимо долгих минуты, чтобы отыскать Лоис и отвести ее в сторонку, но он даже рта раскрыть не успевает, а она уже кивает ему и говорит, что прикроет его у Перри, а потом разворачивает его, толкает в плечи, говорит: — Давай, давай. Лети. Он летит. Супермен прибывает на место происшествия поздновато — смотря, как считать, конечно. Чудо-Женщина и Флэш уже на месте, хотя Барри почти невидим для камер, наверное; он взбегает наверх и вниз по башне во вспышках белого света. Спасает одного человека, думает Кларк, а потом другого, совсем, как Брюс сказал ему. Потом Кларк хочет себе вмазать. В конце концов, Супермен приносит больше всего пользы как стабилизатор, если речь идет о структуре. Он может поддержать то, что осталось от каркаса здания, не опираясь ни на что снизу — опоры были ослаблены взрывом, поэтому нужно уменьшить риск дальнейшего обвала, пока службы спасения все еще работают. Когда все заканчивается, Кларку кажется, что прошло совсем мало времени. Все эвакуированы, раненых увезли; пожары потушены, и человек в форме, сделавший куда больше с куда большим риском для себя, хватает Кларка за руку и говорит: — Спасибо, Супермен. Дальше мы справимся. А потом… Потом не остается ничего больше, только отправиться в Зал и ждать. Диана прибывает первой и туда. Когда он приземляется и заходит внутрь, она уже ждет у входа. — Брюс был у себя в офисе, — немедленно говорит она, — но он жив. А Кларк даже не понял, как сильно пытался не узнать, не искать ответа, но тут половина звуков мира возвращается волной. Он не хотел слушать сердце Брюса, потому что мог ничего не услышать. Он стоит и трет рукой лицо, заставляет себя дышать. Возможно… возможно, он не дышал с мгновения, как покинул офис «Плэнет». Обычно он дышит, это как рефлекс, но сейчас он вдруг не уверен. — То есть все будет в порядке, — говорит он. Диана смотрит на него мрачно. — Я не знаю, — отвечает она. — С ним Альфред. Он позвонил и сказал, что еще слишком рано, чтобы о чем-то говорить. Врачи попытаются его стабилизировать, а потом его перевезут сюда. Очевидно, Брюс Уэйн очень яро настаивает, чтобы его лечил личный штат врачей. На одно странное истерическое мгновение Кларк почти хочет рассмеяться. Потому что да, разумеется. Ох уж этот Брюс Уэйн. Капризуля. Диана вытягивает руку и берется за его плечо. Тепло ее руки успокаивает. — Если мы можем что-то сделать, — тихо говорит она, — мы это сделаем. — Конечно, — отвечает Кларк. В конце концов, думает он, Брюс вернул его из мертвых. Если придется, он начинает думать, что сделает то же самое для Брюса. Возможно, именно поэтому он решает спросить. Он думает о своей смерти, о сражении — и, разумеется, о Брюсе. Но ведь Диана тоже была там. — Почему ты помогла? — спрашивает он. — С Думсдеем. Он знал тебя, но он тоже не ждал, что ты появишься. Почему ты пришла? Диана смотрит на него и взвешивает сказанное: морщит лоб, брови опускаются вниз. Ну конечно, она отнеслась к этому вопросу так же серьезно, как к любому другому. Она не подумала, что Кларк что-то бормочет в истерике. Конечно, она решила дать ему самый лучший ответ. — Потому что я не смогла уехать, — наконец произносит она. — Это было бы неправильно. Я знала, что могу помочь вам. Я знала, и было бы неправильно повернуться к вам спиной и позволить сражаться без меня. Никто не должен быть один против такой ошеломляющей темноты. Кларк сглатывает и закрывает глаза. — Брюс тоже это знает, — говорит Диана чуть тише. — Поэтому он собрал нас, чтобы мы могли сразиться с тем, что должно было случиться. И у тебя был этот выбор, разве нет? Никто не заставлял тебя лететь в Россию, к Степпенвулфу. Но ты помог нам. — Да, — говорит Кларк. — Да, наверное, так. Странно думать обо всем в таком ключе. Но у него всегда был выбор, разве нет? У него и сейчас есть выбор. Он может покинуть Лигу Справедливости, если захочет. Ему никогда не надо было справляться с отношением Брюса, с его взглядами, с его плоскими улыбками, со всей этой херней. Он мог уйти в любой момент — и больше никогда не видеть Брюса. Но он не ушел. Потому что он не этого хотел, на самом-то деле. — Эй! Голос Барри перекрывает тот самый допплеровский треск, и Кларк с Дианой поднимают взгляд одновременно. — Его стабилизировали, — говорит Барри сияя, тяжело дыша, резко. — Его стабилизировали и перевезут в Зал так быстро, как только смогут. — Хорошо, — слышит Кларк собственный голос. Он рад, что держит в руке ладонь Дианы, потому что в противном случае он уже переломал бы кому-то кости. (если собеседник не слышит вас — это еще не разговор.) Брюс выглядит очень херово. Наверное, именно это и должно волновать. Его привели в порядок, у него не течет кровь, ничего такого. Но гематом куча, пускай видны только те, что на голове, шее. И там, где он не черно-синий, он бледный и какой-то бесплотный. Кларк видел, как у Брюса идет кровь. Он заставил Брюса кровоточить. И нервируют не видимые раны, не капельница, не миллиард мониторов, не странно неглубокий пульс в ушах Кларка. Волнует… безвольность черт. Это не покой. Иногда Брюс заползает куда-нибудь в костюме Бэтмена, он бездвижен, словно статуя. Иногда он стоит во главе стола в комнате для брифингов, смотрит на Кларка и не двигается. Но он никогда не безвольный, не вот такой. Он всегда напряженный, так или иначе, напряжение — это его жизнь, он готов взорваться и начать действовать в любую секунду. Как Кларк понимает, дело в искусственной коме. Нужно просто держать его без сознания, пока не ушел отек в мозгу. Но он смотрит на закрытые глаза Брюса, на его безвольный рот, на мягкую руку, лежащую на чистой белой простыне, и изо всех сил старается не трястись. Он так настроен на сердцебиение Брюса, что все время ловит отдаленное эхо других звуков на той же частоте — переходов через звуковой барьер в отдалении, дюжину басовых битов из города над головой. А все остальное, даже голоса Дианы и Виктора этажом выше, звучит так тихо и нереалистично — если сравнивать с ошеломляющим, резонирующим сердцебиением Брюса в стерео-формате. — Эй, — говорит Кларк. Брюс не отвечает. И даже если бы он слышал, все равно мог бы не ответить, думает Кларк, чувствуя, как дергается уголок губ. Он пытается бороться с сухой полуулыбкой, которая так и просится наружу. — Ты мне не слишком-то нравишься, — говорит он Брюсу. — Иногда я даже думаю, что ты этого и добиваешься. Ты упрямый, ты меня раздражаешь и ты совершенно непонятен. Я не понимаю тебя, ты… мне кажется, я никогда тебя не понимал. — И вот поэтому ты не можешь сейчас уйти. Хорошо? Ты не можешь никуда уйти, пока я не разгадал тебя. Я просто хочу понять тебя, черт бы побрал. И ты никуда не денешься, пока я не узнаю, как сделать так, чтобы ты мне это позволил. Он вдруг обнаруживает, что тянется к руке Брюса. Это глупо, потому что Брюс этого не чувствует, и уж конечно, если бы чувствовал, это бы ничего для него не значило. Но Кларк все равно берет его ладонь, трет большим пальцем костяшки и только слегка удивляется, как это приятно. Как это утешает, чувствовать физическое напоминание о том, что Брюс существует, простое, прямое давление пальцев Брюса под его собственными. Будто он может удержать Брюса здесь, просто отказавшись его отпускать. — Понятно, что ты ничего из этого не слышишь, — запоздало добавляет Кларк и сжимает его руку очень осторожно. — Но я… я думаю, что мне просто придется повторить свою мысль в другой раз. Столько раз, сколько нужно, пока ты меня не услышишь. пять. Он не знает, сколько просидел здесь, и его слух все еще настроен на Брюса, поэтому он слегка вздрагивает, когда дверь открывается. — А, мистер Кент. Простите меня, я вернусь… — Нет-нет, — быстро говорит Кларк и встает, но так и не может заставить себя отпустить дурацкую утешительную руку Брюса. — Нет, Альфред, все в порядке. Пожалуйста, заходи. Я… я просто думал. Вот и все. Просто надо было подумать. Альфред замирает, держась за ручку, а потом осторожно закрывает дверь за собой. — Как скажете, мистер Кент, — выговаривает он. Потом переводит взгляд с Кларка на Брюса и сдерживает вздох. — Ох, только посмотрите на себя, сэр. В этот раз я даже не могу вас в этом винить. — Он слегка улыбается, криво и сухо. — И не повеселишься теперь. Кларк поднимает бровь: — Как часто такое случается? Альфред мгновение молчит. — Слишком часто, — говорит он тихо, и Кларк собирается извиниться, но он поднимает взгляд и добавляет легким тоном: — Но не так часто, как вы думаете. — Он останавливается, а потом делает шаг, второй, кладет руку на плечо Кларка. — Мастер Уэйн умеет выживать, даже если это маловероятно. Кларку приходится невесело рассмеяться: — Конечно. Например, в драке с Суперменом. Или, раз уж зашла речь, в драке, которая убила Супермена. Альфред гримасничает: — Наверное, он не извинился за это? — Словами — точно нет, — соглашается Кларк. — Ну конечно, — тихо говорит Альфред, почти шепчет, а потом трясет головой и встречается глазами с Кларком, и взгляд у него знающий. — Вы должны понять, мистер Кент, мастер Брюс всегда был склонен не верить в силу полумер. Все, что он делает, он должен делать на полную мощность. Когда мы считали вас угрозой, он был полон решимости устранить эту угрозу, а следовательно, компромисс был невозможен. А теперь, когда он не считает… — Что? — аккуратно подсказывает Кларк, когда пауза затягивается слишком даже для его терпения. — А теперь, когда он не считает, — говорит Альфред, — я полагаю, что он рассматривает собственную ошибку точно так же — если она не может быть исправлена или устранена с той же тщательностью, с которой была сделана, то в таком случае она абсолютна, перманентна. Кларк моргает: — Он воскресил меня… — Он стоил вам нескольких месяцев вашей жизни, — мягко говорит Альфред. — И отношений, которые были вам дороги. Кларк переносит вес с ноги на ногу и отводит взгляд: — У нас с Лоис все будет в порядке, — говорит он, чувствуя странную необходимость защищаться. — Возможно, мы вернемся в исходную точку, возможно — нет. Это наши дела, не его. — Он причинил много боли вашей маме. Вашей маме, вашим друзьям, всем, кто знал вас. Той боли, — добавляет Альфред еще тише, — с которой мастер Уэйн на данный момент тончайшим образом знаком сам. Кларк сглатывает. Альфред улыбается тихо и понимающе, а потом снова смотрит на Брюса. — И я уверен, что вы знаете, что мастер Уэйн много врет в обыденной жизни. Слова — в правде и лжи — перестали что-то значить в его руках. Извинения на его вкус фундаментально бессмысленны. Ценность имеет лишь действие. — Поэтому, — медленно говорит Кларк, — он купил банк. — Да ну? — Да, — отвечает он. — Купил. Уже в привычку вошло. Купил банк, работу, легенду — россыпь документов для Кларка Кента, хотя когда Кларк попытался поблагодарить его, он сделал недовольное лицо, отмахнулся и сказал, что ему надо успеть на десятичасовую встречу. И было ведь еще — команда, оборудование, Зал Справедливости. И конечно, думает Кларк, понятно, что человек, ловящий по ночам преступников в качестве хобби, предпочитает действия словам. Кларк поднимает взгляд и видит, что Альфред смотрит на него, а не на Брюса. — Но я не хочу банк, — говорит он вслух. — Я просто хочу поговорить с ним. — Невероятной сложности задача, — мудро говорит Альфред. — Но к счастью, мистер Кент, если вы спросите меня, вы вполне в состоянии с ней справиться. и один. В конце концов, с Брюсом все хорошо. По большей части. Когда он приходит в сознание, он не собирается соблюдать постельный режим, хотя вся остальная часть Лиги хором уверяет, что справится без Бэтмена, пока он не поправится. Но Кларк к нему прислушивается. Именно поэтому, когда одним вечером Брюс почти ретравматизируется, Кларк прилетает за пятнадцать секунд и вполне успевает усадить его в кресло, чтобы он не попробовал встать еще раз. — Я думаю, ты уже доказал, что идея-то так себе, — говорит Кларк. — Тебя тут не должно быть, — срывается Брюс. Кларк медленно вдыхает, и когда Брюс смотрит на него зло, умудряется улыбнуться, а не пялиться в ответ. — Я просто хочу помочь, раз уж могу это сделать, вот и все. — Ты слушал, — равнодушно говорит Брюс. Это справедливо, думает Кларк. — Ага. И даже бы извинился, да вот только мне не жаль. — Не жаль. — Нет, — признается Кларк. — Я волновался за тебя, Брюс. Мы все волновались. Я волновался за тебя, и я рад, что ты в порядке, но я видел, насколько все было плохо. Я хотел последить за тобой… то есть послушать тебя, наверное. Я хотел знать, что кто-то будет рядом, если понадобится, и я решил, что гожусь на эту роль. Он ждет, что Брюс продолжит нарываться. Что скажет, чего стоят его не-извинения, что если он не уберется, Брюс так или иначе заставит его это сделать. Но вместо этого Брюс смотрит на него, и глаза у него сужаются. Кларк видит, как ходят желваки, а потом Брюс внезапно спрашивает: — Почему? — Что? — моргает Кларк в ответ. — Почему? Почему ты продолжаешь… — И Брюс проглатывает слово, а кулак у него сжимается так сильно, что белеют костяшки, он резко, раздраженно выдыхает через нос. — Я не твоя ответственность, Кларк. Я не твоя ответственность, я не твоя обуза, я не твой друг. — А мог бы им стать, — говорит Кларк. Брюс смотрит на него. Кларк смотрит в широкие и удивленные глаза Брюса и именно в этот момент понимает, что, возможно, раздражал Брюса так же, как Брюс раздражал его, что Брюс точно таким же образом думал, что Кларк сложный, необъяснимый и неразумный. Он смеется. Брюс, кажется, не начинает что-либо понимать. — Прости, — говорит Кларк, а потом все портит, потому что снова смеется, трет рукой рот, не слишком-то усердно пытаясь приглушить звук. — Я просто… неважно. Слушай, Брюс, я не хочу брать тебя под свою ответственность, хорошо? Если уж на то пошло, я хотел бы, чтобы это было взаимно. Ты не обуза, и я не хочу, чтобы ты так думал. Я просто не хочу, чтобы ты снова поранился. Даже самостоятельно. — Он останавливается и сглатывает, вдруг безотчетно начиная нервничать, трет руки друг о друга. — И я хотел бы быть твоим другом, если ты мне разрешишь. Когда фраза покидает его рот, она звучит глупо, банально и очень подростково. Почему так не было, когда про друзей говорил Брюс? Но Брюс не смеется над ним, не скалит зубы. — Разрешу, — говорит он ровно. — Ну, да, — отвечает Кларк и чувствует себе еще глупее. — Ну… пока что это было сложновато. Или это и правда оказалось случайностью? Брюс несколько мгновений молчит. — Наверное, я… я считал, что так будет лучше. — В общем, я думаю, ты не прав, — смело говорит Кларк. Брюс бросает на него взгляд, и в отсутствие той равнодушной холодности, к которой Кларк почти привык, это… его глаза… Уголок рта Брюса вдруг приподнимается, и Кларк неясно думает, что до сего момент так и не понял, есть ли у Брюса чувство юмора. Кларк сглатывает, и кожу у него покалывает, о. О. Возможно, есть еще причина, по которой он так и не уговорил себя оставить Брюса в покое. Возможно, он не просто хочет понять Брюса. Возможно… возможно есть кое-что еще, еще одно желание. Он протягивает руку и накрывает ею кулак Брюса, все еще сжатый на подлокотнике. — Разрешишь? — мягко спрашивает он. И Брюс сидит и смотрит на него, не забирает руку. — Ты можешь пожалеть об этом, — очень тихо говорит он. — Я уверен, что насчет этого ты тоже ошибаешься, — отвечает Кларк — и улыбается.