Кошачьи глаза

- Дорогой мой Чун Юнь, скажи мне, своему лучшему другу, честно: нам обязательно было выдвигаться в такую погоду? Син Цю запахнул полы плаща и чуть поежился. Утро было в самом разгаре, но солнце, еще вчера спрятавшееся за тёмными предгрозовыми тучами, так и не появилось. С моря дул промозглый влажный ветер, вынуждающий кутаться в тёплые одежды. Ну как в тёплые - из тёплого у горожан, привыкших к переменчивому климату Ли Юэ, имелись лишь плащи, которые легко можно было скинуть при первом прояснении неба. Не сказать, что Син Цю не любил такую погоду - даже наоборот. Просто есть огромная разница между тем, чтобы легко прогуливаться у окраин города, прячась от дождя у разведенного костерка в очередной пещере и тем, чтобы толкаться по причалу и городской площади, продуваемой всеми ветрами. - Мы быстро, - чуть улыбнулся краешком губ Чун Юнь, обходя толпу у очередного прилавка, - мне нужно пару трав. Потом можем зайти в ВаньВэнь. Упоминание любимого книжного заставило его друга немного приободриться. Он ускорил шаг, стараясь не отставать от экзорциста, чей нежно-голубой плащ, словно путеводная звезда, вел его через площадь, людную даже в такую непогоду. Плащ этот мечник любил, наверное, даже сильнее книжной лавки - сам ведь подарил не так давно. Сам подарил, а до этого сам незаметно снял мерки, сам придумал примерный дизайн, сам заказал одному из именитых портных - его друг заслуживал всего самого лучшего, даже если у самого экзорциста не хватало на это "лучшее" средств и возможностей. Старый плащ Чун Юня книголюб вспоминает с лёгкой дрожью - в отличие от нового, сшитого из плотной ткани и подбитого коротким мехом, старый больше походил на рыболовную сеть... Стоит только вспомнить, и прошибает холодом, не смотря на собственную верхнюю одежду. По спине бегут мерзкие холодные мурашки. - Юнь-Юнь. Ну Юнь-Юнь! Чунь вздохнул и медленно обернулся. Он уже давно понял, что за этими "Юнь-Юнями" следует либо хитрость, либо капризы. Книголюб сам был как открытая книга, стоит лишь проявить немного (ладно, очень много) терпения. - Ну что такое? Син Цю остановился и топнул ногой, то ли выражая этим свое возмущение, то ли просто пытаясь согреться. - Я замерз. Вот заболею и умру - и будешь тогда знать, как гонять меня по такому холоду! Показушно-недовольное лицо его при этом выглядело так забавно и мило, что даже "холодный, как лед" не мог не растаять: - Ладно. Рядом "Народный выбор". Зайдем на чай. Но потом - за травами! Мечник издал неожиданный довольный звук, напоминающий что-то среднее между угуканьем и писком, поймал друга за руку, и энергично потащил в сторону ресторана. Юнь не сопротивлялся, незаметно пытаясь согреть холодную ладонь в своей. Чай, как и все, к чему прикасались Сян Лин или ее отец, был вкусным. Насыщенный, чуть терпкий, пробирающий теплом до костей и мягко согревающий нутро - Син Цю обожал его. Тем более, что подруга, прекрасно знавшая его вкусы, всегда добавляла в напиток немного так любимой им шелковицы. Волшебный аромат!... Чун Юнь же, не изменяя себе, с удовольствием тихо смаковал зелёный чай с мятой, с недавних пор ставший его фаворитом в этом заведении. Син Цю поставил чашку на стол и подпер подбородок рукой. - Кстати, кое-кто так и не сказал, что за травы ему нужны. Неужели здоровье "ходячей снежинки" пошатнулось от лёгкого ветерка? - вкрадчиво проворковал он, насмешливо сощурившись. В ответ послышался тихий фырк. Его мягко пихнули в бок. - Это не я пару минут назад страдал, что слягу. Травы не для лечения. Для экзорцизма. О как. Мечник подсел поближе, заинтересовано распахивая глаза. - А что за травы? И как вы их используете? Я думал, экзорцисты обходятся только амулетами и мантрами, а всякие зелья - удел алхимиков... А много уходит трав на одного духа? А правда, что ива защищает от нечистой силы? А что вообще защищает?... Крио-воин вздохнул, откидываясь на спинку стула, и устало посмотрел на неуемного друга. И за что ему такое любознательное наказание? Чем он провинился в прошлой жизни? - Тебя, - он мягко выделил это слово, переводя взгляд в окно, - от нечистой силы защищаю я. Этого достаточно. - Ну Юнь-Юнь! - обиженно надул губы друг, и потянулся, чтобы схватить его за предплечье, но вспомнил, что в помещении они не одни, и сдержал себя. Пусть наедине с другом он позволял себе вольности, вроде эмоциональных порывов и шума, статус не позволял пойти на такое прилюдно. - Ты допил? - ответили ему, откровенно игнорируя чужое возмущение, - Идем. Мечник молча двинулся следом. На самом деле, он и сам знал ответы на свои вопросы. Но хотелось услышать их именно от Чун Юня. Тот не любил рассказывать про свою работу и тренировки. Нет, конечно, будучи другом Син Цю, он обязательно делился с ним радостью, если изучал что-то новое, но никогда не распространялся на эту тему. Если подумать, даже о его семье книголюб знал не так уж много - Чунь намеренно опускал в своих рассказах все, что было связано с экзорцизмом. А учитывая то, что его родители посвятили этому делу всех себя и всю свою жизнь - информации, не касающейся семейного дела, то есть той, которой воин был готов поделиться, были настоящие крохи. Достаточно долгое время, еще в самом начале их общения, эта закрытость сильно уязвляла гордого Син Цю, полностью доверявшего лучшему другу. Да и как иначе, если ты открываешь человеку все, буквально всего себя со всеми демонами и страхами, а он возводит стены, сквозь которые пробиться не проще, чем через голубой лед Драконьего хребта? Тогда мечник начал искать ответы сам. Интересно, как бы отреагировал его друг, узнав, что аж несколько полок в его спальне под завязку забиты книгами о духах и экзорцизме? На самом деле, именно на этот вопрос парень действительно не хочет знать ответ. Книг, а значит и информации, действительно удалось собрать много. Вместе с ней пришло понимание. Пришло - и осело неровным забористым почерком в ворохе конспектов на его рабочем столе. - Аккуратно, - Чун Юнь поймал задумавшегося друга за локоть, спасая от столкновения с полупьяным, несмотря на такую рань, матросом, неожиданно выплывшим из-за поворота. Внимательные голубые глаза одарили моряка тяжёлым цепким взглядом, сузившиеся кошачьи зрачки следили за его движениями, пока он не скрылся в толпе. Син задумчиво поблагодарил друга. При взгляде в его кошачьи глаза перед мысленным взором парня выросли строчки из его записей. "Никто точно не знает, откуда взялась профессия экзорциста. Многие даже сомневаются, что это можно считать профессией - по существующим ныне исследованиям можно сделать вывод, что это, может, и не новая раса, но определенно не совсем люди, существующие где-то между привычным нам миром и миром темным." Воин снова шел чуть впереди, направляя и пробивая собой путь сквозь толпу, но Син Цю уже догадался, что идут они в сторону хижины "Бубу" и шел увереннее. Ветер вдруг переменился, задул в лицо, пробираясь под плащ и пуская толпы мурашек по открытым ногам и шее. Мечник отвернулся, пряча от воздушных потоков глаза, но продолжая идти почти вслепую. Он знал, что ему не дадут упасть. И ему правда не дали, резко затормозив, отчего парень врезался прямо в широкую, для его лет, грудь друга. - Что такое? - он удивлённо вскинул глаза на закрывшего его от ветра экзорциста. - Замерзнешь, - на его плечи мягко ложится чужой голубой шарф, - Одевайся теплее, сколько можно просить. "... Не совсем люди, существующие где-то между привычным нам миром и миром темным", да? Син Цю даже не нужно озвучивать, что любой идиот, посмевший назвать его друга "темным созданием", обречён на медленную и мучительную смерть от водных клинков - это нечто само собой разумеющееся, как то, что солнце встаёт на востоке. Однако даже он понимал, что его партнёр (слово-то какое приятное вертится в голове, а: "партнеееер") далеко не обычный человек. И речь тут даже не о наличии Глаза Бога. Закончив укутывать его, Чун Юнь как-то совсем по-кошачьи фыркнул и, напоследок улыбнувшись одними глазами, отвернулся. Теперь он шел прямо перед мечником, спиной прикрывая его от пронизывающих порывов ветра. Син Цю знал, что чуткие глаза внимательно следят за окружением, издалека замечая в утренней толкучке проходы и пустоты и, чисто на всякий случай, мониторя округу на наличие опасностей. Знал, что вертикальные зрачки чуть расширяются, привыкая к пасмурному полумраку. Знал, что от этих голубых огней никогда не укрывается ни одна деталь и экзорцист замечает гораздо больше, чем показывает. "Доподлинно известно, что выследить демона - или духа - способен лишь якша или другой демон. Ряд исследований позволил доказать, что феноменальные "поисковые" навыки экзорцистов - наследство от их демонических предков, чья кровь течет абсолютно в каждом, кто ступил на стезю экзорцизма. Даже очень сильно разбавленная сотнями и сотнями поколений, она, обладая достаточной силой, наделяет своих носителей способностями и особенностями, неподвластными простому человеку. Способность к изгнанию и призыву, огромный запас духовных сил, повышенное восприятие всеми органами чувств, звериные черты (ими могут быть глаза, челюсть, уши, когти или хвост) в отдельных случаях слабая врождённая регенерация и даже телекинез - "наследство" весьма велико и отличается для каждого конкретного рода, ведущего свою историю от собственного демона". В лавке целителя царит лёгкий полумрак, и Син Цю несколько теряется, мнётся пару секунд у двери, прежде чем довериться чужому светлому силуэту, словно бы чуть освещающему собой помещение. Его друг не получал дискомфорта от темноты, какой бы кромешной она ни была - голубые глаза одинаково ясно видели и при свете дня, и звёздной ночью, и во мраке заброшенных подвалов. Пара секунд, пока зрачки привыкают к освещению - и он снова готов ко всему, ведя и прикрывая дезориентированного Син Цю. Это чудо-зрение Чун Юня не раз спасало их из серьёзных передряг, хотя и сложностей приносило не мало. Например, не так давно книголюбу пришлось заказать для него специальные затемненные очки, ибо бедняга чуть не ослеп после путешествия с Итером на Драконий хребет. Он плохо выносил даже прямые солнечные лучи, болезненно жмурясь, что уж говорить о блестящих горных склонах... Экзорцист легко опирается о стойку, цепким взглядом пробегаясь по полкам и надписям на ящиках с травами. - Добрый день. Мой заказ готов? Травник кивает и отходит к обособленно стоящему сундуку, чтобы порыться в нем с полминуты. - Давайте сверим список. Два цзиня порошка полыни и два фэня настойки из него, два цзиня молодых веток ивы, четыре ляна перемолотых веток персика, четыре ляна красных бобов, десять побегов бамбука и два ли... * - Достаточно, я вижу, спасибо, - быстро произнёс экзорцист, забирая из рук целителя последний предмет, даже не глядя на него. Син Цю показалось, что его уши чуть покраснели, но сказать наверняка он не мог из-за неотступающего сумрака. Мечник молча пробежался взглядом по мешочкам с травами и растениями. Собственно, практически все из них он плюс-минус угадал, так что вечера над книгами зря не прошли. Единственное, что он с удивлением отметил - побеги бамбука. Надо будет не забыть записать, когда вернётся домой. "Однако, стоит отметить, что у этой монеты, все же, две стороны. Помимо огромного количества плюсов, демоническое наследство сулит обладателям и невероятное горе. Звериные черты пугают обычных людей, мешают социализации и спокойной жизни вне "охоты", заставляют скрывать свои отличия под ворохом одеяний и тайн. "Чутье" на демонов и призраков - вещь страшнее. Оно заставляет чувствовать их приближение, слышать их голоса, ощущать прикосновение тьмы к собственной метущейся душе... не мало экзорцистов пали жертвой собственных сил, сойдя с ума от несмолкающего потустороннего шепота. Носителям повышенного запаса внутренней энергии повезло еще меньше. Вынужденные жить в полной аскезе, с трудом заботящиеся о самих себе из-за постоянных проблем с температурой собственного, не справляющегося с нагрузкой тела и крошащегося от внутреннего огня разума, они либо медленно гаснут, сознательно отрезая себя от жизни вне духовных практик... Либо срываются, выпуская энергию наружу и, будучи более не способными к самоконтролю, наносят непоправимый, зачастую, смертельный вред себе и окружающим. Известны случаи, когда другие экзорцисты или окружение убивали "сорвавшихся", дабы защититься и (или) избавить их от страданий. Однако некоторые, не в силах справиться с чувством вины за содеянное, предпочитают самоубийство. Если верить статистике, большинство экзорцистов убивают не демоны, а собственная природа." Чун Юнь быстро расплатился. От Син Цю не укрылось, насколько сильно похудел его и без того не очень наполненный кошель. - Ну что, - негромко произнёс воин, отходя от стойки, - дай мне пару минут и можем выдвигаться в книжный. - Угу, - ответил друг, внимательно наблюдая за тем, как он отточенными движениями раскладывает покупки по внутренним и скрытым карманам одежд. Если бы какой-нибудь стражник вдруг решил обыскать парня, был бы весьма и весьма удивлен количеству предметов, спрятанных в складках ткани. Даже сам Син Цю бывает шокирован тем, что таскает с собой его друг и тем, откуда он это достаёт. Словно материализовывает из воздуха, как меч, ей-богу. Однако экзорцисту все труднее и труднее его удивить. Как раз таки наоборот: с каждым днем все чаще удивляется сам Чунь, постоянно находящий в карманах не только талисманы и инструменты, но и звонкие монетки. Неужели он настолько не внимателен к собственным деньгам, что постоянно сует их куда попало и забывает об этом, словно белка с орешками? И это при том, что ему приходится считать каждую монету? Конечно, Син Цю, помнящий на ощупь местонахождение большей части его карманов не имеет к этому абсолютно никакого отношения. И то, что напрямую воин его деньги не просит и не принимает, как бы ни нуждался, тоже, да. Вот и завтра экзорцист обнаружит в своих карманах новую порцию моры. Воистину, мир полон чудес. Однако для самого Син Цю самым большим чудом оставался Чун Юнь. - Знаешь, - задумчиво протянул мечник, - оглядываясь на выкладывающего на прилавок травы лекаря, - дай-ка я тоже кое-что себе возьму, раз уж пришли. И, дождавшись кивка, вернулся к травнику. Услышавший заказ Гуй почему-то мягко улыбнулся, наградив парня ощущением странной неловкости. Словно он выдал что-то важное, какой-то страшный личный секрет, который не должна знать ни одна живая душа. Это было... непонятно. Книголюб чувствовал, что будет ломать над этим голову ближайшие несколько дней. И это ощущение важности происходящего, важности этой ускользающей от него причины неловкости было еще страннее. Чун, как верный пес, ждал у входа, прислонившись спиной к холодной стене. Улыбнулся одними глазами, почувствовав приближение, тихо уточнил: - Снова масло шелковицы? Парень кивнул. Не мудрено, что лучший друг так легко угадал - в его покупке не было ничего удивительного. Он буквально обожал шелковицу во всех ее проявлениях от духов до вина. Даже его парфюм представлял из себя это пресловутое масло, которое он мягко втирал по утрам в кожу запястий и шеи. Однако он никогда не признается, что покупает его обычно не для себя. Берет он его для этой синеглазой снежинки, что тихо уточняет, какие книги они будут выглядывать сегодня. Син Цю уже не помнит, как он обнаружил эту особенность своего друга, но вот уже несколько лет лелеет ее у самого сердца, как дорогое сокровище: когда Чуню плохо, его может успокоить только нежный аромат шелковицы на чужих плечах и мягкое поглаживание голубого затылка. Чун Юнь уже не удивляется, просыпаясь в теплых объятиях после очередного "веселого" похода в "Народный выбор". Только вздыхает тяжело-тяжело и смотрит на Син Цю, смотрит, словно затравленный щенок. Ищет глазами следы своих грехов. И жмурится, стоит поймать ласковый взгляд друга. Мечник никогда не устанет повторять, что все хорошо и Чунь никогда и никому не причинил серьёзного вреда. Что он, Син Цю, всегда рядом, чтобы удержать и успокоить. Что экзорцист может отпустить себя, довериться им обоим. Но из всех этих слов и обещаний парень по-настоящему слышит только одно: "Да, это я подложил тебе перец". Но разве у бедного книголюба есть выбор? Либо он выводит друга из равновесия, чтобы помочь ему и доказать, что это безопасно, что они справятся, что он не монстр - либо же молча наблюдает за тем, как его Юнь-Юнь медленно сгорает в собственном пламени. Син Цю не любит молча наблюдать. Они как раз дошли до спуска с Террасы. Мечник остановился, чтобы окинуть взглядом утреннюю гавань и вдохнуть холодный влажный воздух. У самого причала алели паруса, яркими всполохами разрывая серую небесную гладь. -... так что даже не знаю, стоит ли искать эту книгу в городе, - закончил он начатую раннее мысль. - Ну, мы можем попробовать, - ответил Чун Юнь, проследив направление его взгляда, - Хотя ты прав: учитывая шторм, торговые корабли окажутся в гавани не ранее следующего месяца. Так что... - Вы только гляньте на эти глазки! Друзья слажено обернулись. В паре шагов от них остановились миллелиты. Син Цю хватило беглого взгляда на них, чтобы определить: это недавние новобранцы, судя по всему, только что заступили на смену. Что им нужно? - Простите?... Ближайший из них, видимо, негласный лидер (если верить броне, званий они еще не имели) проигнорировал его, сделав еще один шаг к Чун Юню. - Нет, ну вы видели? Настоящий котик. Гуляешь сам по себе или хозяин выгуливает? Мечник даже дернулся. Что он себе позволяет?! И почему Чун молчит? Он скосил глаза на друга. Тот медленно шагнул... в сторону от него. - Прошу прощения, но у меня, - Син Цю удивлено вскинул брови. У него? Не у них? -... есть важные дела. Доброго дня. Миллелит оказался упрямым. - Подожди! - Он схватил юношу за предплечье. Мечник осознал, что вскинулся, сжав ладони почти до крови. Почему друг молчит? На его месте книголюб бы уже врезал прямо в наглую миллелитскую... Он поймал быстрый взгляд экзорциста. Напряженный, злой... виноватый. Пазл сложился. Юнь сделал шаг назад, вырываясь из чужой хватки. Мужчина двинулся следом, улыбаясь: - Ну подожди, котенок, не будь злюкой. Помурлычь - и мы уйдем. Ну что тебе стоит? Хочешь, почешу за ушк... На руке, протянутой к голубым волосам, стальным кольцом сжались холодные пальцы. Миллелит удивленно уставился на Син Цю. Парень сильно уступал ему в росте и комплекции, но изящная ладонь оказалась неожиданно сильной, а взгляд... на него еще никогда не смотрел сверху вниз кто-то на пару голов ниже. Книголюб расплылся в улыбке. - Что происходит? - Начал он громко. Стражник дернулся в сторону, не ожидая, что тот будет таким шумным, но парень так и не отпустил его руку, удерживая на месте, - Почему нас останавливают без каких бы то ни было причин? Где это видано, - его голос срывался на тонкий фальцет; вокруг стала собираться толпа зевак, - что наши доблестные миллелиты при свете дня пристают к гуляющим юношам?... - Тссс, да тише ты, - дергался солдат, силясь вырваться из цепкой хватки и медленно бледнея. На террасе собралась изрядная толпа. Поднялся крик. В другой ситуации все эти прохожие, может, и прошли бы мимо, но здесь жили состоятельные люди, и наследника гильдии Фэйюнь многие знали лично. У юноши всегда была репутация спокойного и воспитанного молодого человека, поэтому ни у кого не возникло ни малейших сомнений, что он - пострадавшая сторона. А раз так - нужно поддержать его. Поддержать... чтобы однажды гильдия поддержала в ответ. Кто-то кричал, что нужно хорошенько прочистить ряды "наших доблестных защитников", кто-то возмущенно махал кулаками и грозился донести начальнику охраны, кто-то порывался сопроводить нерадивых служителей правопорядка непосредственно к главе их корпуса, кто-то просто шумел и всячески выражал поддержку "оскорбленным молодым людям". Толпа медленно обступала их со всех сторон и Син Цю оставил "противника" на ее полное попечение. Отпустив стражника, он тут же развернулся и схватил под руку совсем притихшего друга, чтобы с лицом, полным боли оскорбленной невинности, медленно спуститься на площадь и скрыться за ближайшим поворотом. Город они пересекли молча. Книжный вспомнился уже на самом подходе к дому Чун Юня, но книголюб не расстроился, все так же бесшумно открывая дверь (разрешение ему уже давно не требовалось, а ключи... он прекрасно помнит, в каком кармане толстовки они спрятаны) и заводя окончательно спавшего с лица друга в темный коридор, а оттуда - в сдержанно обставленную спальню. - Ты... в порядке? Экзорцист тяжело опустился на тихо скрипнувшую кровать. - Д-да. Кажется да. Юноша спрятал лицо в ладонях и тяжело вздохнул. Было заметно, насколько дрожали его руки. - Юнь. - М? - Никогда больше так не делай. Син Цю опустил ладони на дрогнувшие плечи, дождался, пока друг поднимет на него виноватый взгляд, и тихо продолжил, мягко поглаживая светлую кожу через ворох одежды: - Никогда больше не позволяй другим прикасаться к тебе. Приставать. Унижать. Неважно, рядом я или нет. Тот устало прикрыл глаза. - Я не мог... Наследнику торговой гильдии не пристало влезать в уличные разборки. Не хочу, чтобы у тебя были проблемы. - Прекрати! - Мечник отвесил другу легкий щелбан. - Глупый Юнь-Юнь. Ты - важнее. Если мне придется выбирать между гильдией и тобой - выберу я отнюдь не контракты и заказы. Смешок. - Слышал бы тебя сейчас твой отец... Син Цю громко фыркнул, вызвав у экзорциста слабую улыбку. - Ему придется смириться с этим фактом. Я всю жизнь пашу, как проклятый, на благо Фэйюнь. Имею право на маленькие капризы. - То есть я - твой маленький каприз? "Ты - мое большое сокровище". - Именно, мой дорогой Чун Юнь. Увидев, что улыбка друга стала шире, напряженный мечник чуть расслабился и шумно плюхнулся рядом с ним. Огляделся. Только сейчас он заметил, что что-то в комнате отличалось от привычного положения вещей. Появилось нечто неуловимое, но до боли знакомое... Он принюхался. Отпустил плечо друга, которое до сих пор неосознанно сжимал (почти судорожно, в чем никогда не признается). Наклонился к светлой подушке в умилительную синюю снежинку (серьезно, Юнь?). Принюхался снова... ... И с удивленным вздохом упал на кровать практически плашмя, зарываясь носом в сладко пахнущую ткань. Чун Юнь за его плечом охнул и чуть покраснел, тут же отвернувшись. - Юнь-Юнь, - сладкий тягучий голос мечника практически источал мед вперемешку с хитрыми искорками, - неужели это то, о чем я думаю? Тот смущенно заерзал на месте, неловко потирая шею. - Н-не... кхм, не понимаю, о чем ты. - Юнь-Юнь, - Син Цю перекатился на бок, прижимая к груди полную аромата подушку и пряча в ней улыбку, - ты такая врушка. По-твоему я не узнаю запах шелковицы? Ненадолго повисла тишина, нарушаемая лишь тихим размеренным дыханием. Книголюб не торопил с ответом, с широкой улыбкой наблюдая, как уши друга становятся все более и более красными. Наконец, экзорцист сдался. Бледная, все еще чуть дрожащая рука полезла куда-то под складки одежды, вынимая из очередного скрытого кармана небольшой пузырек, купленный сегодня у травника. Син Цю даже прикусил губу, чтобы не улыбаться еще шире, когда увидел, что этот флакончик - брат-близнец купленного им самим. От улыбки начинали болеть щеки. - Ну Юнь-Юнь, - протянул имя ласково, почти нежно, - и как это понимать? Чун Юнь обернулся на него. Красные щеки, смущенно поджатые губы. Глянул исподлобья, ярко блеснув голубыми зрачками. - Он успокаивает. Мечник понимающе улыбнулся. Это действительно так. По крайней мере в его случае. - Не знал, что у нее есть подобные свойства... - Н-нет! Нет... - Замялся. - Спокойно не потому, что шелковица. Это... твой запах. Когда меня... накрывает - я использую его. Тогда кажется, что ты рядом. От этого спокойно. С одной стороны, Син Цю именно подобного ответа и ожидал с того самого мига, как почувствовал сладкий аромат. С другой... Слова Чун Юня, то, как он краснеет, сжимая в руках флакончик... что-то во всем этом было таким... трепетным? Словно бабочки касаются изнутри груди, щекочут горло своими крыльями. Молчуном книголюб никогда не славился, по крайней мере наедине с другом его обычно не заткнуть, но сейчас, к своему большому удивлению, он понимает: все слова словно вылетели из головы, не оставив ничего, кроме выжженного на подкорке кошачьего взгляда. На секунду он представил, как Чун Юнь зарывается носом в пахнущую шелковицей (пахнущую им!) подушку и тихо зовет его по имени. Мысли путаются. Мечник чувствует, что сам краснеет. Все, что он может выдать - хриплое: - Я рад. Какое-то мгновение он мнется, сомневаясь в том, что хочет сделать, но потом шумно выдыхает, решаясь. Подкладывает себе под спину подушку, меняет положение, чтобы полулежать на ней. Разводит руки в стороны. - Иди ко мне. Чтобы... чтобы было спокойно. Чун Юнь смотрит удивленно, даже не моргает. Кошачьи зрачки горят в пасмурной полутьме. Син Цю успевает подумать, что переборщил, и пару раз мысленно умереть внутри, но затем экзорцист улыбается. Слабо, смущенно, практически одними глазами. Он кладет флакон на тумбочку у кровати и одним изящным, каким-то по-настоящему кошачьим движением, укладывается в заботливые руки Син Цю. Прижимается щекой к заполошно бьющемуся сердцу. - В следующий раз просто позови меня, чтобы не использовать масло, - тихо проговаривает мечник в голубую макушку и, когда слышит в ответ согласное угуканье, добавляет, - котик мой. Наступившую тишину разрывает тихое "ой", когда он получает пальцем под ребра. ******* Домой наследник торговой гильдии вернулся уже вечером. Встречаться с родней совершенно не хотелось. Он знал, что новость о сегодняшнем происшествии уже дошла до отца, и его ждет крайне серьезный разговор. Выговор - последнее, что хотелось бы услышать на ночь. Особенно когда на груди еще ощущалось приятное тепло чужого тела... Попасть в спальню, миновав жилые комнаты и слуг можно было лишь одним способом - через окно. Путь привычный, много раз исхоженный (больше, правда, Чунем, чем самим Син Цю), пусть и требовал некоторой ловкости и времени. Парень был уже на середине подъема, когда снизу раздалось вежливое покашливание. Он посмотрел вниз. - Отец ждет, - брат скрестил руки на груди, с мягкой улыбкой наблюдая за ним у самых корней дерева, - спускайся. Син Цю вздохнул. Вечер будет тяжелым. Отец действительно ждал. Юноша с пробежавшим по спине холодком заметил, что в зале не было никого из слуг - плохой признак. Очень плохой. Глава семьи сидел за большим круглым столом в приемной, медленно потягивая зеленый чай из изящной фарфоровой кружки. Еще один плохой знак, учитывая то, как мужчина ненавидит чай. Мечник сглотнул. - Ты хотел меня видеть? Брат сел по правую руку от отца и Син Цю не оставалось ничего другого, как занять место напротив них - в таком положении давление ощущалось сильнее. Старый прием, используемый во время торговых сделок. Он знал каждую из подобных уловок, как свои пять пальцев. Однако это никогда не мешало им работать на нем. По крайней мере, если он имел дело со своим отцом. - До меня дошли слухи о "инциденте" сегодня утром. Оу. Пугающий тон. - Что именно ты имеешь ввиду под "инцидентом"? Мужчина поднял на него холодный взгляд. - Не притворяйся глупцом. Ты прекрасно понял, что я имею ввиду. Веские оправдания? Син Цю до побелевших костяшек сжал лежащие на коленях руки. - Те стражники приставали к моему другу. - Я сказал "веские" причины, Син Цю. Юноша сжал губы. - Что может быть более веским, чем защита друга? Мужчина удивленно вскинул брови. Звякнула поставленная на стол чашка. - Интересы гильдии. Разве не этому я тебя учил? - Это неправильно. Отец и брат удивленно посмотрели на него. От Син Цю не укрылось, что брат чуть улыбнулся. Это придало уверенности. - Должно быть, мне послышалось, - тихо ответил глава. Темные глаза раздраженно сузились. - Это неправильно, - повторил Син Цю. И впервые за разговор вскинул голову, глядя отцу прямо в лицо. Он встал, разрушая магию психологических уловок, уперся руками в стол, нависнув над ним - так, как делал сам отец, когда хотел показать свою непоколебимость. - Это неправильно, - повторил он снова, тверже, - Чун Юнь - мой лучший друг, часть моей семьи. И защищать его я буду всеми доступными мне способами, независимо от количества ресурсов и чужого мнения. Так, как защищал бы вас! Повисла тишина, в которой никто из спорящих не заметил, как брат Син Цю расплылся в хитрой улыбке, прикрывая рот рукой и совсем не по-взрослому сползая на стуле. Глава гильдии молча смотрел на сына, переваривая его ответ, и с каждым осознанным словом все больше и больше меняясь в лице. Наконец он издал какой-то странный звук, опираясь на стол локтями и пряча лицо в ладонях. Син Цю перевел удивленный взгляд на бесшумно смеющегося брата. Тот покачал головой, тщетно пытаясь подавить улыбку, и положил ладонь на плечо отца. - Пап, не переживай так. По крайней мере... по крайней мере этот парень из известного и уважаемого рода... Мужчина ответил еще более странным звуком, отдаленно напоминающим стон. - ... он вполне себе достойный, воспитанный юноша, никогда не пользовался нашим Син Цю, часто помогает нашим людям... Теперь уже глава гильдии определенно точно застонал, почти упав грудью на столешницу. - ... да и смотрятся они вместе ну просто волшебно! Мужчина откровенно взвыл, вскочив, и быстрым шагом пересек комнату, чтобы выудить из дорого резного шкафчика не менее (а то и более) дорогую бутылку. Мондштадтское вино, один из лучших сортов - береглось на особый случай. Видимо, этот случай таки настал. Братья со смесью шока, ужаса и восхищения наблюдали за тем, как их отец зубами (есть еще порох в пороховницах!) вскрывает бутыль и залпом осушает на треть прямо из горла. Вот тебе и уважаемый торговый представитель, ха. Мужчина глубоко вздохнул, прижав бутылку к груди. Поднял полный какой-то неясной боли взгляд в небо, постоял с минуту. Никто из его детей не рискнул нарушить тишину. Только тихо звякнула чашка, к которой приложился старший, допивая за отцом так ненавистный ему чай. Глава прикрыл глаза, словно смиряясь с чем-то, и хрипло бросил в пустоту перед собой: - Иди к себе. Син Цю уговаривать дважды не нужно. Уже в дверях он услышал, как отец вполголоса бросил брату: - Если еще и ты оставишь меня без внуков - убью обоих. Буквально взлетевшему по лестнице Син Цю почему-то казалось, что сегодня его родня узнала о нем что-то такое, что он сам еще не до конца осознает. Он думает, что будет ломать над этим голову еще долго, но проваливается в сон только коснувшись головой подушки. Ему снятся голубые кошачьи глаза. Ветер, разметавший тяжелые тучи, мягко влетает в окно, чтобы перелистнуть разбросанные по рабочему столу конспекты.